Как случается подчас в переломные моменты истории, наиважнейшую роль в том событии сыграли погода, а вкупе с ней удача. В случае с Таутоном фортуна подыграла Эдуарду Йорку. Правое крыло Норфолка тогда заблудилось и отстало, и все произошло, по всей видимости, совершенно непроизвольно: полная сумятица, увенчавшаяся поздним прибытием на поле брани – совсем как приход на выручку Блюхера при Ватерлоо. Восемь-девять тысяч свежего войска, возникшего с фланга, попросту сокрушили боевой дух тех, кто считал, что до победы рукой подать. В снегу и темени силы Ланкастеров оказались сломлены, и проигравшие панически бежали, находя смерть в реке и под ударами тех, кто догонял их и исступленно добивал на втором дыхании.
Историческая проза – зачастую борьба между стремлением блюсти верность сюжету и соблазном делать боковые выпады в виде интересных побочных нюансов – во всяком случае, это можно отнести ко мне. Мне действительно свойственно выявлять при работе какие-нибудь эпизоды, которые никак не получается вписать в канву повествования. Но сюжетная линия не должна увязать, поэтому вторая часть моей книги начинается с 1464 года, тем самым «огибая» попытку Маргарет в 1462 году вновь прибрать королевство к рукам. Этой истории вполне хватило бы на отдельную, совершенно самостоятельную книгу. А дело было так. В обмен на свои угодья в Кале Маргарет выторговала у французского короля сорок три корабля и восемь сотен солдат для поддержки все еще верных ей в Англии войск. Забрав из Шотландии короля Генриха, после вооруженной высадки она отвоевала ряд замков, таких как Алнвик в Нортумберленде, затем быстрым маневром отвела свою флотилию обратно в море… и тут ее постигла роковая неудача: внезапный шторм разметал ее суда. Кое-как добравшись до Берика, королева снова перебралась во Францию, где отец Рене Анжуйский пустил свою мятежную дочь жить в небольшом имении в герцогстве Бар; там она и стала коротать свой век в бедности, с парой сотен своих сторонников – жалкие остатки некогда пышного ланкастерского двора. Отметим важное: несмотря на неудачи, которые сломили бы многих, Маргарет никогда не теряла духа.
В 1465 году, в результате предательства, Генрих был, в конце концов, схвачен и препровожден Уориком в лондонский Тауэр. Нет никаких сведений о том, чтобы он писал там письма, стихи или вообще хоть что-нибудь. Я подозреваю, что Генрих к той поре был уже окончательно сломлен – иными словами, это была не личность, а пустой сосуд. Вместе с тем в услужение Генриху было приставлено пять дворцовых слуг Эдуарда IV, а при необходимости их число еще и пополнялось. Ежедневно в заточении с ним служил мессу священник Уильям Кимберли. Утешение Генриху, по обыкновению, составляли вера и молитва.
Никаких сведений о том, чтобы с ним обращались недостойно, не зафиксировано. Позже некий текст предполагал, что король терпел истязания, но это была его попытка быть причисленным к лику святых. Четких свидетельств этому нет, зато сохранились записи о пошиве королю новых одежд, а также о вине, присылаемом ему из королевских погребов.
Более поздние источники указывают, что Генрих сделался неряшлив и вообще зарос грязью. Если и так, то, скорее всего, это произошло от того, что он впал в серьезное психическое расстройство или же просто не желал следить за собой. Как это сказалось на решении Маргарет оставить его, все еще дискутируется. В последующие века это послужило причиной для некоторых ополчиться на нее. Хотя позвольте мне сказать от своего имени: нельзя строго судить женщину за нелюбовь к мужчине, из-за которого она претерпела столько страданий. Да и мужем-то он по-настоящему не был.
Элизабет Вудвилл появилась при дворе в 1465 году, а с ней пятеро братьев, двое сыновей и семеро незамужних сестер. Женщина старше своего мужа, скромного происхождения, вдовица с двумя детьми – неудивительно, что Эдуард женился на ней тайно, а Уорику признался, лишь когда тот начал подыскивать ему родовитую невесту из Франции.
Как и Невиллы до нее, Элизабет Вудвилл принялась внедрять своих родственников во все знатные дома Англии, создавая и крепя таким образом поддержку наиболее влиятельных семейств королевства. В частности, брак девятнадцатилетнего Джона Вудвилла с шестидесятипятилетней вдовствующей герцогиней Норфолкской был очевидной попыткой стяжать титул – один из семи «великих браков», устроенных Элизабет после помазания королевой-консортом. Герцог Норфолк, принимавший участие в битве при Таутоне, умер в 1461 году. У него был сын, на момент того «дьявольского брака» вполне себе живой, но он как-то внезапно умер, оставив после себя лишь дочку, так что титул впал в неиспользование. Выживи Джон Вудвилл в Войне Роз, он бы мог в итоге стать герцогом, а затем жениться еще раз, благо руки у него были развязаны.
