Дорога из Леонтополя до Пелузия — это почти сто пятьдесят миль, больше недели брести, да и до развалин Ринокурры еще дня четыре. Непростой путь, учитывая, сколько пришлось тащить на себе. Туда шли вдоль рукава Нила, а потом — вдоль канала, прокопанного к самому Пелузию. А вот дальше воды не было. Сразу за крепостью, служившей ключом к Египту, начиналась Синайская пустыня, сухая и бесплодная. И именно там, в двух днях пути от Пелузия, Вячеслав получил от разведки неутешительные сведения.
— Арабы в пяти милях отсюда, — разведчик-болгарин легко спрыгнул с коня и ударил кулаком в грудь. — Мы наткнулись на их разъезд.
— Здесь остаемся, — скомандовал Вячеслав. — Разбить лагерь. Гонца послать к императору.
Солдаты, весело гомоня, сбрасывали с плеч поклажу и начали разбивать лагерь. Множество верблюдов, груженных палатками, бурдюками с водой, вязанками стрел, запасной обувью и горами разной нужной воинской снасти, тащили за повод к десятникам, а те проверяли метки на мешках, ища свое. Шум и гам стояли неимоверные, но дело ведь привычное. Римский легион в походе — это огромная масса людей и животных, которые шли в строгом порядке. И порядок этот соблюдался на марше ничуть не менее тщательно, чем в бою. Уже через час с небольшим палатки выстроились в ровные ряды, загорелись костры и забулькала в горшках каша, сдобренная ради такого дела пеммиканом. Жир и мясо придадут сил перед боем, а он случится уже скоро. В этом у Вячеслава сомнений не было. Во все стороны поскакали разведчики, а солдаты привычно проверяли ремни и оружие. И только одно не нравилось Вячеславу. Место это было открытое и ровное, словно стол. И дерева тут нет ни былинки, кроме редких урочищ, заросших кривой и чахлой белой акацией, что только и выживала в этом жутком климате. Но сделать из нее рогатки — нечего и думать. Очень уж мало того дерева.
— Место для битвы — полное дерьмо! — в сердцах сплюнул Вячеслав. — Ну ничего, император подойдет, отобьемся. А кстати, где он? Пора бы ромеям нас уже догнать…
***
Арабы показались на рассвете. Легионная разведка из легкой конницы не дремала, и движение войска мусульман засекла еще на подступах к лагерю, в нескольких милях. И было то войско огромным. Тысяч пятнадцать привели мусульмане, не меньше. Вражеская армия скоро шла на верблюдах и конях, грязно-серой змеей сливаясь с песком родной им пустыни. Всадники в длинных бурнусах и тюрбанах поклажи несли немного. Пили кочевники куда меньше, чем другие народы, да и ели совсем мало. И там, где словен съедал три фунта зерна и выпивал чуть ли не полведра воды, бедуин довольствовался четвертью от всего этого. И воду араб мог найти там, где ее, казалось, даже быть не могло. А еще халиф Муавия, ум которого изрядно обострился от схватки с законным повелителем правоверных, двоюродным братом самого пророка Мухаммеда, стал брать в войско христиан, чего пока до него не делали. И это резко усилило его возможности.
— К оружию! — орали сотники и десятники, и воины выскакивали из палаток, натягивая шлемы и доспехи.
Железные и кожаные доспехи тут были далеко не у всех. Дорого, да и противник легкий и увертливый. В железе по египетскому солнцу долго не побегаешь. Потому-то больше использовали нагрудники из проклеенной льняной ткани, которые стрелу держали запросто, и даже прямой удар копья пробивал их далеко не всегда. Тут в такой броне еще при фараонах воевали.
— Каре! — скомандовал Вячеслав, и войско привычно выстроило огромный квадрат, окружив лагерь и скотину. Конницы у него совсем немного. Почти вся она сейчас была в Африке, префект которой Айсын гонял берберские племена, что тоже пришли после смерти императора Само в некоторое оживление.
Арабы показались примерно через час и, судя по доносившейся перебранке, они были весьма разочарованы. У них оставалась некоторая надежда, что удастся застать врага врасплох.
— Тетиву натянуть! — рявкнул Вячеслав, и барабанщик простучал нужный сигнал. А магистр буркнул себе под нос. — Да где же император потерялся? Заблудился, что ли? Так верблюды столько срут, что даже если захочешь войско потерять, то не сможешь. Да что тут происходит? Их же вдвое больше. Они нас растопчут просто!
Из рядов арабов выехали воины-мубаризуны, отборные бойцы-поединщики, задачей которых было выбить командный состав и лучших из солдат. Синайские кочевники уже знали, что вызывать на бой солдат из египетских легионов бесполезно, а вот эти не знали. Получается, не врал император. Пришли сюда те арабы, которые с войском халифа Али в Ираке бились.
— Да пристрелите уже этих скоморохов, — не выдержал Вячеслав. — Чего вы на них пялитесь? Они же мечтают сдохнуть как мученики, ну вот и пусть сдохнут!
Взвились стрелы, и несколько поединщиков упало замертво, а остальные бросились в строй, зажимая раны. Арабы заорали в возмущении. В их глазах произошедшее стало актом невероятной трусости и подлости, чудовищным нарушением обычаев, почти кощунством. Поединок перед боем — священен. Вперед выехал воин лет тридцати с небольшим. Он держал в руке белый платок.
