– Он… Он в «Козявке». Сергей говорил, что без оружия он чувствует себя голым. Он же военный… Он… он сам настоял, чтобы в комплект положили его табельный пистолет… Знаете, он привык именно к нему. – Не загнула? Вроде нет. Мужики часто сходят с ума по стреляющим штукам, а если даже и не сходят сами – вполне поймут такую страсть у кого-то друтого. – Он держит его в луннике. Под пультом. Ну, знаете, где обычно возят фляжку с коньяком. – Конечно, они знали. Контрабанда спиртного ведет свою историю как бы не с гагаринского «Востока». Почти официально покрываемая контрабанда, заметим.
– Миссис Шибанова. Приношу свои извинения еще раз, но мы вынуждены ограничить ваши перемещения по станции, пока ситуация не разрешится. Мистер Кэбот, проследите, пожалуйста, за миссис Шибановой. Я поговорю с Луной сам.
Вот оно. Теперь-то все и решится. Если Серега не допрет – они устроят на станции обыск, и тогда уж точновсе. Она отвернулась и от Кэбота, и от пульта. Ее колотило, а показывать это было категорически нельзя. Кэбот висел сзади, весь серый. Гражински забубнил в микрофон. Ага. Вышел на связь. Не подведи, Серега.
10:05 мск
Луна, Океан Бурь
База «Аристарх»
Пьетро со вчерашнего вечера был чисто мешком стукнутый. Поразмыслив, Третьяков отнес это к творящемуся на Земле безобразию – что и говорить, новости из Европы радости не добавляли. Тем более что «поплыл» итальянец как раз после очередного сеанса связи. Что ему там опять прислали из дома – бог весть, но молчал он, как рыба об лед. Ну, хоть дополнительных обвинений в поедании младенцев не выдвигал – и то хлеб.
Новостные сводки ЦУПа дышали олимпийским спокойствием – все фигня, ребята, фактически внеплановые учения. Сергей цену таким «учениям» знал – свербило в копчике не хуже, чем двенадцать лет назад, перед Осетией. Но он был тут, его бывший полк – там, и помочь своим он не мог ничем. Не душить же гнусного натовца Пьетро страховочным фалом, тем более что итальянцы на троих с французами и немцами опять изображали коллективного кота Леопольда, призывая конфликтующие стороны к миру, дружбе и жвачке.
Вот с американцами он бы поговорил – но тоже на Земле, а тут мордобой, особенно после того ролика, отдавал изрядным бредом. Так что приходилось быть вежливым.
Страдая от сенсорного голода, Сергей попросил было Пьетро добыть ему через «левый» канал подборку не прошедших цензуру новостей, желательно с русских сайтов. Но тот шарахнулся с таким испугом, словно и не он искал подтверждения о страшном третьяковском злодеянии в ноль восьмом. И не он временами покачивал порнуху. Впрочем, сам Сергей тоже не без греха – даром, что ли, Настасья намекнула ему на фляжку армянского, привезенного под пультом «Козявки» и уже пустую на треть? Непонятно только, с чего это она решила поиграть в «заботливую супругу». Конечно, каждая собака, имеющая отношение к кораблю типа «Лунник», подозревает, что полость под пультом, достаточно удобная даже для неповоротливых толстых пальцев скафандра, была сконструирована именно для этой цели – уж больно здорово туда лезет плоская двухсотграммовая фляжка. Но рекламировать-то зачем?
Пульт связи гукнул в три ноты, Пьетро сорвался с места, отбросив использовавшийся вместо пледа спальник Кто там? Гражински? Трансляцию итальянец не врубил, звук шел через наушники. Приходилось довольствоваться половиной разговора
– Yes, sir. Certainly. No, he did not set any questions. Yes – all goes as usually, sir![37]
Вот скотина. Мог бы и по-русски – все-таки рабочий язык базы. Да и на орбите, поскольку американцы лишь арендуют базу как перевалочный пункт, русский тоже формально рабочий. Хотя в быту там тот же «руглиш», что и на низких орбитах.
– Синьор Третьяков. Не могли бы вы подойти к микрофону?
Вставать не хотелось – только пригрелся. Но придется – что-то этой скотине надо. Будет небось выдвигать какие-то претензии – формально старшим по «русскому сектору» лунного и окололунного пространства был он, хотя в Настины орбитальные дела и не лез – не его компетенция. Конечно, понажимать кнопки на станции и в «Союзе» мог и он, так это и Пьетро может. Третьяков выбрался из мешка, протиснулся к контрольной панели. Пьетро сразу отскочил подальше с опасливым видом – видимо, разговор предстоял не из приятных.
10:35 мск
Окололунная орбита
ЛОС «Селена»
– Ну что же, миссис Шибанова. Могу сказать вам, что все благополучно. Мистер Третьяков оказался разумным человеком и согласился с нашими доводами. Единственное условие с его стороны – убедиться, что с вами все в порядке.
– Хорошо, – краткость давалась ей легко, общаться с этим самоуверенным гадом не хотелось совершенно.
– Мы надеемся, что вы не будете подстрекать подполковника Третьякова к необдуманным поступкам. – Конечно, она не будет. Необдуманные поступки не ее стиль. Ее стиль – тщательно обдуманные поступки. «Встреча обеспечена, в плане все отмечено….» Серега умный мужик, должен был понять все с лету.
