Нет, ведь он даже не забрал их с собой после возвращения со сбора Дани.
А может, он наслаждается болью и страданиями, которые причиняет смертным, забирая их последнее добро. Это больше похоже на правду.
Какое-то время я обдумываю возможность того, что он буквально питается болью людей. Если это так, то у меня явно не получится уменьшить источник его питания в ближайшие годы.
За все время моих тренировок терпение было единственным, в чем мне так и не удалось преуспеть. Я барабаню пальцами по коре дерева, разминаю шею и пытаюсь не зевать во весь рот.
Может, зирапторы уже научены держаться подальше от убежища бога? Сомневаюсь, что он вообще оставил в живых хоть одного хищника в лесу поблизости.
Как только эта мысль приходит мне в голову, мое терпение внезапно вознаграждено. Зираптор выходит из чащи, принюхиваясь. Он проходит по моим следам и приближается к невидимому барьеру.
Я задерживаю дыхание, но чудовище преодолевает преграду, даже не заметив.
Когда я сумела перебросить в пещеру вальдезавра, то подумала, что мертвая плоть не представляет опасности, поэтому сумела проникнуть внутрь. Но зираптор – опаснейший из хищников, однако свободно подходит к горе и даже прокрадывается в пещеру, чтобы добраться до оставленного мной мяса.
Раздражение перевешивает удивление. От чего тогда ограждает барьер? Что может означать тот факт, что опасные твари могут преодолеть его, тогда как у меня это не получается?
Из всего испробованного преграду не могу пересечь лишь я да мой топор.
Значит, барьер не пропускает внутрь лишь вооруженных людей?
Я внимательно осматриваю себя с ног до головы и перевожу взгляд на секиру.
Погодите-ка…
Я осмеливаюсь спуститься с дерева и направиться к преграде, однако перед линией деревьев я медлю, вспомнив, что зираптор по-прежнему в пещере. Я дожидаюсь, пока чудовище не насытится и не убежит прочь, пока ошеломительная идея так и ждет, чтобы ее проверили. Я не могу убить зираптора, пока Пераксоло может услышать звук сражения.
Когда монстр убирается, я осторожно приближаюсь к пещере насколько могу бесшумно, внимательно следя, чтобы ни один камешек не выскользнул из-под ног. Уверена, что это ненужная предосторожность, ведь зираптор громко клекотал внутри пещеры, а бог так и не вышел. Но я ничего не могу с собой поделать. Если Пераксоло меня поймает, то без всякого сомнения убьет. Ему незнакомо милосердие, никто никогда не рассказывал истории, как бог пощадил провинившегося. К тому же он дал мне слово так поступить. Я помню его обещание слишком четко.
Когда я подхожу к барьеру, то пробую изменить тактику. Я протягиваю руку, но не горизонтально, а вертикально, и когда натыкаюсь на преграду, сгибаю запястье. В этот раз пальцы свободно проникают внутрь, а рука до локтя – нет. Я проделываю то же самое с телом, нагибая в сторону пещеры голову.
Она проходит, тогда как тело остается на месте. По крайней мере та часть, которая облачена в доспехи.
Сделанные из металла.
Я снимаю защитные пластины с одной руки. Затем протягиваю ее к барьеру.
И рука свободно проходит!
Но остальные пластины над локтем удерживают руку.
Я не могу удержаться от смешка, но сразу же накрываю рот ладонью. Слишком поздно, понимаю я, взглянув на пещеру.
Пераксоло стоит у входа и разглядывает меня. Он может чувствовать металл издалека, либо же мне просто не повезло.
Ужас волной окатывает меня с ног до головы. Я роняю наручи и медленно отступаю назад.
– Снова ты, – цедит бог. – Уже забыла, что я обещал сделать, если ты вернешься? – Он неторопливо идет ко мне, но как только он делает шаг, я отступаю на ту же дистанцию.
– Я помню.
– И все равно явилась? Зачем?
Богиня запрещает лгать. Мне не следует вызывать ее неудовольствие, когда я уже провалила испытания. Я могу либо промолчать, либо сказать правду. Почти уверена, что отсутствие ответа приведет к моей немедленной смерти. Но если я просто буду нести всякую чушь, то, возможно, смогу отвлечь Пераксоло от расправы и что-нибудь придумать.
– Я должна вас убить, – выдавливаю я.
Из-под капюшона доносится взрыв смеха.
– Ты за мной следила. И когда в первый раз явилась сюда, то искала мои слабости? – я с испугом смотрю на него – бог будто читает мои мысли! – Ну и как, обнаружила хоть одну?
Каким-то образом он задает вопрос таким снисходительным тоном, что становится ясно: он знает, что ничего не нашла. Или уверен, что у него просто нет слабостей. Что его невозможно победить.
– Я раньше убивала только ради самообороны, – признаюсь я. – Ну и еще ради пропитания. Но для вас мне придется сделать исключение. Вы – мой маттугр, и мне придется убить вас, чтобы вернуться домой.
После моего заявления Пераксоло откидывает капюшон.
Я видела его лицо уже много раз, когда тайком наблюдала за ним. Светлые локоны, высокие скулы и голубые глаза.
– Ты смеешь бросать вызов богу?
