– Мне не нужна красивая девчонка, пока есть письма от Ароэ.
Отлично! Беседа сворачивает именно туда, куда я планировала.
– И насколько сильно ты любишь Ароэ? – вкрадчиво уточняю я.
– Больше жизни!
– Настолько, что готов рискнуть чем угодно, лишь бы вернуться домой?
Айрик останавливается так резко, что я едва не врезаюсь ему в спину. Он разворачивается ко мне с вопросительным видом.
– Я прекрасно понимаю, куда ты клонишь, Расмира. У тебя ничего не выйдет. Как я уже говорил, у меня нет никакого стремления к глупой смерти. Если ты пытаешься таким способом спасти мою душу, то недооцениваешь интеллект.
Я пытаюсь его разубедить и поднимаю ладони в успокаивающем жесте:
– Клянусь, я тоже не хочу, чтобы ты погиб!
– Тогда выкладывай, что задумала. Лучше обсудить все сейчас и никогда больше не возвращаться к этой теме.
Прямо к сути. Мне нравится такой подход.
– Я хочу помочь тебе вернуться в деревню, – заверяю я. – И для этого готова научить тебя плавать. А еще собираюсь вместе с тобой отправиться на озеро и быть поблизости, когда ты одолеешь хайгозуха.
Айрик недоверчиво моргает, но не произносит ни слова. Вместо этого он снова поворачивается ко мне спиной и возобновляет путь.
– Ты – потрясающий изобретатель, – кричу я вдогонку. – Если кто и может придумать оружие, чтобы убить ту тварь, так это ты. Тебе лишь нужно научиться плавать, а это совсем легко! И я говорю все это не потому, что хочу твоей смерти и спасения души, а потому что верю в осуществимость этого плана. Я хочу помочь тебе вернуться к Ароэ!
– Мы пришли, – бросает Айрик. – Будь внимательнее, здесь повсюду капканы. Отгоняют монстров от инструментов.
Он упоминал, что направляется в кузницу, но я не ожидала увидеть настолько большую постройку. Парень вырезал очаг из скальной породы, а трубу соорудил из металла. Я замечаю в стороне сделанные из шкур животных кузнечные мехи и доверху набитое углем ведро. А еще здесь есть наковальня, инструменты всех видов и размеров, формы для заливки металла и несколько полноценных молотов. Самая настоящая кузница в глубине Лихоземья!
Я потрясена, но если он надеялся отвлечь меня от разговора, то просчитался.
– Айрик…
– Почему? Почему тебя волнует, вернусь ли я домой или нет? Зачем вообще поднимать эту тему?
Я пытаюсь придумать правдивый ответ, который не прозвучит стопроцентно эгоистично, но в голову ничего не приходит.
– Потому что взамен мне нужна твоя помощь. Я не могу пробраться внутрь пещеры бога в доспехах. А ты кузнец. И мог бы изготовить мне броню не из металла.
– А-а, – понимающе кивает долговязый.
– Неужели ты не понимаешь? Обычно изгнанники предоставлены сами себе. У вас же с Сореном было преимущество, именно поэтому вы протянули в Лихоземье так долго. Да и я жива лишь благодаря вам. Если мы хотим вернуться домой, то должны помогать друг другу.
– Не думаю, что в деревнях одобрят такой подход к делу.
– В правилах ничего об этом не сказано. Если именно ты отрубишь голову хайгозуха, Сорен добудет перо оттерикса, а я прикончу Пераксоло, то кого будет волновать, помогал ли нам кто-то спланировать подвиг? – Айрик не выглядит убежденным, поэтому я добавляю: – Я думаю, у нас все получится. Ты же знаешь, я серьезно отношусь к обещаниям. Я готова отложить свой поход, пока ты не завершишь испытание. В рай можно попасть лишь при исполнении маттугра, и я не стала бы рисковать душой, если бы не была уверена, что мы сможем это провернуть. Честная сделка: моя помощь в обмен на твою.
Кузнец хватает молот и изучает так внимательно, словно видит впервые.
– А что насчет Сорена?
– А что с ним?
– Ты хочешь, чтобы я исполнил задание, помог тебе и затем просто оставил его одного в Лихоземье?
А я-то думала, что они больше не друзья… Айрик постоянно обвиняет Сорена, что тот стал причиной их ссылки, и ведет себя так, словно ненавидит приятеля. Неужели это все – притворство?
– Если Сорен захочет присоединиться к нам, то мы можем помочь и с его маттугром, – предлагаю я вариант, подразумевающий, что еще один воин может быть полезен мне при встрече с богом.
Айрик кивает.
– Я обдумаю твои слова.
Неужели у меня получилось?!
Внутренне я ликую, но стараюсь не улыбаться.
– Хорошо.
Кузнец кладет молот обратно на верстак.
– Не могу поверить, что ты сам все это сделал, – обвожу я рукой помещение. – Как старейшины вообще разрешили тебе проходить воинское посвящение после того, как ты посвятил работе с металлом всю жизнь?
– А как это заведено у вас в деревне? – спрашивает он.
– В восемь лет ты выбираешь себе ремесло и обучаешься ему до совершеннолетия. Затем проходишь обряд инициации.
– Вот оно что… В Рестине не нужно выбирать специализацию до пятнадцати лет. Мы имеем возможность учиться любому ремеслу, которое сочтем подходящим. И сменить его тоже можно в любой момент.
