.
Среди них в январе 1452 года находился сэр Уильям Олдхолл, камергер герцога Йоркского и заметный политик, в ноябре 1450 года бывший спикером парламента. Олдхолл оказался в Сен-Мартен-ле-Гранд перед рассветом 23 ноября 1451 года, гонимый, как позже записал декан коллегии, «страхом тяжкого заключения и тревогой за свою жизнь»[182]. Его почти сразу же обвинили в том, что он принимал участие в разграблении имущества Сомерсета в доме в Блэкфрайерс в 1450 году. Также появились дикие домыслы, будто он планировал государственный переворот от имени Йорка и намеревался выкрасть короля. Существование такого плана представляется маловероятным, а вот страх Олдхолла за свою жизнь был вполне реален, как и желание Сомерсета расквитаться с ним. Ночью 18 января на Уолтера де Бурга, человека, который обвинил Олдхолла в разграблении дома герцога, напали трое незнакомцев и оставили его умирать на улице. В ответ Сомерсет послал высокопоставленную депутацию в Сен-Мартен-ле-Гранд. Графы Солсбери, Уилтшир и Вустер вместе с двумя баронами, одним из лондонских шерифов и отрядом слуг, вооруженные, ворвались в коллегию незадолго до полуночи. По словам благочестивого декана, «в их глазах не было страха перед Богом». Они разбили «все двери и сундуки», которые смогли найти, в поисках убежища Олдхолла. В конце концов его обнаружили в церковном нефе. Олдхолла выволокли наружу, посадили на коня и отвезли для допроса в Вестминстер.
Нарушение священного права убежища было серьезным проступком, незаконным и богохульным одновременно. Нападение на Олдхолла вызвало такую волну гнева и сопротивления в Сен-Мартен-ле-Гранд, что через двое суток его вернули назад, и Олдхолл оставался под защитой церкви еще три года. Это был очень печальный период его жизни. Но, что более важно, арест Олдхолла на территории убежища означал нарастание конфликта между герцогом Йоркским и правительством, которое представлял Эдмунд, герцог Сомерсет.
Положение Йорка не могло оставаться прежним. Его — знатного лорда — отстранили от управления страной при бездействующем монархе в то время, как обстоятельства требовали от самых выдающихся людей королевства совместно что-либо предпринять. И в любом случае отстранить герцога от дел — одно, а открыто нападать на его ближайших слуг — совершенно другое. Так просто оставить это было нельзя. Посягательство Сомерсета на его честь привело Йорка в ярость, и он разослал почти во все города Южной Англии письма с призывом организованно двинуться на Лондон, свергнуть Сомерсета и восстановить в королевстве справедливое правление. Йорк отлично сыграл на том, что войска Карла VII вторглись в английские владения в Гаскони и заняли ключевой город — Бордо. Герцог напомнил английским горожанам об «унижении, потере товаров, оскорблении чести и злодействах», которые уже происходили во Франции, и утверждал, что важнейший торговый порт и последний оплот Англии — Кале — тоже скоро падет. При этом герцог называл себя «верным слугой и вассалом короля (навсегда, до конца своих дней)». Он с горечью осуждал «зависть, злонамеренность и неверность упомянутого герцога Сомерсета», который, по словам Йорка, «непрестанно трудился над тем, чтобы погубить его в глазах его величества короля, лишить его, его наследников и тех, кто рядом с ним, прав и имущества».
Йорк хотел вывести личную вражду с Сомерсетом на новый уровень. Он подчеркивал, что их конфликт напрямую связан со всеобщим благом и будущим всей Англии. «Глядя, как упомянутый герцог торжествует и правит рядом с королем, как, вероятно, это приведет к гибели страны, я окончательно утвердился в том, что с помощью моих родных и семьи буду преследовать его; вследствие этого во всей стране настанут облегчение, мир, спокойствие и безопасность», — писал он[183]. Пока его письма ходили по рукам, Йорк приказал всем жителям его обширных земельных владений взяться за оружие и вновь идти с ним на Лондон.
В конце февраля Йорк двинулся на юг. Ему навстречу Сомерсет отправил короля и вооруженный отряд. На стороне Йорка были его вассалы и два серьезных союзника в лице графа Девона и барона Кобэма. К королю же присоединилось множество епископов и по меньшей мере еще шестнадцать лордов, включая трех других наиболее высокопоставленных герцогов Англии: Эксетера, Бекингема и Норфолка, бывшего союзника Йорка. Лорды выступили почти единым фронтом.
Королевское войско расположилось в Блэкхите, Йорк же вместе с несколькими тысячами солдат разбил лагерь в восьми милях к востоку, в Дартфорде. В его распоряжении были пушки и семь стоявших на Темзе судов, до краев заполненных грузом и снаряжением. 1 и 2 марта шли переговоры. Герцог Йоркский «ради всеобщего благополучия, общей пользы и в интересах его королевского величества и его славного королевства» выступил с длинным списком жалоб. В основном все они касались Сомерсета, которого Йорк обвинял в потере Нормандии, в том, что тот спровоцировал разрыв перемирия с Францией в Фужере, не сумел защитить английские гарнизоны, планировал продать Кале герцогу Бургундскому и присвоил деньги за передачу графства Мэн[184].
