Сначала я испытал чувство облегчения, что не убил девушку, а потом испугался и тяжело вздохнул, готовясь к смерти.
Да нет, все мои предположения верны, оборотни были одной семьей, и все происходящее является не чем иным, как натаскиванием молодежи на дичь. Дичью был я, а молодежью эта огромная серая, яростно рычащая зверюга – ей явно не понравилось быть мертвой. А ведь была такой милой пару мгновений назад, когда лежала на брусчатке, широко разбросав стройные ноги…
Теперь мне стало понятно, почему не среагировали старички на ее гибель. Они, конечно, знали, что «бедняжка» оживет. Я выругался, вспоминая того своего учителя, который рассказывал мне, что оборотня можно убить, если перерезать ему горло раньше, чем тот успеет превратиться в зверя, наемник еще говорил, что мертвое сердце не гонит кровь по телу, а следовательно, переворот невозможен.
Хорошо, что вспомнил: если останусь в живых и вернусь в город, обязательно набью ему морду!
Но все равно попытка была неплохой, мне за нее не стыдно, жаль только, что тот наемник оказался неправ.
Я выхватил кинжал, продолжая внимательно смотреть за волчицей, которая замерла в трех шагах от меня. Ее хвост так и ходил из стороны в сторону, а желтые свирепые глаза следили за каждым моим движением – она явью готовилась к прыжку. Волчица гневно зарычала, точнее, попыталась, из ее пасти вырывался только всхрап, потому что горло, распоротое моим ножом, еще не затянулось до конца.
Вот тогда я и сделал самую настоящую глупость, о которой даже сейчас вспоминаю с содроганием, – решительно шагнул навстречу зверю, ударил волчицу ногой в живот, а когда она взвизгнула, сорвал с груди серебряный амулет и засунул его, раздвинув густеющую на глазах шерсть, прямо в рану на ее горле.
Челюсти лязгнули около моих пальцев, но я успел отскочить. Думаю, этот мой выпад был настолько нелеп, что волчица среагировала на него с опозданием. А может, удар ногой в живот ее удивил? Впрочем, и для меня самого этот дурацкий поступок оказался неожиданностью, правда, очень эффективной, потому что отскочив на пару шагов, волчица снова рванулась ко мне, но уже в прыжке ее сверкающие желтизной глаза помутнели, и она упала безжизненной глыбой на то место, где только что был я.
Удар о землю, надо признать, был достаточно громким, даже показалось, что все вокруг дрогнуло. Веса в милой девушке оказалось не меньше сотни килограмм, даже не понимаю когда она успела его набрать, девушкой она весила гораздо меньше. Впрочем, женщины всегда легко набирают вес, это похудеть у них плохо получается.
Я какое-то время моргал глазами, пытаясь понять, как это у меня вышло и почему волчица умерла. Ясно было одно: кусок серебра, засунутый в горло, убивает любого, не только оборотня. К счастью, я быстро пришел в себя, услышав гневный раздраженный рев, резко повернулся и увидел, как ко мне неспешно трусят два огромных волка. Старички наконец-то решили на меня обидеться и перекинулись, разрывая свои одежды.
Мне все еще было безумно страшно, но я все равно взглянул на палочку старичка, которая отлетела в сторону как ненужная деталь маскировки. А жаль, если бы зверь хромал, у меня бы появился маленький шанс остаться в живых. Но увы…
С тоской и печалью прижался я к глухой стене, вытащил кинжал и приготовился к смерти. Я с горечью осознавал, что этот заостренный кусок металла, отобранный у местного бандита, – мое единственное оружие с элементами серебра.
Волки остановились в нескольких шагах от меня и не решались напасть. Думаю, вид убитой волчицы-детеныша немного охладил их пыл.
– Я убил вашу дочь в честной схватке! – Голос мой срывался, сердце стучало так, что казалось, будто этот стук слышит весь город. Одежда была влажной от волчьей крови. Руки и ноги дрожали мелкой дрожью. – По вашим законам вы обязаны меня отпустить…
Еще одна глупость, о которой мне рассказывал все тот же наемник – самый главный специалист по оборотням. Он говорил, что оборотни признают честный бой, и если ты убил кого-то из них честно, один на один, то тебя отпустят, уважая твою храбрость.
Снова наврал, гад! Вернусь, буду бить до тех пор, пока не устану.
Волк рявкнул в ответ что-то вроде: «А кого это трогает?» – и прыгнул с места, даже не подходя ко мне близко. Он был на расстоянии не менее пяти метров, но я не сомневался, что оборотень легко до меня допрыгнет. И тут же сделал очередную глупость – рванулся вперед, чтобы застать его в верхней части прыжка. Я сделал это в запале. Головой-то понимал, что все кончено, от такой мощи не спасешься – любой удар когтистой лапы станет для меня смертельным; а когда зверь схватит меня клыками, то перекусит и даже не заметит. А если вдруг промахнется, то задавит меня своим весом, в нем точно было килограммов двести, а то и больше.
Но просто ждать смерти не в моих правилах. Упрямство мне не позволяло такого и раньше – в любой, даже самой безнадежной драке я всегда стоял до конца, за что меня и уважал Молот, и не только он.