– Как по мне, так это значит, что взрослые у вас ничего по-настоящему не умеют.
Айрик бросает такой взгляд, словно сомневается в моих умственных способностях.
– Рас, это означает, что наши взрослые умеют всего понемногу. Как, по-твоему, нам с Сореном бы удалось так долго выживать, если бы мы не были обучены охотиться, строить, шить одежду?
– Ты прав. Я сказала, не подумав. – В конце концов я совершенный профан в лидерстве, хоть меня и наставляли этому всю сознательную жизнь. – Откуда вы все это достали, кстати? Уж точно не в лесу.
– Конечно, нет. Рядом с периметром Рестина есть яма для отходов. Я прохожу мимо нее каждый раз, как я забираю письма Ароэ. Ищу что-нибудь, что могло бы пригодиться.
– Вот откуда появилось окно! Теперь понятно, почему оно было треснутое.
– Ага. Мне удалось починить большую часть выброшенных инструментов. А еще я обнаружил неподалеку угольное месторождение, и теперь обеспечен топливом для огня. Не думай, что все произошло за одну ночь. У меня был целый год, чтобы здесь все обустроить.
– Не имеет значения. Ты отлично справился!
– Посмотрим, будешь ли ты так восхищаться после часа махания молотом.
На самом деле я не могу помочь с инструментами: мои внутренности протестуют каждый раз, как я пытаюсь приподнять что-то тяжелое. Никогда раньше не обращала внимания, что почти все мышцы тела связаны с брюшной полостью. Для дыхания, ходьбы, даже для поднятия предметов.
Но я могу наблюдать, как работает Айрик, и учиться. Кузнец нагревает металл, пока тот не начинает багрово мерцать, а затем придает ему форму ударами тяжелого молота. Затем выливает ведро воды из ручья поблизости, чтобы быстро охладить изделие.
За работой парня очень интересно следить.
Честно говоря, Рестин многое потерял после ссылки такого талантливого кузнеца.
Глава 13
Либо у Сорена совсем немного дел, либо он начал управляться с ними гораздо быстрее, так как мой новый друг каждый раз находит время, чтобы заглянуть ко мне и побеспокоить.
Хотя он это называет «составить компанию».
– Ты не голодна? – спрашивает Сорен на следующий день.
Я выразительно указываю на корзину с ягодами рядом с собой.
– Нет.
– Уверена, что тебе не холодно? Я мог бы принести еще одеяло.
Солнечные лучи проникают через окно и приятно согревают кожу на лице, а благодаря небольшому очагу в домике на дереве царит идеальная температура.
– Нет, благодарю.
– А как же твои боли? Тебе не требуется…
– Сорен!
Он выпрямляется:
– Да, что?
– Неужели тебе нечем заняться?
– Я уже управился со всеми обязанностями и теперь полностью в твоем распоряжении.
Несколько секунд я раздумываю, не стоит ли сказать, что я устала и мне требуется покой, но первое заявление будет ложью. Поэтому я говорю как есть:
– Ты слишком сильно опекаешь меня. И это раздражает.
– Серьезно?
– Да.
Он ненадолго впадает в задумчивость.
– А мне нравилось, когда во время болезни Памадель пылинки с меня сдувала. – Насколько я понимаю, Сорен говорит о матери Айрика.
– Должно быть, у нее это выходило получше твоего.
Парень лишь ухмыляется в ответ. У меня не получается его прогнать даже оскорблениями. Судя по всему, он воспринимает мои слова как остроумные колкости.
– Ну ладно, – произносит навязчивый друг, – и что я делаю не так? Как твоя матушка заботилась о тебе во время болезни?
На душе становится тяжело. К лицу приливает краска.
– Она никогда этого не делала. Если бы это было в ее власти, она бы предпочла запереть меня в комнате без еды и воды и наблюдать, как болезнь берет свое.
По крайней мере Сорен замолкает. Однако ненадолго.
– А мать имела какое-то отношение к твоему изгнанию?
Вначале я думаю, что Айрик рассказал о нашей беседе, но похоже, что это не так. Я говорила ему только про Торрина, но раз Сорен спрашивает про мать, значит, не знает о произошедшем со мной.
– Да, она приложила руку.
У меня до сих пор не зажил порез от клинка Пераксоло, но воспоминания о матери ранят гораздо сильнее. Рассказать обо всем Сорену? От этой мысли мне становится не по себе. С чего бы мне этого хотеть? Я и так не в лучшей форме. Правильнее будет промолчать. Мне не нужна его жалость и я точно не хочу слышать от него фальшивые слова утешения.
Сорен опускается на колени и наклоняется ко мне, глядя прямо в глаза.
– Когда убьешь Пераксоло, представь выражение ее лица.
Искренность и воодушевление в его глазах и голосе заставляют мое сердце сжаться. Что-то происходит, и внезапно я уже не чувствую потребности избавиться от компании воина.
Он сказал «когда». Не «если», а «когда». Он верит в меня. И, несмотря на все, собирается мне помочь.
Мы застываем в таком положении, пристально глядя друг другу в глаза. Однако дверь внезапно распахивается, Айрик вваливается внутрь, и мы отворачиваемся.
Я провожу в убежище на дереве еще неделю, прежде чем начинаю сама вставать на ноги. Все это время я старательно избегаю темы про