диннадцати милях вверх по течению от Орлеана. Городок и мост через реку защищала крепостная стена. Оказавшись в Жаржо, Саффолк приказал своим солдатам и горожанам соорудить баррикады в ближайшей к стене части города — осада была неминуема. И действительно, стоило англичанам расположиться в Жаржо, французы «тотчас окружили их со всех сторон, начали яростно атаковать и пошли на приступ во многих местах»[114].
Саффолк дважды пытался договориться о коротком перемирии, и дважды французы отвечали ему отказом: в первый раз потому, что сочли, что он нарушил рыцарский протокол и вел переговоры с командующим низкого ранга, а не с самим герцогом Алансонским. А во второй потому, что герцог заявил, что за шумом французских атак он попросту не смог расслышать сообщения гонцов из города. Учитывая размеры пушки, из которой французы разбили городские стены и укрепления на мосту, а также невероятно мощное орудие, которое в честь Жанны д'Арк прозвали «Пастушка», вполне вероятно, что Алансон не лукавил. В любом случае жесточайший артобстрел принес свои плоды. И хотя одному предприимчивому англичанину удалось камнем, брошенным из-за стены, попасть Жанне в голову, отчего ее шлем раскололся надвое, а сама она ненадолго оказалась на земле, одного ее присутствия было достаточно, чтобы заставить французов устремиться к победе. Не прошло и дня, как Жаржо пал. Саффолк и его брат Джон де ла Поль попали в плен, более сотни защитников города и второй брат графа, Александр де ла Поль, погибли. Это было тяжелейшее поражение. Положение самого Саффолка отчасти было скрашено тем, что, прежде чем официально сдаться, он успел произвести в рыцари простого солдата, а не аристократа, который захватил его в плен. Тем самым он избежал позора — ведь для лорда оказаться в руках человека низкого статуса было унизительно[115].
После Жаржо Саффолка увезли в Орлеан, где он провел в заключении несколько месяцев. Его освободили в 1430 году за выкуп в 20 тысяч фунтов. Как он сам позже признался, для него это была огромная сумма — она в семь раз превышала его годовой доход в самый обеспеченный период жизни. Вернувшись в Англию, Саффолк начал выстраивать разветвленную и глубокую систему управления, которая охватывала двор, провинцию и совет и в итоге позволила ему получить контроль над рычагами королевской власти.
Такого влияния Саффолк добился благодаря смелости, удачливости, прекрасным связям и старой доброй хитрости. Вначале он опирался на территории, связанные с его графским титулом: он был наиболее влиятельным аристократом в Саффолке и Норфолке, что позволило ему заручиться широкой поддержкой в Восточной Англии[116]. Брак со знатной, потрясающе красивой и фантастически богатой Элис Чосер, вдовствующей графиней Солсбери, принес ему земли в Оксфордшире и Беркшире, ближе к центру королевской власти. Также благодаря этому союзу Саффолк вошел в английские политические круги, поскольку Чосеры были близки к кардиналу Бофорту и Екатерине де Валуа. Вполне вероятно, что именно благодаря этим связям Саффолк получил назначение в королевский совет в 1431 году. Но также ему, безусловно, помогли хорошие отношения с другим лидером временного правительства — Хамфри, герцогом Глостером. Мало кому удавалось встать над расколом между Бофортом и Глостером, но Саффолк уже в самом начале политической карьеры показал себя прагматиком, предпочитающим сотрудничать с различными группировками, а не принимать чью-то сторону. Ему недоставало харизмы и лидерских качеств, но то, чего ему не хватало, Саффолк с лихвой восполнял усердием и способностью в равной степени нравиться ополчившимся друг на друга соратникам.
С 1431 по 1436 год Саффолк постепенно приобрел репутацию неутомимого слуги короля. Он был одним из самых проницательных членов совета, входил в окончившееся крахом посольство в Аррасе под началом кардинала Бофорта и даже ненадолго вернулся на военную службу после смерти Бедфорда, пытаясь восстановить мир в ряде областей Нормандии. Во Франции он присоединился к молодому и амбициозному Ричарду, герцогу Йоркскому, который руководил войсками в период кампаний конца лета и осени 1436 года. Не менее важно и то, что с 1433 года Саффолк был королевским лордом-стюардом. Он следил за дисциплиной и за тем, как изо дня в день функционирует королевское домашнее закулисье: за деятельностью сотен придворных, слуг и помощников. В связи с этим по необходимости он регулярно и почти бесконтрольно, в неформальной обстановке мог лично встречаться с королем в любое время дня. Это был важнейший пост при королевском дворе, которым Саффолк очень дорожил — недаром он сначала получил гарантии от совета, что эта должность останется за ним, а уж потом отбыл во Францию. Ко второй половине 1430-х годов он зарекомендовал себя как верный слуга короля и центральная фигура при дворе. Такие политики, как Бофорт и Глостер, все еще опережали его и имели личный доступ к Генриху, но постепенно Саффолк благодаря упорной работе на заседаниях совета и преимуществу, достигнутому при дворе, в самом деле стал основным каналом для официальных и неофициальных контактов с королем. Пока на протяжении 1430-х годов члены совета пытались вынудить Генриха править самостоятельно, власть оказывалась то на стороне двора, то на стороне совета. И куда бы ни дул ветер, Саффолк следовал за ним.