Оборотень сбил меня с ног. В голове помутилось и от жесткого удара, и оттого, что я ударился головой о булыжник. Я потерял сознание! Но при этом испытывал странное ощущение удовлетворения – видимо, решил, что если не буду чувствовать, как меня рвут на части, то и не будет больно.
Я ошибся. Больно было, и даже очень.
Сначала я решил, что давно умер и теперь за все грехи, что совершил в жизни, меня истязают, очищая для главного действа в нижнем мире – сжигания на медленном огне. А длиться оно будет столько дней, сколько дней прожил на этом свете, благо что наберется их не много, мне едва исполнилось двадцать. Следовательно, мучиться относительно недолго – намного меньше, чем тому оборотню, который меня убил. Я слышал, что у них есть свой ад, там как раз уменьшают время муки за убитых людей – сколько убил, столько и срежут, а ежели наберется больше, чем лет твоей жизни, то станут кормить и поить, как славного воина.
Вот такая ерунда лезла в голову, когда умирал, а говорили, что увидишь всю свою жизнь…
Опять наврали!..
Запах был еще тот на том свете – пахло грязной волчьей шерстью и еще кровью. Этот сладковатый запах меня часто преследовал в снах-кошмарах – в них она повсюду текла рекой и все, до чего я дотрагивался, становилось кроваво-красным.
А еще мне мешала жуткая тяжесть в груди, словно на грудь положили каменную плиту с моим именем.
Говорят, в южных странах так и хоронят – укладывают мертвого человека меж двух каменных плит, одна сверху, другая снизу, и выставляют на солнце. Звери и птицы до тела добраться не могут, и оно медленно гниет, перерождаясь в нечто, что потом легко уложить в глиняный кувшин. Местные жители считают, что после такой обработки между плит остается дух предка, и только так его можно избавить от тела.
Дышалось мне тяжело, да и глаза не открывались, в ушах слышался только мой хрип, больше похожий на стон. Но через десяток глухих ударов сердца я понял, что жив и на мне не плита. Тогда, собрав все силы, я уперся руками и ногами в землю и сбросил с себя невыносимо тяжелый труп оборотня. Потом протер глаза, залитые кровью – все-таки успел перед смертью царапнуть мне лоб проклятый перевертыш.
Теперь я был уже полностью уверен, что жив, – если тебе так же противно, как раньше, то это значит только одно: ты все еще на этом свете, в срединном мире.
Солнце уже зашло, небо хоть и алело краем, но быстро темнело. Над соседним зданием в темной вышине появилась первая звезда, а прохладный ночной ветерок холодил кожу.
Я встал и огляделся. О том, что где-то рядом должен находиться еще один оборотень, я не забыл, поэтому смотрел настороженно, готовый в любой момент отпрянуть. На драку вряд ли был способен, в голове бил молот, и его тупой звон отдавался по всему телу, но, может, удастся убежать?
Похоже, мне изрядно досталось, возможно, и раны есть, просто сейчас они не чувствовались. Тело едва двигалось, преодолевая жуткую усталость, словно уже неделю находилось без сна и отдыха. Слабость накатывала такая, что на меня можно было дохнуть и я бы тут же распался на отдельные, не связанные между собой фрагменты, и умер в очередной раз.
Охнув от боли в вывихнутой руке, я бросил сумрачный взгляд по сторонам, и то, что увидел, меня сильно озадачило.
Молоденький перевертыш уже вернулся в свой человеческий облик, правда, фигуру обнаженной девушки портил арбалетный болт с серебряным наконечником, торчавший между двумя приятной формы грудками. Из распоротого горла оборотня торчал окровавленный кончик моего оберега с привязанной к нему кожаной бечевкой, на которой он висел раньше.
Серебряный болт достался и старушке, он торчал у нее между лопаток. Бабка тоже после гибели вернулась в истинный облик. Это было странно. Похоже, пока я лежал без сознания, кто-то добил всех перевертышей. Видимо, нашелся доброхот, если только это все не кажется.
Я потер рукой лоб и выругался, обнаружив, что часть кожи там у меня сорвана и свисает лоскутом на глаза.
Стало понятно, откуда все время сочится кровь, застилавшая все вокруг багровой пленкой. Кое-как приладив кожу на место, я протер рукавом брови и веки, чтобы нормально видеть, и огляделся. Труп матерого волка, под которым пять минут назад я лежал, задыхаясь от запаха волчьей шерсти, уже превратился в тело сухонького мертвого старичка с моим кинжалом в груди.
В нем серебряного болта не было, так что этого точно убил я. Думаю, девушку тоже можно записать на мой счет – арбалетный болт вбили ей в сердце только для того, чтобы прекратить агонию.
Итак, все сложилось удачно – мои враги умерли, а я остался жив. Только радости никакой, одна усталость и боль.
Хорошо бы поблагодарить неизвестного спасителя и отправиться на постоялый двор смывать с себя кровь и мазать полученные раны целебной мазью. Хороший день получился, насыщенный – дважды чудом остался жив…
Интересно, кто же меня спас? Я сумрачно огляделся по сторонам.
Слышал, что бывают разные случаи, иногда оказывается, что тебя спасают совсем не из человеколюбия, а просто потому, что ты нужен для жертвенного камня, и это значит только то, что тебя убьют позже.