Виктор все-таки залез в служебный ящик. Опасения оправдались – чуть ли не половина всех начальственных писулек касались свежего – три часа всего – бреда. Эк руководство всполошилось…
Ну что же. Завтра будем отдуваться. А пока – надо бы поспать.
Он оторвался от планшета, сунул его во внутренний карман. Стюардесса как будто все это время рядом стояла: только голову поднял – а она уже тут. Ну да, господин, судя по всему, солидный – сеть в самолете удовольствие недешевое, от планшета оторвался – значит, самый момент что-нибудь впарить. Желательно – подороже.
– Не желаете коньячку? Виски? Саке? – Гляди-ка, помимо западной, и дальневосточная экзотика в наличии. Н-да, красавица, не по нашему карману. Тут у вас цены покруче, чем в «Яре», небось. Но разочаровывать не будем. Стопочка не помешает.
– Водки, пожалуйста. Пятьдесят грамм. И бутерброд с лососем, – подмигнул девушке, как бы компенсируя не сильно денежный заказ. – И вот что, Света, – прочитал он имя на бэйджике, – до Москвы не будите меня, хорошо? В том числе и на завтрак. Хоть часа четыре подремлю.
Та улыбнулась, кивнула и двинулась в сторону кухни, или что у них там, походкой манекенщицы. Теперь – двадцать пять от нервов, двадцать пять – для нервов. И всенепременнейше уснуть. Сигаретку бы еще – но такая роскошь в самолете не предусмотрена.
00:45 мск (08/27/2020 16:45 EDT)
Вашингтон
Штаб-квартираNASA
Специальная группа
Доку Рон ни выпить, ни закурить не предлагал. Да тот и не напрашивался, а предложи – откажется. В новый паттерн успешного психолога ни виски на два пальца, ни сигара, ни трубка не вписывались, а Док был слишком хорошим специалистом, чтобы не понимать, что имидж в этой профессии важен критически. Тем более что Рон для него в данном случае был не только руководителем, но и, в определенной степени, пациентом. Слишком все ново и рискованно. Слишком много нервов. Именно поэтому он расположился не как сотрудник на совещании у руководства, а как врач, беседующий с нуждающимся в помощи человеком, – в профессионально-открытой, располагающей позе. Пациент не возражал.
– Так что тебя беспокоит, Рон? Насколько я знаю, стартовали мы совсем неплохо.
– Русские, Док. Я читал чертову тучу бумаг. Анализов, сводок, справок. В том числе – и твоей группы. Я бывал в Москве. Не раз. Но лично знаком с этими русскими – да и с итальянцем – только ты. Еще Пол, конечно, но…
– Понимаю. Мне жаль, что Пол… отошел от проблемы. С кого начнем?
– Пожалуй, с итальянца. Кто он и что он?
– Мистер Тоцци… Как тебе сказать… Он специалист. Просто отличный специалист, который срочно понадобился русским. Он работает в программе как разработчик установки с самого начала, знает свой прибор до последнего винтика. И он, к счастью для русских, проходит по здоровью. Они даже оплатили половину его билета до Луны – а это кругленькая сумма, знаешь ли… Я видел его перед стартом. Он выглядел несколько… шокированным. – Док переменил позу, «открываясь» еще больше. Все, что он говорил, было многократно и подробно изложено в предварительных докладах. Но если Рону надо услышать это еще раз, лично, – он, разумеется, подыграет. Уверенность им необходима. Всем.
– В каком смысле шокированным? Он боялся?
– Совсем немного. В пределах обычного. Некоторые наши парни боятся перед полетом гораздо больше. Скорее – все случилось слишком быстро для него. Фактически он прошел всего лишь подготовку космического туриста. Пожалуй, именно им он себя и ощущает.
– Это мы учитывали. Док, меня больше интересует, что он за человек.
– Мальчик. Мальчик в тридцать три года. Знаешь, он на полгода старше миссис Шибановой – она самая молодая в русской группе астронавтов, – но он смотрит на нее, как школьник на учительницу. Пусть молодую и симпатичную – но учительницу.
– А на Третьякова?
– Как на директора школы. Военной школы, замечу.
– То есть – он боится не полета, а Третьякова?
– Опасается. Неосознанно. У него, судя по записям и по моим личным впечатлениям, отличные деловые отношения с русскими. Особенно с его коллегами-учеными из московского института. Но вот что касается командира… Тут есть определенные сложности. У Третьякова своеобразное чувство юмора. Типично армейское. Это есть в его профиле. Замечу, что, по неподтвержденным сведениям, мой русский коллега – доктор Абрамов – выражал некоторую… обеспокоенность подбором экипажа.
– Странно. И его мнение проигнорировали?
– Русские, точнее, русское руководство действовало в условиях цейтнота. Европейцы платят весьма неохотно, и в случае срыва графика по кислороду был риск выхода Италии из программы. Тем более что их министр науки…
– Я знаю позицию мистера Кальдеролли.
– Да. Так вот, русским было просто необходимо запустить «Верону» до конференции в ЕКА. А доктор Тоцци – лучший специалист по установке из тех, кого они могли подготовить достаточно быстро.