— Люди Египта! Я вижу головы! Целое поле голов, которые созрели для жатвы и ждут жнеца, и я тот, кто свершит это дело. Я не вижу ваших лиц, но лишь кровь промеж ваших тюрбанов и бород, сыновья шлюхи! Вы, египтяне, лжецы и негодяи, подонки из подонков и богомерзкие содомиты! Я не тот муж, которого могут напугать надутые бурдюки, и меня невозможно смять, подобно сушеной фиге, собачье вы дерьмо! Итак, бойтесь, ибо в моих силах ободрать вас, как кору с дерева, отлупить вас, как лупят верблюда, отбившегося от каравана, и стереть вас в порошок, как люди истирают пшеницу промеж жерновов, как лепешка дерьма рассыпается под колесом телеги! Я — Буср, сын Абу-Артата, муж, который держит свое слово, и когда я кого-нибудь брею — то снимаю волосы до крови! (1). Покоритесь нам! Заплатите джизью или примите ислам, и тогда мы станем друзьями! Если же нет, то приготовьтесь сражаться с нами!
Войско египтян молчало, и тогда всадник взмахнул рукой, и мусульмане бросились в атаку…
Бурная волна из людей с фанатично горящими глазами, в длинных, до пят, бурнусах и в сандалиях с деревянными подошвами, ударилась о строй легиона. Вперед пустили нищих сирийцев, которым только предстояло завоевать уважение настоящих воинов. Первый ряд их повис на копьях солдат почти сразу же, а остальные с воем вгрызлись в строй египетского войска. Они были плохо обучены и скверно вооружены, но Вячеслав чувствовал, что это только начало.
Мусульманская пехота воевала с легкими щитами и копьями. Раньше лишь немногие пользовались луком, и только самые богатые и знатные имели мечи. Хотя сейчас, когда подати и гигантская добыча обогатили нищих когда-то бедуинов, с оружием стало куда лучше, чем во времена халифа Умара. Чуть ли не половина воинов-мусульман носила железный шлем, а слабые арабские луки заменили луки сложные, привезенные из Персии. Те, усиленные роговыми накладками, били куда дальше, чем изделия предков. Воины из хороших семей носили кольчуги под плотным цветастым халатом, а сандалии, где вечно под стопу набивался раскаленный песок, заменили кожаные башмаки или хазарские сапоги. Они для всадника были куда удобнее, чем обычная обувь кочевника.
— Мясо вперед пустили, — бурчал себе под нос Вячеслав, который управлял боем как неведомый здесь дирижер своим оркестром. Он посылал резервные сотни в те места, где строй опасно прогибался, и отводил назад уставших воинов. Люди ведь не железные. Тяжелой конницы у него не было вовсе. В бою с арабами от нее не слишком много толку, но вот сегодня она бы пригодилась… Впрочем, единственным полком клибанариев командовал побратим Айсын, который находился в полутора тысячах миль от этого места.
— Эх, где ты сейчас, рожа косоглазая! — грустил Вячко. — Сейчас бы сотни три твоих всадников, мы бы их как цыплят перетоптали! Кто же знал, что легионы на открытое место вести придется! Вот ведь глупость какая!
Сирийцы отхлынули, а на строй египтян пошла отборная пехота из прошедших огонь и воду мужей арабского бану Кальб, верных союзников халифа Муавии. А это совсем не сирийцы, вышедшие в свой первый поход. Это уже было очень серьезно. Сеча закипела со всех сторон. Множество копий было поломано и изрублено, и в ход пошли мечи и саксы длиной в локоть. Плотный строй, укрытый огромными щитами-скутумами, почти непроницаем для пехоты, но только не тогда, когда войско рубится без остановки уже полдня, и его вдвое меньше, чем противника. Чудес не бывает, это ведь война, а не сказка.
— Превосходный, — подскакал командир шестого легиона, — если войско императора не подойдет, нам крышка. Они же свежие силы постоянно вводят. Их вдвое больше. Если каре разорвут, нам конец. Они ведь еще даже конницу в бой не бросили.
— Сам вижу, — процедил Вячко и отхлебнул из серебряной фляги. — Подойдет император, Анастасий, не может не подойти…
— Да уже пора бы, — невесело усмехнулся тот и повернул коня к своим. Там его легион сделал пару шагов назад, оставляя в пыли тела товарищей. Воинов становилось слишком мало, нужно делать строй короче, иначе его прорвут.
Тьма упала на землю так, как и всегда это случалось в Египте. То есть в мгновение ока. Вот еще только что вовсю светило солнце, а теперь оно прячется за горизонтом, разливая вокруг густую и темную, словно чернила, ночь. Бездонный небосвод, пронизанный частыми дырами звезд, равнодушно обнял уставших людей, которые весь день убивали друг друга непонятно зачем. Спали без сил и арабы, и египтяне. Спали ровно до того момента, когда солнышко показалось острым краем над горизонтом, прогоняя своими лучами тьму. Люди, тело которых ломило от невыносимой усталости, поднимались и шли к командирам. Они съедят горсть фиников и сушеного мяса, а потом снова построятся для битвы. Ведь еще ничего не закончилось.
— Нам бы день простоять, да ночь продержаться! — твердил Вячко присказку, которую часто слышал от старого государя Само. — Император придет на помощь. Он не может не прийти!