— Пощадите, господин! — взвыл соглядатай, который главу района, который назывался куратор, конечно же знал, но вот всех его служащих знать не мог никак. На этом Коста и сыграл.
— Пощажу, если выложишь все как на духу, — сказал Коста. — Иисусом Христом и Девой Марией клянусь, что свяжу тебя, заткну рот и уйду. Когда тебя найдут прохожие, я буду уже далеко. Ну, говори!
— Я асикриту Николаю служу, — захлебываясь от усердия и страха, сказал соглядатай. — А тот уже господину протоасикриту подчиняется! Нам велено за этим евнухом следить, господин! А если он видится с кем, или ходит куда, то проследить и господину асикриту доложить без промедления.
— Давно ты следишь за ним? — устало спросил Коста.
— Давно, господин, больше года, — с готовностью подтвердил соглядатай. — Только нас меняют каждый день, чтобы не примелькались, значит…
— Ясно, — кивнул Коста и всадил ему нож в сердце.
Он повернулся к трясущемуся от ужаса евнуху и бросил ему кошель с серебром.
— Вот деньги. Прямо отсюда уходи на север. Купи место в караване и иди в Братиславу. В Черном городе скажешь на входе «Слово и дело», и тебя пропустят. Иди к боярину Звонимиру, ему выложишь все без утайки. Вопросы?
— Только один, господин, — робко посмотрел на него евнух. — Вы же сейчас поклялись… Не боитесь душу свою бессмертную сгубить? Грех ведь это непростительный…
— Мне можно, — отмахнулся от него Коста. — Потому как я на службе. Господь бог наш — он есть высшая справедливость. Вот именно ей я и служу. И если во имя высшей справедливости требуется грех совершить, то это как бы и не совсем грех. Это как у солдата, который на поле боя нечестивого араба убивает. Шестая заповедь господня нарушена, а греха на нем нет. Понял?
— Нет! — честно ответил евнух.
— Ну, ничего, присягу примешь, поймешь, — вздохнул Коста. — Тебе это куда лучше, чем я, объяснят. Я и сам это не очень хорошо понимаю, верю только всей душой, что это есть истина великая. Ну а раз так, то и сомнений у меня никаких нет.
— Домой за вещами можно зайти? — робко поинтересовался евнух, но увидев разгорающийся гнев в глазах начальства, тут же стушевался. — Понял, господин, уже ухожу!
А Коста, который вытер нож об одежду убитых, спрятал его в рукав и решительно зашагал в сторону восточных портов. Кажется, он совершил ошибку, встретившись сначала с евнухом из канцелярии. Там, во Влахернской гавани, трудится коммеркиарием еще один его человек. Именно порты — настоящее сердце великого города и, чем дальше шел Коста, тем мрачнее становился.
Влахернская гавань — самая захолустная и неудобная. Она расположена в глубине залива Золотой Рог, а потому купеческие корабли почти никогда не приходят сюда. Они разгружаются ближе к Боспору — в порту Неорион, а то и вовсе на западном побережье, которое представляет из себя цепочку из гаваней, где жизнь кипит день и ночь. Кипела жизнь и здесь. Только не товары грузили на пузатые корабли, а тагмы наемников, собравшихся в поход. А еще здесь стояли огненосные дромоны, и на их борту тоже шла непрерывная деловая суета.
Его агент сегодня скучал. Кораблей рыбаков и купцов из местных почти не было, а хеландии, набитые горластой солдатней, в его епархию не входили. Он смотрел на море и ел орехи, щурясь на солнышко, стоявшее в зените.
— Не оглядывайся, веди себя как обычно, — негромко сказал Коста, когда подошел к нему сзади. — Что тут происходит?
— Как, вы не знаете? — удивился портовый чиновник. — Исмаильтяне нечестивые походом на Египет пошли. Государь наш, непобедимый август Василий, на помощь царственному брату войско послал. Через пару дней уже отплывают.
— Египет! — застонал Коста. — Да что б тебя! Тут есть корабль, который сегодня в Александрию плывет?
— Нет, — отрицательно покачал головой коммеркиарий. — И ведь что странно! Как-то очень тихо все сделали, господин. Еще вчера никто ничего не знал, а сегодня полный порт солдатни. Удивительно даже. Большую часть судов казна наняла для перевозки войска. А тем, кто в Александрию плывет, пока выходить из порта запретили. Есть маленький кораблик, может, с ним договоритесь?
— Который? — нетерпеливо спросил Коста.
— Во-о-н тот! — ткнул пальцем чиновник. — Агафон-лодочник владелец. Он обычно в Никомедию за вином плавает. Вот-вот разгрузится.
— Ясно, бывай, — сказал Коста и двинулся в сторону кораблика.
А в порту, который располагался за городской стеной, и впрямь было шумно. Множество наемников-склавинов из фракийских и пелопонесских родов галдели, обсуждая будущую добычу. Они шли в поход на Александрию, это Коста услышал совершенно отчетливо.
— Проклятье! Проклятье! — шептал он. — Да как же мы могли так ошибиться! Это всё государыня Мария! Это она у нас мастерица такие затейные косы заплетать! Господи, помилуй, успеть бы!
