На всех мест не хватало, поэтому часть людей сразу пошла пешком, кого-то погрузили в найденные тут же машины, а кто-то должен был ехать на поезде, устроившись на открытых платформах среди «Уралов» «БМ-21». Вектор движения у всех был один и тот же – вдоль железнодорожного полотна по направлению к селу Семисотка.
Семен Кожанов с Чебуратором и обоими башкирами укатили на «таблетке» в направлении Кировского. Оказалось, что батарею гаубиц Д-30 удалось захватить почти целой, при штурме сожгли два «РСЗО» «Град», а остальная техника не пострадала. Укропских артиллеристов перебили не всех, кому-то удалось выжить, их сейчас захомутали и, держа под прицелом, решили использовать по их прямому назначению.
Шкетовский ждал целеуказаний от Якута и его группы, чтобы ударить по этим целям из гаубиц.
Среди освобожденных мирных жителей нашлось много мужчин призывного возраста. Один из освобожденных – высокий, худой, как высохшая палка, татарин, с пышной седой шевелюрой на голове и короткой седой бородкой, вызвался организовать сельчан в отряд самообороны. Из двух сотен мужчин разного возраста в отряд набралось всего тридцать человек. Но тут лучше хоть кто-то, чем вообще никого! Им выдали оружие и выгнали за пределы села, чтобы они патрулировали окрестности. Не хотелось бы, чтобы укры подкрались незамеченными и устроили нам танцы с бубнами! Оставшихся мужиков, парней и пацанов отрядили на разгрузочно-погрузочные работы. Времени было мало, и надо спешить. Освобожденные заложники, и в особенности жители Владиславовки, не желали покидать село с пустыми руками, здесь оставалось нажитое годами добро – и им необходимо было забрать хоть что-нибудь. А ведь еще оставались домашние животные и запасы провизии.
Из Керчи, Батального и Семисотки к нам подкинули подкрепление. Сотня атамана Пирогова в полном составе – пятьдесят три бойца. Два БТР-80, сводный отряд самообороны Керчи, под предводительством моего друга – Сереги Бутенко, сто сорок три бойца и рота крымских татар – семьдесят два бойца. Татарская рота существовала уже второй год и саморганизовалась сразу же после большой трагедии в Керчи. Командовал ротой Рустем Ахметов, 52 года. Воевал в Афганистане, получил два ранения и орден Красной Звезды. Жил в пригороде Керчи, вел домашнее хозяйство, имел шестерых детей и пять внуков. В той трагедии он потерял дочь и внука. Знали мы друг друга шапочно, все-таки зоны действия наших подразделений не пересекались, но мужик он был правильный. Я называл его Рустем-ага, а он меня исключительно по имени-отчеству. Вместе с военными прикатился и передвижной медицинский пункт: две «Скорых» и госпитальный автобус.
Когда прибыло пополнение, дела сразу пошли быстрее и веселее, получилось организовать нормальную охрану для пленных, которых набралось около сотни, и патрулирование близ Владиславовки.
К полудню Кожанов отозвался и выдал в эфир координаты первых целей. Растолкали украинских пушкарей, и под бдительным надзором Шкетовского артиллеристы открыли огонь. Семен не унимался, и арта долбила как заведенная три часа. В ответ никто не стрелял, даже авиация не прилетела.
К вечеру вернулись разведывательные группы, которых выслали в южном, западном и северном направлении, и доложили, что укропы с бармалеями забились в крупных населенных пунктах, ощетинились стволами во все стороны и чего-то ждут.
На севере, из села Кировское, по которому три часа работала наша батарея, укропы спешно отошли к ПГТ Советский. Разведка сообщила, что в Кировском осталось много брошенной техники и артиллерии. Туда сейчас выдвинулся отряд Бутенко. Причем двигался отряд двумя группами, большая часть оседлала небольшой железнодорожный состав, где на открытых платформах разместили два «маталыги» с «зушками» и несколько 120-мм минометов 2Б11. Вторая часть отряда шла параллельным курсом на пяти «пикапах» с пулеметами.
На юге черти заняли пригороды Феодосии, села Ближнее и Насыпное. Причем по сведениям радиоперехвата бармалеев поперли из Старого Крыма и его окрестностей. Там тоже образовался отряд самообороны, но он работал в тесной спарке с солдатами из воинской части, которая находилась в горах Старого Крыма.
В ту сторону тут же выдвинулась группа, призванная связаться с этими самооборонщиками для налаживания контакта и координации совместных действий. Если удастся выбить бармалеев из Насыпного и Ближнего, то получится пробить коридор из Симферополя до самой Керчи, и тогда можно будет начать эвакуацию гражданских на Большую землю.
На западе укропы и бармалеи оккупировали села Красногвардейское, Золотое Поле и Приветное. По информации от местных жителей, которых по дороге встретила наша разведка, там помимо артиллерии были еще и танки.
Атаковать все три направления мы не могли. Честно говоря, и одно направление атаковать нельзя, во время штурма расклад идет три к одному. То есть роту обороняющихся нужно атаковать силами батальона. А у нас пока получалось наоборот. К тому же люди нужны были для патрулей, разведки и помощи в эвакуации гражданских.
К ночи во Владиславовку прикатил Фюрер, он же Витька Сидоров. Примчался мой татуированный друг не один, а в компании своей «шайки» и заявил, что мы, конечно, молодцы, что освободили несколько тысяч людей, но чем их кормить, никто не озаботился, поэтому хорошо бы разжиться провиантом. Сидоров пригнал с собой несколько фур длинномеров, которые он намеревался забить зерном, хранившимся на элеваторе в Кировском. Пришлось организовать сопровождение, добавить несколько «КамАЗов» и отправить колонну за зерном.