Она проплыла к консоли, сопровождаемая Гражински. Взялась за гарнитуру, Гражински помотал головой и щелкнул клавишей, включая громкую связь.
– Монблан-один, здесь Вега-один. Ответь.
– Здесь Монблан-один. Настя, ты там как?
– Со мной все хорошо, Монблан-один. Сергей, пожалуйста, отдай им пистолет.
Серега не удивился – вертолетчики, когда припрет, думают быстро, а время с первого вопроса американца у него было.
– Конечно, Настя. Тоцци уже готовит скафандр. Заберет «макарку» из-под пульта… – Допер! Ай, молодец, допер! – …и готовимся к старту. Окно по топливу открывается через четырнадцать тридцать, так что подойдем сами, сами подойдем, как поняла?
– Поняла нормально, окно старта по топливу через четырнадцать часов тридцать минут, завтра, четвертого, в ноль один ноль пять по Москве. Длительность окна семьдесят четыре часа, напоминаю.
– Понял вас, Вега-один, за семьдесят четыре часа всяко уложимся. Главное, чтобы ты дождалась… момента. Удачи тебе, Настя.
– Удачи, Сергей.
– Вот и хорошо. – Гражински явно отпустило. Тоже нервничал – это тебе не втроем на одну, на Луне расклад явно не в их пользу. Хотя чего бояться-то: корабли для возвращения на Землю здесь, на орбите, так что американцы, как полагают, держат оставшегося внизу Серегу за яйца. Да и к войне на мирной станции, что на одной, что на другой, ни Третьяков, ни сама она (до недавнего времени) готовы не были… – Миссис Шибанова. После того, как мы убедимся в безопасности возвращения мистера Тоцци, мы демонтируем его ложемент из «Союза» и установим его в четвертый слот «Ориона». Надеемся на ваше сотрудничество в части, касающейся вашего корабля. В конце концов, это в ваших же интересах.
– Да, разумеется.
– В таком случае прошу вас проследовать пока в свою каюту. Мы вас вызовем, когда нам понадобится ваша помощь.
Слава тебе, господи. Она посчитала все правильно. Теперь все будет зависеть только и исключительно от нее. Они теоретически могли запереть ее в каюте Кэбота. Там было бы сложнее – и все двадцать четыре винта на месте, и дотягиваться дальше. Не в «Союзе» или резервной «Козявке» – там есть разные… возможности. Не в «Орионе» или во взлетном модуле «Альтаира» – тогда ее пришлось бы вязать, чтобы чего не напортила, не дай боже. А на жесткие действия, вроде шокера или связывания рук, они еще не решались. Да и вообще – пока американцы действовали довольно мягко. Расчет на остатки порядочности сработал. Впрочем, не только и не столько на порядочность. Лишние осложнения ни им, ни их боссам были не нужны, ей ведь как минимум еще раз с Серегой общаться. Ну и сыграла полностью сломленную и растерянную жертву она вполне убедительно. Это было нетрудно – достаточно было выпустить на волю под конец ту самую домашнюю девочку-трусиху которую она давила в себе вот уже пятнадцать лет, с первого парашютного прыжка.
Каюта была пуста, шторка шкафчика отдернута. Все шмотки с прошлого вечера остались у Роберта. И наверняка им просмотрены. Гражински лишь слегка мазнул взглядом голые полки и панели стен. И слава богу, что медицинский монитор был далеко – пульс у нее в этот момент, наверное, за сто двадцать зашкалил.
Дверь с отбитым уголком щелкнула. «Но вскоре покинул я девственный лес, взял в плен меня страшный Фернандо Кортес, он начал на бедного папу кричать, а папа Фернанде не мог отвечать…»
Судя по темной полоске, перекрестившей дверь, Гражински просунул в петли по обе стороны проема ту длинную пластиковую фигню, которая была у него в руках. Хорошая фигня, хлипкая. То ли молдинг панели внутренней обшивки, то ли облицовка жгута кабелей откуда-то из «Альтаира», достаточно грубо оторванная. Явно не со станции – Настя таких фиговин не помнила. Караулить ее никто не стал – людей и времени у американцев было мало, а работы – выше крыши. Как и было просчитано. Молодец, девочка. Возьми с полки пирожок.
Теперь ждать момента.
А может, ну ее? Пусть забирают своего макаронника и катятся колбаской. В конце концов, их плен будет временным, до отлета штатников. Плен. Плен – значит война. И вся эта катавасия – тоже часть войны. Значит, им это надо. Очень надо. Настолько надо, что они пошли на эту бредовую затею: устроить потенциальную бойню – боятся же, сволочи, – на станции, которая только в деньгах миллиардов на пять евриков потянет. Значит, ставки совсем уж запредельно высокие. Хотят задавить на виду у всего мира. И повязать Европу – та, судя по всему, никак не решается. Хочется, но колется. Значит, будем колоть.
Настя покрутилась в каюте, изображая беспокойство, а затем решительно распустила хвост на затылке. Зажим для волос – вещь для девушки в ее положении совершенно необходимая. Особенно если надо поддеть и оторвать посаженную по краешку на герметик панель внутренней обшивки. Ту самую панель, на которой все двадцать четыре крепежных винта она давеча заменила на приклеенные тем же герметиком шляпки.