Мне становится любопытно, зачем он откинул капюшон, открывая свое человеческое лицо. Так его можно принять за обычного мужчину, что придает мне смелости.
– Да, – объявляю я.
– Ну попробуй. Продемонстрируй мне свой лучший удар. – Он широко разводит пустые руки.
Я колеблюсь, в этот раз не от страха, а из-за того, что он не достал свой топор. Я не могу сражаться с безоружным противником! Это неправильно!
Но затем я вспоминаю лицо лежавшей без сознания девушки в повозке. Вспоминаю, как Пераксоло поворачивал из стороны в сторону ее лицо, словно принимая решение о покупке безделушки. Вспоминаю лица голодных детей из нашей деревни. Истекающего кровью вождя Рестина, у которого не нашлось достаточного количества самоцветов, чтобы удовлетворить жадность бога.
Эти воспоминания дают мне силы для нападения. Я заношу секиру над головой и на полной скорости бросаюсь к Пераксоло.
Он стоит на месте как вкопанный и никак не реагирует даже после моего удара топором.
Мое оружие на полном ходу врезается в будто бы затвердевший воздух, а затем рикошетом отскакивает назад, заставляя меня покачнуться. Я с трудом восстанавливаю равновесие, разворачиваюсь и снова наношу удар, будто бога можно застать врасплох.
Само собой, у меня это не выходит.
Топор снова рикошетит от пустоты, ни на толику не приблизившись к Пераксоло.
– Жалкое зрелище, – лениво комментирует он. – Смертные отправляют неумелую девчонку, чтобы убить меня. Хотя раз это назначено в качестве маттугра, они и не ждали, что ты преуспеешь. Тебя отправили на верную смерть. У меня нет желания выполнять грязную работу вместо жителей твоей деревни, но и оставить в живых после покушения на твое же божество не могу.
– Ты не являешься моим богом! Рексасена – вот кто настоящая богиня всего сущего. А ты, ты лишь скверный демон, которому досталось слишком много власти.
– Ты мне надоела, – разъяренно шипит Пераксоло и делает взмах рукой в моем направлении.
Я действую инстинктивно: отпрыгиваю в сторону, как только вижу движение, которое послужило причиной смерти вождя деревни.
Я с громким лязгом приземляюсь на правый бок, и надо мной проносится порыв ветра, едва не задев.
– Стой на месте, – командует бог все тем же ленивым тоном.
Я не собираюсь следовать его приказам. Я перекатываюсь на спину, уклоняясь от сгустка энергии, которым он швыряет в меня. Я быстро перемещаюсь, не желая сдаваться на его милость.
При очередном прыжке я натыкаюсь на что-то и улучаю секунду, чтобы оглянуться.
Невидимый барьер перед пещерой. Я в ловушке.
– Из какой ты деревни? – спрашивает Пераксоло. – Я обрушу на них свой гнев.
Я не отвечаю, оглядываясь в поисках хоть чего-то, способного меня спасти.
– Ты умрешь здесь и сейчас, вне зависимости от твоего ответа, но уверен, ты бы хотела отомстить людям, определившим твою судьбу.
Возмездие ценой всей деревни? Из-за горстки предавших меня людей? Я этого не хотела.
Бог подходит ближе.
– Отвечай сейчас же! Я не буду повторять свой вопрос.
Правой рукой я нащупываю камень, размером с кулак. Вспоминаю, как успешно добрасывала осколки породы до входа в пещеру, хотя сама войти не могла.
Я собираю все свои силы и бросаю в Пераксоло камень. Затем наблюдаю за его полетом, как он приземляется с отчетливым треском. Бог подносит руку к щеке. Когда он опускает ладонь, в ярком солнечном свете я замечаю на ней кровь.
Я его ранила!
Он несколько секунд пораженно глядит на свою руку, будто давно уже позабыл, как выглядит кровь.
Но затем он переводит взгляд на меня.
Я осознаю, что он снял капюшон лишь потому, что не собирался оставлять меня в живых. Не имеет значения, увижу ли я его лицо перед смертью.
Его рука скользит под плащ и появляется уже с длинным, блестящим на солнце клинком.
Серебряный кинжал.
Мое внимание слишком долго было приковано к ране на щеке бога, и когда я замечаю летящее в мою сторону оружие, уже поздно.
Я опускаю взгляд на рукоятку, торчащую из моего живота.
Затем меня настигает пронизывающая боль.
Рваная рана. Пульсирующая, острая, обжигающая боль охватывает все тело. Кровь растекается по моей рубахе.
Я прикасаюсь к рукоятке серебряного клинка трясущимися пальцами. Лезвие прошло прямо между пластинами брони и пронзило левую часть брюшной полости. Ниже сердца, но в теле человека полно и других жизненно важных органов. Если бы Иррения была рядом, то знала бы, как поступить. Я же гадаю, следует ли мне вытащить кинжал или…
Меня охватывает слабость, и я падаю на колени. Только сейчас я вспоминаю, что бог по-прежнему всего в нескольких метрах от меня.
– У тебя есть выбор: вытащить кинжал и истечь кровью либо дождаться, пока зирапторы учуют рану и сожрут тебя заживо. В любом случае твоя смерть будет долгой и мучительной, зато ты перестанешь осквернять мир своим существованием.
Он бросает на меня презрительный взгляд и медленно шествует к своим владениям.