Страшно подумать, что Ахилл мог не встать на сторону греков! Еще неизвестно, как бы окончилась тогда Троянская война. К счастью, судьба распорядилась иначе. Нельзя же думать только о себе и не видеть ничего дальше своего носа!
Гомер задрожал, предвкушая, какую песнь он напишет, вернувшись. Раньше ему не приходило в голову подать историю спасения девочек с такой точки зрения. Эту идею надо использовать. «О, Музы, легенда будет великолепной! Но… если хоть одна бегунья погибнет, я всю жизнь не смогу об этом забыть. Может, я даже не смогу больше петь».
Раздраженный голос Аталанты вернул его на землю:
— Ты все равно не поймешь! Ты не такая!
— Я хочу понять. Ну, скажи, наконец, почему? Ты подвергла девочек жестокой опасности…
— Не грозила им никакая опасность, все было продумано! — выкрикнула охотница, громко всхлипнула иотвернулась, скрывая рыдания. — Я не могла знать, что так выйдет!
— Военачальник, проигравший сражение, говорит то же самое, — тихо произнес Гомер, вспоминая курс истории. Габриэль удивленно посмотрела на него и замолчала. — Наш учитель в Академии всегда подчеркивал это, и он прав. Провалившаяся тактика, грубейшие ошибки в стратегии, досадные просчеты… с кем не бывает. «Этого я предвидеть не мог».
Обычно мягкий взгляд певца стал обвиняющим, невыносимым, он смотрел охотнице прямо в душу. Аталанта порывисто отвернулась, плечи ее опустились.
— Даже если ты не хотела, чтобы все так обернулось, теперь это не имеет значения, — произнесла Габриэль. — Ты подумала, что придется пережить девочкам, оторванным от родителей, похищенным разбойниками в масках? Их увезли далеко в горы, заставили идти по лесной чаще, провести холодную ночь в одних легких хитонах. Ты представляешь, что они испытали, какой ужас? Они боялись не смерти, в этом возрасте мало о ней думают. Даже если не один из твоих грубиянов не протянул к ним грязные руки, даже если мы спасем их из лап Сфинкса, ты знаешь, что они будут видеть во сне? Годами, а может быть, до конца дней.
Аталанта выпрямилась и гордо вздернула подбородок:
— Какое мне дело до того, что творится в душе у сопливых девчонок? Родной отец отнес меня в лес, когда мать еще лежала в постели после родов. Он оставил меня на ледяном валуне, надеясь, что я погибну. Моя душа изранена с первых дней! Вместо матери ко мне подходила медведица и поила своим молоком! Ты видела этих девчонок: распахнутые наивные глаза, зубы так и сверкают, вечно-то они смеются, хихикают… Может быть, частица настоящей жизни — как раз то, что им нужно, — горько проговорила охотница. — Я с рождения знала, каков этот мир.
— Понятно, — сухо перебила Габриэль. — Тебе плохо, ты натерпелась, значит, и остальные не имеют права на счастье? Можно подумать, тебе одной пришлось нелегко! По-твоему, моя жизнь — чудесная сказка? И его тоже? — она кивнула на Гомера. Аталанта перевела взгляд с поэта на девушку, зло пожала плечами и уставилась на кучку сосновых игл у своих рук.
— То, что сделал твой отец, ужасно, — тихо продолжала Габриэль. — Не всем приходится пройти через такое. Но ты росла, окруженная любовью и заботой: посмотри, на что пошел Иксос лишь потому, что не смог сказать тебе «нет»! Ты не ценила его преданности и любви, лелеяла только свою ненависть к отцу. — Губы Аталанты дернулись, охотница отвернулась. — Какой толк думать о том, что ты не в силах изменить? Прошлого не вернешь. Если ты хранишь в душе черный след, значит, ты проиграла. Ты уцелела, но не можешь быть счастливой, ты хранишь злобу и ни в чем не видишь смысла. Я права? — потребовала она ответа. Не получив его, мягко прибавила: — Лично я не назову это жизнью.
Аталанта громко всхлипнула, дернулась, опустила голову и зарыдала. Гомер озабоченно взглянул на Габриэль, та жестом запретила ему вмешиваться, и певец покорился. Девушка ждала; наконец охотница вытерла глаза и глубоко вздохнула.
— Все верно, я виновата, — пробормотала она. — Я раскаиваюсь!
— Еще не поздно. Мы выручим девочек. Ой!
— Ой? — с тревогой переспросил поэт.
— Ой! — подтвердила Габриэль. — Боги и богини, я позабыла о Сфинксе! Как же мы с ним справимся?
Глава 8
Зена вернулась к ним минутой позже. Воительница вытащила длинный нож, Иксос и Аталанта с испугом посмотрели на нее, но Зена просто перерезала веревки, которыми пленник был привязан к дереву. Он остался на месте, только, поморщившись, начал растирать затекшие руки. Воительница направилась к Аталанте.
— Не медли, — горько проговорила та. — Мне теперь все равно. Лучше умереть, чем знать, что скажут люди.
— О нет, — спокойно ответила Зена, и ее синие глаза зловеще сверкнули, — я тебя не убью. Сфинкс ждет тебя, так что ты еще понадобишься.
— Ты не посмеешь!
— Что не посмею? Отдать тебя страшному зверю? Да запросто, если это поможет мне вернуть девочек.
Габриэль, развяжи ее.
— Я не пойду, — принялась сопротивляться охотница. — Ты меня не заставишь.