Претензии Йорка не произвели никакого впечатления ни на короля, ни — что важнее — на других лордов из его окружения, которые намерены были поддерживать в Англии хрупкий мир. Герцогу не удалось взять власть в свои руки и заполучить голову Сомерсета, напротив, он вернулся в Лондон фактически в качестве заключенного. Быстро поползли слухи о том, что король обманул Йорка и заставил его подчиниться, сначала согласившись с его проектом реформ и пообещав посадить Сомерсета в тюрьму в обмен на то, что Йорк распустит армию, а затем нарушил данное слово[185]. Если дела действительно обстояли так, то со стороны короля и его советников это было крупное и крайне недостойное надувательство.
Так или иначе через две недели после встречи в Дартфорде герцог подвергся публичному унижению. На церемонии в соборе Святого Павла его заставили принести длинную клятву верности короне. Он заявил, что он — «верноподданный и вассал» Генриха VI, и пообещал «быть преданным и верным своему государю и оставаться таковым до конца своих дней». «Я никогда впредь не буду поднимать мятеж или созывать твоих подданных без твоего приказа или дозволения или для своей законной защиты», — добавил он. Говоря это, Йорк возложил руку сначала на Святое Евангелие, а затем на престольный крест; наконец, он принял причастие, чтобы подтвердить, что «по милости Господа он никогда не предпримет никаких попыток из страха или по иной причине пойти против его королевского величества и не перестанет ему подчиняться»[186].
За пределами Лондона сохранялась угрожающе нестабильная обстановка. Разрозненные мятежи прокатывались по Саффолку, Кенту, Уорикширу, Линкольнширу, Норфолку и другим графствам. Очевидно, что в отсутствие сильного и решительного монарха управлять политическими процессами в обществе было невероятно сложно. Между знатными семьями Дербишира, Глостершира и Восточной Англии то и дело происходили вооруженные столкновения. Запад страны продолжало лихорадить из-за вражды Куртене и Бонвиллов. В Уорикшире появление нового лорда, Ричарда Невилла, графа Уорика, сопровождалось серьезными беспорядками, а в Йоркшире назревал глубокий конфликт между большой семьей Невиллов и издавна господствовавшими в этом графстве Перси. Этот спор к середине 1450-х годов перерос в некое подобие гражданской войны на севере страны. Разрыв стабильных отношений между английскими феодалами постепенно свел на нет возможность их объединения, как это было при Дартфорде в марте 1452 года. Тем не менее в краткосрочном периоде политическое сообщество скорее уповало на Эдмунда, герцога Сомерсета, чем на Ричарда, герцога Йоркского. Уже во второй раз за последние полтора года все попытки Йорка навязать себя королю во имя всеобщего блага оказывались тщетными.
Устранив Йорка, Сомерсет получил карт-бланш и начал активную деятельность в правительстве. Внезапно Генрих VI превратился в энергичного и решительного короля. Поддерживать закон и порядок было все еще непросто, но в других сферах дела пошли в гору. Лорда Шрусбери послали в Кент, чтобы пресечь распространение протестных настроений в графстве. Начались судебные процессы против тех, кто поддержал Йорка во время его неудачного Дартфордского восстания, включая сэра Уильяма Олдхолла, чья повседневная жизнь в убежище при Сен-Мартен-ле-Гранд сделалась еще более невыносимой. Отныне он был опозорен и объявлен вне закона и по суду лишился почти всего имущества. Пост наместника в Ирландии от Йорка перешел к Джеймсу Батлеру, молодому графу Ормунду и Уилтширу, который был близок с Йорком в 1451 году, но теперь вошел в окружение Сомерсета. Окончательно окрепнув, королевский двор объехал валлийские рубежи и восток Англии, где находились обширные земельные владения герцога Йоркского, верша правосудие и демонстрируя короля подданным.
По ту сторону пролива тоже были достигнуты некоторые успехи. В начале 1452 года правительство, по-видимому, со всей серьезностью начало предлагать королю возглавить военную кампанию и отстоять те территории в Гаскони, которые еще оставались английскими. Это не принесло никаких результатов, но в октябре 1452 года до Англии дошли вести о том, что передовые отряды, посланные во Францию под командованием Джона Тальбота, блистательного графа Шрусбери, одержали несколько громких побед. Им с легкостью удалось вернуть Бордо, над прилегающими к городу территориями тоже вновь развевался английский флаг. Это были лучшие новости из Франции за много месяцев. Парламент, встретившийся на заседании в Рединге в марте 1453 года, отреагировал, проголосовав за щедрое финансирование военных действий во Франции за счет фиксированного налога на собственность (одной десятой или одной пятнадцатой части от ее стоимости) и пошлины на экспорт шерсти, которую нужно было впредь уплачивать ежегодно до смерти короля.