Следует отметить, что для Саффолка происходящее не было только лишь захватом власти в собственных интересах. Граф, без сомнения, отличался амбициозностью, и позже он, не таясь, присвоил множество титулов и земель. Но Саффолк мог играть роль королевского кукловода только со всеобщего согласия других политиков из аристократии и прочих важных придворных, которые осознавали, что кому-то нужно из-за кулис координировать работу правительства, пока король не станет достаточно взрослым и зрелым. Саффолк был вездесущ, и это позволяло ему разными способами оказывать влияние на совершенно разные аспекты политики правительства и деятельности короля. Он же стоял за решением послать Эдмунда и Джаспера Тюдоров в аббатство Баркинг к своей сестре Екатерине де ла Поль в 1437 году. С годами он приобрел такое влияние, что стал одним из самых могущественных людей в Англии. Маргарет Пастон, старшая представительница восточно-английской семьи, прославившейся своей обширной перепиской, писала, что без благословения Саффолка никто в Англии не мог защитить свое имущество или радоваться жизни. По ее словам, «без его светлости, моего лорда Саффолка, так уж устроен мир, не будет тебе спокойной жизни»[117].
Тем не менее, пока Саффолк накапливал богатство и силы, пользовался значительной властью и тайно правил от имени нерешительного и бездеятельного короля, назревала опасная политическая ситуация. Захватить бразды правления хитростью — пусть и с самыми благородными намерениями — значило играть с огнем. С годами манипулировать инструментами королевского правления становились все более опасно. И вскоре проблемы, связанные с «его светлостью», дали о себе знать.
Дорогостоящий брак
Беспокойная толпа собралась на холме Блэкхит. Была пятница, 28 мая 1445 года, и обширный, поросший травой общественный участок земли на южном берегу Темзы, сразу вниз по течению за Саутуарком, заполнили видные лондонцы: мэр, городские старейшины, представители богатых ливрейных компаний[118], все бывшие лондонские шерифы и ансамбль менестрелей. Город почти весь год готовился к этому дню, и каждый более или менее значимый лондонец был одет в традиционный плащ цвета голубого летнего неба, с красным капюшоном и вышитой эмблемой, которая символизировала профессию владельца плаща. Внешний вид этих изысканных костюмов активно обсуждался в обществе и вызвал ожесточенные споры в городском совете в августе прошлого года. Потребовалась недюжинная политическая энергия, чтобы заставить членов городского совета сменить цвет шафрана на голубой. Но это были не просто мелкие дрязги. Было невероятно важно, чтобы самые видные горожане представляли город во всем своем великолепии, потому что собрались они для того, чтобы отпраздновать прибытие глубокоуважаемой гостьи[119].
Гостьей этой была Маргарита Анжуйская, пятнадцатилетняя дочь герцога Рене Анжуйского, знаменитого, но обедневшего аристократа из центральной Франции. Титулы Рене звучали как музыка: теоретически он был королем Сицилии и Иерусалима, но при этом также неудачливым воином без гроша в кармане и, пока его дочь была ребенком, либо сидел за решеткой, попав в плен к врагам, либо терпел поражения на Апеннинском полуострове. Это обстоятельство позволило женщинам из его семьи отчасти взять власть в свои руки и принимать политические решения от его имени. Тем не менее Рене был братом королевы Франции, а значит, Маргарита являлась племянницей короля. И пусть ее отец был почти нищим, но в жилах юной девушки текла голубая кровь, а у ее семьи имелись хорошие связи. Маргарита прибыла в Англию, чтобы исполнить свое политическое предназначение: ей предстояло стать супругой Генриха VI и королевой-консортом.
Идея брака Маргариты и Генриха принадлежала Саффолку. Отец девушки был так беден, что она шла под венец с жалким приданым: с ничтожной суммой в двадцать тысяч франков и пустыми обещаниями, что однажды английский король унаследует право Рене на корону Майорки. Но брак Генриха с племянницей французского короля убивал сразу двух зайцев покрупнее: Англия достигала дипломатического и военного перемирия во французских войнах, а Генрих и Маргарита могли продлить иссякшую королевскую династию.
С момента смерти Бедфорда в 1435 году в английской политике во Франции все шло наперекосяк. Голод, вызванный неурожаями в Англии и Нормандии в 1437–1440 годах, истощил королевство по обе стороны Ла-Манша, корона погрязла в долгах и задерживала выплаты военачальникам и войскам. По парламенту прокатывался гул недовольства, когда требовалось одобрить новые налоги, которые шли на бесконечную войну. Генриха с момента его французской коронации больше не пытались привезти во Францию в качестве главнокомандующего армией (король также ни разу не был ни в Шотландии, ни в Ирландии). Его соперник, Карл VII, тоже избегал лично вести войско в бой, но он хотя бы оставался решительным стратегом, чего нельзя было сказать о его племяннике. В начале 1440-х годов бóльшую часть энергии Генрих VI направлял на поддержку Итонского колледжа — средней школы, посвященной Деве Марии. Король, склонившись, сидел над архитектурными чертежами здания и собственноручно делал пометки. Одновременно он пожертвовал средства на основание Кингс-колледжа в Кембридже, большого и роскошного высшего учебного заведения, которое было создано для «бедных и нуждающихся учащихся». Немногих королей из династии Плантагенетов доступное образование волновало так же, как Генриха VI. И почти никто из монархов не отличался таким же отсутствием интереса к военному делу. В итоге в условиях политической многоголосицы несколько сильных лидеров в правительстве предпринимали запутанные, противоречащие друг другу и контрпродуктивные меры.