— Наверное, я тебя удивлю, но ты пойдешь прямо передо мной и будешь выполнять мои приказы, причем беспрекословно. Ты говорила, что раскаиваешься, так стоит ли увеличивать свое раскаяние? Успокойся, я не собираюсь просто так скормить тебя Сфинксу. Что бы ты ни думала, это не в моих привычках. — Аталанта посмотрела на Зену с огромным недоверием. — Я даже предложу тебе сделку: ты помогаешь мне… нам. Ты повинуешься каждому моему слову, ты делаешь все возможное, чтобы спасти девочек. Чего бы тебе это не стоило. Взамен я никому не скажу, кто затеял похищение.
Воцарилось недоуменное молчание. Спутники во все глаза смотрели на воительницу. Щеки Аталанты зарделись, на ресницах повисли слезы:
— Почему? — прошептала она. — Почему ты так великодушна ко мне? Нет, ты лжешь! Ты просто хочешь заставить меня подчиниться!..
— Не лгу, — твердо сказала Зена. — Мне действительно нужна твоя помощь и желательно добровольная. Единственное, что сейчас важно, — это судьба девочек. Их надо освободить и отвезти в Афины. Если мне удастся сохранить твою вину в тайне, я сделаю это, чтобы оставить маленьким бегуньям их идеал. Поверь, я не пошла бы на это ради тебя. Только ради них.
Мертвая тишина. Аталанта упорно не поднимала глаз, Зена не сводила с нее тяжелого взгляда. Габриэль сосредоточенно рассматривала завязанный ею самой узел, вспоминая, как же его развязать. Воительницаотрывисто поторопила подругу:
— Распутывай скорей! Нельзя терять время.
— Стараюсь, — пробубнила девушка, продела конец веревки в ослабленную петлю. Аталанта слабо вздохнула ипонурилась:
— Хорошо. Я помогу вам. Любой ценой. Клянусь. Я не хотела, чтобы так…
— Побереги слова, — оборвала ее Зена. — Твои желания давно потеряли значение, дело сделано.
Габриэль удалось распутать беспорядочный клубок, оказавшийся на месте тщательно продуманного узла, и она занялась оружием. Отвязав лук, колчан и кинжалы, девушка закинула на плечо заметно полегчавшую сумку иподнялась на ноги. Иксос с опасной покосился на ее посох и тоже встал.
— В путь, — приказала воительница. Аталанта медленно и осторожно выпрямилась и попятилась от Зены, мечом указавшей направление.
— Даг там были следы, — Аталанта старалась обрести утраченное равновесие. — Эй, Иксос! Тебе известно, как выйти на дорогу в Фивы?
— Отыщу.
— Прекрасно. Моли богов, чтоб я не уличила тебя во лжи! — жестко прибавила Аталанта.
— Я не обману тебя, клянусь тенью Ненерона! — торжественно и печально произнес охотник, сжигаемый ее сердитым взглядом.
— Если ты лжешь, то встретишься с ним раньше, чем ожидаешь, — предупредила его Зена. — Иди-ка вперед, догоняй свою чудо-девочку: я хочу видеть вас обоих. Буду идти по пятам, так что не надейтесь улизнуть.
Иксос сурово кивнул, вышел на тропу, нагнал Аталанту, прикоснулся к ее руке. Охотница бросила на Зену внимательный взгляд, словно прикидывала, чего от нее ожидать, потом повернулась к ней спиной, зашагала рядом с Иксосом. Зена сухо приказала:
— Габриэль, вы с Гомером держитесь за мной. Будьте начеку: возможно, не все их сообщники погибли, а может быть, нас поджидают воины Сфинкса.
С этими словами она устремилась за Аталантой, которая то и дело опасливо оглядывалась назад.
Тонкая, изящная рука протянулась к загрубевшей ладони старого охотника, Иксос бережно взял кисть Аталанты в свою, чуть сжал пальцы:
— Держись, царевна, — прошептал он, — мы что-нибудь придумаем. Все уладится.
Бегунья только кивнула. Зена, наблюдавшая за ними, возвела глаза к небу и пробормотала не очень-то приличное словечко.
Позади нее Габриэль замедлила шаг, поджидая Гомера: теперь тропа была достаточно широка для двоих. Певец обнял ее за плечи.
— Ты в порядке? — тихо, так, чтобы услышал только он, спросила девушка.
— Даже не знаю, — честно ответил поэт. — Ты что, так и живешь: бандиты, опасности, подвиги, то жарко, то холодно, и есть хочется?
— Чего только не бывает, — пожала плечами Габриэль. Она указала на троих идущих впереди людей и нарочно пошла чуть медленней. — Но эта история особенная. Знаешь, это ведь нам с тобой придется иметь дело со Сфинксом: он любит загадки, — девушка помрачнела. — Полагаю, загадки Сфинкса будут для нас последними. Ой! Я хотела сказать, что после этого приключения они нам разонравятся!
— Ты забыла? Сфинкс бросил вызов Аталанте, — поразмыслив, ответил Гомер. — К сожалению, не нам. Габриэль рассмеялась:
— О, это поправимо. Убедим Сфинкса, что состязаться с нами гораздо интереснее, — поэт ответил ей невеселым взглядом. Габриэль обошла кучу камней, оставшихся от упавших с вершины глыб, и прибавила: — В каждой легенде говорится, что Сфинкс невероятно тщеславен. А из того, что он сказал Иксосу…
— М-м, — только и смог ответить певец. В голове его крутились старые мысли: «Зачем же я уехал из Афин? Где был мой разум! Ох, если отец узнает!» За такое своеволие Гомера запросто исключат из Академии. А вдруг уже исключили? В любом случае весть дойдет до отца и «мир не услышит моей новой легенды». Жаль.