Кораблик оказался невелик и представлял собой скорее большую лодку. У него не было палубы, а значит, и кают не было. Какая в них необходимость, если обычный груз такого суденышка — бочки с вином, амфоры с маслом и шерсть из Анатолии? Простая ведь лохань длиной в двадцать шагов с одной мачтой, оснащенной квадратным парусом и тремя парами весел.
— Ты Агафон? — крикнул с берега Коста.
— Ну я, — лениво ответил лодочник, который культурно рыгнул после сытного обеда в местной харчевне и теперь ковырял щепкой между зубами.
— Заработать хочешь? — спросил Коста.
— Куда плывем и что везем? — все так же лениво спросил Агафон.
— Везем меня в Никомедию, — пояснил Коста. — Сам видишь, сейчас кораблей нет.
— Три кератия, господин, — усмехнулся Агафон. — И еда ваша. Завтра к вечеру уже на месте будете. Я ведь туда и иду.
— Тогда поплыли, — решительно кивнул Коста.
Счастливый до невозможности лодочник, который срубил по легкому денег на попутчике, вышел уже через час. Путь до Никомедии, бывшей соперницы древнего Византия, занял чуть больше суток. Коста был разочарован. От прежнего блеска столицы великого Диоклетиана не осталось ничего, ведь город этот трясло почти непрерывно. Все цирки, театры и дворцы сгинули, уничтоженные движением земной тверди и набегами персов. В общем, смотреть здесь было не на что, и тут Коста спросил.
— А скажи мне, почтенный Агафон, а не желает ли такой умелый моряк, как ты, заработать по-настоящему серьезные деньги?
— Куда надо плыть? — с прежней меланхолией во взоре спросил корабел.
— В Александрию, — ответил Коста.
— Пятнадцать солидов, — почесал башку Агафон.
— Двадцать, если доберешься за десять дней, — протянул руку Коста.
— Двадцать пять, — пожал ее Агафон, который даже зажмурился от собственной наглости. — Мне понадобится второй рулевой. Ночью тоже пойдем.
Глава 12
Коста давно не был в Александрии, а потому оглядывался по сторонам с немалым любопытством. Город, неимоверно разбогатевший на транзите пряностей и товаров из Индии, совсем оправился от разорения прошлых войн. Тут не осталось ни одного сожженного или разрушенного здания. Напротив, он был застроен плотно, как все города Востока, а следы пожаров на стенах тщательно отскоблили. Множество домов были совершенно новыми и радовали свежей известкой кладки. Тут делали крошечные окна. Безжалостное солнце Египта — это не то, что любили впускать в дом, ведь большую часть года здесь мечтали о прохладе. Впрочем, сейчас, когда солнце закатилось за горизонт, тут было почти неплохо. Да и ветерок, который нес с моря соленую свежесть, делал это место довольно приятным. Но это было личное мнение Косты, который стал записным северянином, живя в далекой Братиславе.
Мостовые из тесанных каменных плит горожане выметали добросовестно, а потому песок, который несло сюда из расположенной неподалеку пустыни, вывозили вместе с другим мусором. Александрия стала чудо как хороша, ничуть не похожая на место, истерзанное когда-то вечной враждой греков, египтян и иудеев. Все эти люди теперь жили рядом, не боясь соседей. Первый штраф за оскорбление человека иной веры был весьма чувствительным, второй — огромным, а третьего просто не было. Из Александрии таких высылали на сто первую милю, что означало разорение мелкого лавочника, а для купца — немыслимый позор и потерю заказов. Немилость государя — черное клеймо на всей семье. Боялись таких, словно заразы какой…
Лодочник Агафон заработал свои деньги честно, да только все это не повлияло ни на что. Император Святослав вместе с флотом находился в Карфагене, магистр Вячеслав с неполными тремя легионами отбивал самый сильный набег арабов со времен Амра ибн аль-Аса, а пригнать войска с южной границы так быстро не представлялось никакой возможности. Да и придет оттуда не больше двух тысяч, иначе беззащитную Фиваиду просто сметет волна нубийцев, почуявших слабину. И выходит так, что на всю Александрию в наличии три сотни стражников и сотня хорутанских гвардейцев. Удержать такими силами город, в котором жило пятьдесят тысяч человек — нечего и думать. Именно это и рассказал Косте великий логофет Стефан, когда тот ворвался во дворец, размахивая служебным жетоном с тремя полковничьими звездами. Это было так…
— Сиятельный! — склонил голову Коста. — Император Владимир ведет сюда флот и войско. И я очень рассчитываю, что он действительно хочет нам помочь. Я всю дорогу Деву Марию молил об этом.
— Расскажи-ка мне то, чего я не знаю, Константин, — великий логофет сложил руки на пузике, поудобнее устроившись в мягком кресле. Брат Само подарил ему это чудо, набитое конским волосом, и Стефан обожал его, проводя в нем долгие часы, когда разбирал почту.
Коста рассказал все, что знал, не пропуская ни малейшей подробности. Он не давал выводов, понимая, что многоопытный вельможа сделает их сам. И уже минут через десять пан полковник замолчал и выжидательно уставился на его светлость.
— Вот дерьмо, — прошипел Стефан, а потом выдал тираду на арабском, смысл которой Коста уловил весьма приблизительно. Что-то про испражнение шелудивых шакалов и совокупляющих с ними в этот ответственный момент хромых верблюдов. Там было еще что-то, но пан полковник знал вос