К ночи я валился с ног, и даже чудо-пилюли доктора Шкетовского не помогали, по-моему, от них становилось только хуже.
Отозвался Кожанов, теперь он кружил вокруг Советского, выискивая цели, чтобы с раннего утра начать его обстрел. В Кировское перебросили еще один отряд, в который согнали укропских артиллеристов.
В четыре часа утра собрали военный совет, на котором были я, Якут, Шкетовский, атаман Пирогин, старший местных самооборонщиков Ленур, который просил называть его Алексей и Рустем-ага.
– Ну, что, мужики, будем делать? – задал я риторический вопрос. – Завтра утром Семен наведет арту на Советское, «банда» Сидорова к обеду вывезет все ценное из Кировского, и можно сворачиваться и уходить за Ак-Монайский перешеек. Что скажете?
– Я за! – тут же подал голос Рустем. – Эвакуируем людей, технику, боеприпасы, провизию. Надежно перекроем короткий Ак-Монайский перешеек, создадим там глубокоэшелонированную систему оборонных сооружений и оттуда будем действовать небольшими мобильными ДРГ, кошмаря укропов и бармалеев.
– Я против! – тут же отозвался атаман, у них с Рустемом были очень напряженные отношения, так как Пирогин был известным ультраправым и, мягко выражаясь, особо не жаловал всех «нерусских». – Нам нельзя сейчас уходить в глухую оборону. Надо идти вперед! Завтра возьмем Советское, потом Джанкой, а через пару дней выйдем к Перекопу и возьмем всю группировку укропов в котел. Крымский котел! Круто?!
– Не получится, у нас мало сил, – возразил ему Рустем. – У нас сил не больше батальона. Нас легко обойдут и возьмут в кольцо. Вот, смотри, – Рустем показал на карте вражеские отмеченные позиции, – они могут ударить отсюда и отсюда.
– И что? – не унимался атаман. – Один лев стоит шайки шакалов. Наш сводный батальон даже без вашей роты, – презрительно скривился Пирогин, голосом выделив свое отношение к татарам, – легко справится с полком, нет, целой дивизией укропов! – гордо выпятив грудь, заявил Иван.
– Станислав Павлович, можно я расскажу небольшую притчу? – демонстративно игнорируя атамана, спросил у меня Рустем-ага.
– Валяй.
– Однажды ко льву пришел шакал и вызвал его на бой. Но лев даже не обратил на него внимания. Тогда шакал заявил: «Если ты не будешь со мной драться, я пойду и расскажу всем своим друзьям, что лев меня боится!» На что лев ответил: «Пусть лучше меня осудят за трусость шакалы, чем будут презирать за такое сражение львы», – рассказал короткую притчу Рустем.
– Ты меня что, назвал шакалом? – взвился атаман.
– Пирог! Уймись! – приказал я. – Не ерепенься! Нашел время бычку включать?! – выкрикнул я.
– Не хотите идти на штурм Советского и Джанкоя, значит, моя сотня сама пойдет. Ясно?!
– Атаман! – выкрикнул я. – А ну, заткнись! Никто, никуда самостоятельно не пойдет. Ясно?! Если будем действовать поодиночке, без координации и согласованности, нас укры передушат, как кутят. Выкинешь нечто подобное, расстреляю за саботаж! Уяснил?
– Да, блин, Псих, ты что не понимаешь, что сейчас надо действовать быстро. Ковать железо, пока оно горячо! Укры получили люлей, они напуганы, и у нас есть реальный шанс переломить ситуацию в нашу пользу, а если будем выжидать, то они соберутся с силами и перехватят инициативу. А тогда они нас просто задавят числом.
– Пирогин, ты все верно говоришь, но и Рустемага прав.
– Как так?! – презрительно скривился атаман. – Я предлагаю наступать – и я прав, татарин предлагает отступать – и он прав. Как такое может быть?
– Легко, – объяснил я. – Ты прав в том, что у нас сейчас есть шанс переломить ситуацию в свою сторону, и если нам повезет, то мы можем выбить укров из Советского. Рустем тоже прав, вполне можно действовать согласно его тактике. Мы здесь поэтому и собрались, чтобы решить, какой план действий выбрать. Шкет, Ленур, Якут, вы что думаете?
– Я не имею особого опыта в военных делах, – неожиданно тихо начал Ленур. – Служил в армии, потом пару раз был на сборах, вот и весь мой опыт, но я живу здесь в этом селе, здесь живет моя жена, мать, мои дети, внуки. Я должен защитить их и других односельчан. Сейчас они в безопасности, поэтому можно и повоевать. Что, если нам выбрать третий путь. Зачистим пригороды Феодосии, обеспечив себе надежный тыл, наберем еще бойцов в отряды, вооружим их и потом ударим на север?
– Времени у нас нет, день-два, и командование укропов погонит своих солдат на нас, – объяснил я. – Быстро пригороды Феодосии нам не освободить, бармалеи, засевшие там, уже битые, они загнаны в ловушку и будут отбиваться до конца. Бои в населенном пункте могут затянуться на недели и даже месяцы, при этом мы положим своих бойцов втрое больше, чем обороняющихся, и это при условии, что будем сносить там все из артиллерии.