– Но если доктор Тоцци так важен для них – почему они не подобрали ему более подходящего компаньона?
– У них проблемы не только с кислородом. Они опаздывают и с реактором.
– Я знаю. Приготовленный для Луны «Топаз» они применили на военном спутнике – Луне пришлось подождать.
– Именно. Так что реактор им тоже нужно посадить во что бы то ни стало. А подполковник Третьяков, насколько я знаю, – их лучший специалист по дистанционной посадке.
– Понятно. Знакомая ошибка. Два отличных специалиста, каждый в своем деле…
– … С неполной психологической совместимостью. Подполковник Третьяков – типичный русский военный. Со всей спецификой этой касты. С другим русским или, скажем, с европейцем или американцем, но тоже с военным, они сошлись бы лучше. А вот его профиль и профиль доктора Тоцци, по нашим расчетам, сочетаются не очень хорошо. Так что, полагаю, мистер Тоцци будет вести себя точно в соответствии с нашими – моим и моего итальянского коллеги – прогнозами. Иначе операцию не стоило и затевать.
– Это точно. Значит, итальянец мистера Третьякова опасается… А стоит ли опасаться мистера Третьякова нам? – Рон встал, прошелся по кабинету. Док попытался снять напряжение, добавив в голос еще больше спокойствия. И начал ответ, разумеется, с успокаивающего – в данном случае успокаивающего – «Не стоит».
– Не стоит. Конечно, если мы будем вести себя правильно. Понимаешь… Ты видел цифры, реакции, диаграммы. Но главный факт – то, что он вертолетчик.
– Мой отец тоже летал на «Хьюи»[23]. Во Вьетнаме. И я бы не сказал, что он неопасный человек. До сих пор, кстати, хотя ему хорошо за семьдесят.
– Тут есть существенный нюанс. Твой отец был «жокеем», пилотом боевой машины, а мистер Третьяков управлял чем-то вроде «Веселого Зеленого Гиганта»[24]. Спасательного вертолета. Понимаешь разницу?
– Не вполне.
– Его основная работа во всех русских войнах, в которых он участвовал – а это три войны за пятнадцать лет, – привезти своих ребят к черту в зубы и, главное, отвезти их назад. Из этих самых зубов. Живыми. Мы выяснили, за что русские наградили его в две тысячи восьмом.
– Хм. Этого я не читал.
– Да, в доклад это, кажется, не вошло. Возможно, есть в приложениях. Я проверю, и если этого там нет – добавлю. И вышлю завтра с утра. Так вот, мы обратились к ребятам из Лэнгли, они подняли свои архивы, потом вышли на правительство Джорджии… Кавказской Джорджии. Родины Сталина, где воевали русские.
– Я понял, какую именно Джорджию ты имеешь в виду, Док. Я не настолько необразован. Пожалуй, я даже смогу найти ее на карте без помощи Гугла. – Рон усмехнулся. – И что же они сообщили?
– Не только они. Впрочем, не важно. Мы – мы все вместе – выяснили, за что именно он получил свой орден. Он эвакуировал русских десантников. На склоне, откуда он их забирал, места хватало, только чтобы приткнуть одно колесо. Он его приткнул. И висел почти неподвижно, хотя по нему садили из полутора десятков стволов, правда, издали, – до тех пор, пока не погрузил всех. И что интересно, после этого не стал обстреливать тех, кто стрелял по нему. Просто улетел. Хотя, как говорят военные Джорджии, стрелявшие именно по его вертолету, – вооружение у него было.
– Пацифист какой-то…
– Нет. Просто из этих десантников трое было тяжело ранены. И могли умереть в любой момент. Фактор времени – серебряные часы, золотые минуты, бриллиантовые секунды… И он доставил их до госпиталя. Живыми. Кстати, как говорят ребята из Лэнгли – из этой группы выжили все.
– Впечатляет. Впрочем, русские умеют подбирать людей. Я бы тоже не отказался от такого парня. Даже несмотря на его юмор. Хотя наши не хуже.
– В том-то и беда. – Док позволил себе немного пофилософствовать, – и они, и мы – славные ребята. Вот только так сложилось, что и мы, и они ухаживаем за одной и той же девчонкой. Богатой сентиментальной девчонкой – Европой. Которую в данном случае представляет Мистер Пицца. Главный вопрос – стоит ли она, эта девчонка, такого… соперничества?
– Наверху считают, что стоит. Да и я тоже так полагаю… Но это все не о том. Итак, ты уверен, что для мистера Третьякова самое главное – вернуть своих – или своего – домой?
– Да. Я видел, как он общался с вертолетчиками русских спасательных команд после его первого полета. Он до сих пор один из них – с их точки зрения.
Да и с его личной. Он солдат – но особого рода. Он с удовольствием рискнет собственной шкурой и попытается продырявить наши – но только спасая своих. Если ему не придется никого вывозить из-под огня, он не полезет в драку. По крайней мере, без прямого приказа. И именно это дает нам возможность… Знаешь, если бы Третьяков был истребителем или пилотом ударного «Хайнда»[25], как полковник Залетин, я бы высказался против операции.
– В этом случае я бы ее и не начинал. Слишком много вариантов. Ну что же, будем считать, что нам повезло.