Помимо семи «великих браков», на родню жены Эдуарда посыпались монаршей милостью и другие звания и титулы. Ее брат Энтони Вудвилл женился на дочери барона Скейлза (того самого, что поливал греческим огнем толпы лондонцев). Вступая в тот брак, Энтони наследовал и титул. Кроме того, при Эдуарде он стал рыцарем ордена Подвязки, лордом острова Уайт, лейтенантом Кале, капитаном Королевской Армады и прочее, и прочее. Отец Элизабет Вудвилл стал королевским казначеем и графом Риверсом.
Король Эдуард вообще был склонен к широким жестам и неумеренным щедротам. Джону Невиллу он пожаловал титул графа Нортумберлендского, но, когда занимался подрезкой ветви Невиллов, отнял его и возвратил молодому Генри Перси, наследнику рода, выпустив его из Тауэра и возвратив ему, заодно с титулом, и фамильные владения. Признаюсь: мысль о том, что Генри Перси мог какой-то период времени провести у Уорика – мой вымысел. Зато Ричард Глостер – впоследствии король Ричард III – действительно провел свое отрочество в Миддлхэме и чувствовал там себя, похоже, вполне комфортно.
Интересно отметить, что изъятие Большой печати у архиепископа Джорджа Невилла происходило именно так, как я описал: король с вооруженной свитой подъехал к постоялому двору у Чаринг-кросс и потребовал ее вернуть. Вряд ли король Эдуард ожидал вооруженного сопротивления – просто это показывает, как далеко заходило влияние его жены в превращении Невиллов из друзей в недругов. Слово «чаринг» в словосочетании Чаринг-кросс – это, по всей видимости, искаженное звучание французского «Chère Reine» («дорогая королева»), по названию мемориального креста, воздвигнутого Эдуардом I после кончины его любимой жены Элеоноры. Или же здесь присутствует связь с «Cierring» – англосаксонским словом, обозначающим изгиб дороги или реки. В сущности, история – это набор повествований, а подчас и смешение фактов с вымыслом. К фактам можно отнести, в частности, то, что Эдуард посылал Уорика во Францию, а сам, пока тот был в отъезде, заключил соглашение о торговле и военном союзничестве с Бургундией – тогда еще самостоятельным герцогством. Мог ли Эдуард принимать короля Людовика XI в качестве союзника, доподлинно неизвестно. Английский монарх, похоже, с самого начала благоволил герцогам Бургундии и Бретани (да и вообще ко всем, кто так или иначе задирал французский двор и перечил ему). Все это из рода спекуляций, но не будем забывать, что Эдуард одержал верх в битвах в Уэльсе и при Таутоне, а потому есть доля вероятности, что король-воитель лелеял мечту о еще одном Азенкуре, который позволил бы Англии отвоевать так недавно и так обидно утраченные земли.
Депутация из Бургундии побывала с визитом в Лондоне, где была встречена с большими почестями. Энтони Вудвилл устроил в честь гостей знаменитый рыцарский турнир, на котором сошелся в поединке с чемпионом, великим «бастардом Бургундии»[94]. В Париже Уорик был снова унижен, и, что еще примечательней, оказался публично посрамлен король Людовик. После этого французский монарх, не зря удостоенный прозвища «Universelle Aragne» («Вселенский Паук»), начал размышлять над проблемой по имени Эдуард и над тем, как ее устранить.
Маргарет Анжуйская действительно какое-то время находилась в Париже, и именно об эту пору. Неизвестно, довелось ли им встретиться там с Уориком в эти дни.
Для Уорика годы женитьбы Эдуарда на Элизабет Вудвилл обернулись чередой личных и публичных унижений. Последней соломинкой стало то, что король Эдуард не дал согласия на брак герцога Кларенского Джорджа с Изабел Невилл. С точки зрения Уорика, это была великолепная партия – повышение в статусе и беспрецедентный рост их фамильного состояния вкупе с наследством дочери. Однако для короля Эдуарда это был прежде всего союз, способный произвести сыновей, могущих стать угрозой его собственным наследникам. Дом Йорков возвысился до трона по более старшей ветви родословной, и нельзя было допустить, чтобы герцог Кларенский Эдуард создал еще одну королевскую линию, богаче, чем у самого Эдуарда.
Вдобавок к этому логично предположить, что у Элизабет на Изабел Невилл имелись свои виды: она была бы не прочь женить на ней кого-нибудь из Вудвиллов, скажем, одного из своих сыновей. Разница в возрасте была не в счет, а то, что такая «вишенка», как состояние Уорика, упадет в чужие руки, вызывало у Элизабет лютое неприятие. В итоге Уорику оставалось одно: пренебречь запретом короля и поженить Кларенса с Изабел в обход него. Так они отправились в Кале, где в 1469 году, против желания и веления Эдуарда, дочь Уорика и брат короля обвенчались.
В первых двух книгах я пытался анализировать тот благоговейный трепет, который люди испытывали перед персоной короля Англии. Это единственное, что объясняет, почему король Генрих остался жив, несмотря на то, что Йорк пленил его и на протяжении месяцев удерживал в неволе. Но одно дело – благоговение перед монархом, и несколько другое, когда этот человек еще простым мальчиком растет на твоих глазах и лишь постепенно дорастает до короля. Верно говорят, что не бывает пророка в своем отечестве, по