[206]. Покончив с этим, Йорк приказал прекратить все беспорядки на улицах. В конце концов его приказу вняли. Но прошло еще какое-то время, прежде чем люди отважились собрать окровавленные тела Сомерсета и других солдат, погибших в жестоком перевороте в Сент-Олбансе, который темным пятном ляжет на два будущих поколения англичан.
В пятницу 23 мая йоркисты перевезли Генриха обратно в Лондон, сначала в его покои в Вестминстерском дворце, а затем во дворец епископа. На следующий день он с процессией проехал по улицам Лондона, «великой чести удостоился означенный герцог Йоркский, который находился справа от него, граф Солсбери слева и граф Уорик с мечом [в руке]». А в воскресенье 25 мая на церемонии в соборе Святого Павла король, восседая на троне, принял корону от Йорка[207]. Все это призвано было произвести великолепное впечатление и создать образ рыцарственной королевской власти, но на деле картинка выглядела еще фальшивее прежней. Можно было представить Генриха VI общественности как «короля, а не пленника», который восседает на троне во всем блеске в окружении трех лордов, вышедших победителями из битвы в Сент-Олбансе, но теперь, как никогда прежде, было очевидно, что это лишь видимость монархической власти[208].
Пока Йорк вновь пытался утвердиться в статусе лорда-протектора и взяться за управление страной, по Англии поползли слухи о битве при Сент-Олбансе. Они достигли другого берега пролива, и уже через пару дней это столкновение обсуждали дипломаты по всей Европе. 31 мая 1455 года миланский посол, который чуть раньше в мае покинул Лондон, из Брюгге писал архиепископу Равенны о «неприятных» новостях из Англии, где «многие дворяне враждуют друг с другом». «Герцог Йорк совершил это вместе со своими последователями», — сообщал посол, рассказывая о раненых и убитых сторонниках Сомерсета и смерти самого герцога. Жестокость произошедшего поразила посла, но в его письме сквозил и прагматизм бывалого дипломата: Йорк «теперь снова возглавит правительство, и многие думают, что дела королевства пойдут в гору. Если так и будет, мы смиримся с подобным неудобством». Через три дня посол вновь отправил сообщение, подтверждавшее эти его слова. «Восторжествовал мир, — писал он, — герцог Йоркский возглавил правительство, и народ очень этим доволен»[209].
Возможно, так и было, но мир продержался недолго.
Часть IIIПустая корона1455–1471
Я тихо поговорил с его величеством о том, как обстоят дела в Англии…
Он со вздохом заметил, что бороться с Фортуной бесполезно.
Прекраснейшая принцесса
В 1456 году Ковентри был одним из богатейших и самых густонаселенных городов Англии после Лондона, Бристоля и Нориджа, которые претендовали на звание крупнейших и самых процветающих в стране. Сердцем Ковентри был рынок тканей, которым гордились деловитые горожане, жившие как внутри недавно отремонтированных городских стен, так и за ними. В город, окруженный рвом, с трех сторон вели старинные, богато украшенные ворота. Вдоль южной стены текла река Шербурн, а три самые оживленные дороги Англии проходили в пределах двадцати миль от города. В Ковентри было все, чем мог похвастаться процветающий городской центр: изящные церкви и грамматическая школа, постоялые дворы для гуляк и путешественников под вывесками с лебедем и медведем, великолепная ратуша, построенная на руинах замка, разрушенного почти за триста лет до этого. Были в городе также две больницы и монастырь, богатые дома, принадлежавшие местным сановникам и торговцам, четыре религиозные обители, в одной из которых находился монастырский хоровой колледж для священников, чьи голоса задавали ритм ежедневным богослужениям. Юго-восточная часть Ковентри была одним из немногих незастроенных районов, где росли виноградники, некогда принадлежавшие замку. От стен во все стороны расходились густонаселенные предместья с домами, разбросанными между регулярно затопляемыми болотистыми участками. Ковентри был оживленным центром торговли и власти, отлично связанным с другими частями страны[211]. Это место было достойно самого короля и, что в данном случае важнее, королевы.
14 сентября 1456 года Маргарита Анжуйская во всем своем великолепии въехала в Ковентри. Ее сопровождал сын, принц Эдуард, которому через месяц должно было исполниться три года. Его отец Генрих VI, который оставался все тем же заурядным правителем, прибыл в город на несколько дней раньше семьи. В нем не осталось ничего величественного. Болезнь сильно ослабила его: он был таким же мягким и набожным, легко поддавался влиянию, но обессилел физически и быстро уставал. Генриху было всего тридцать четыре, но более двадцати лет критики и разочарований превратили его в жалкое зрелище. Он начал планировать, как будет выглядеть его захоронение в Вестминстерском аббатстве, и иногда вел себя так, будто уже готов был лечь в могилу. Папа Пий II, издалека наблюдавший за Англией, позже описал Генриха в этот период его жизни как «мужчину, более робкого, чем женщина, которого совершенно покинули разум и сила духа и который оставил все в руках жены»[212].
Таким образом, именно приезд Маргариты, а не Генриха в Ковентри сопровождался пышными процессиями и зрелищами. Город славился своими мистериями, и жители постарались на славу, чтобы поприветствовать женщину, которая, когда здоровье мужа серьезно пошатнулось, превратилась в одну из самых видных политических фигур в Англии. Королева ехала через город, и ее в стихах (хоть подчас и простоватых) приветствовали пророки Исайя и Иеремия, святой Эдуард, святой Иоанн, Александр Македонский и актеры, одетые в костюмы семи благодетелей и Девяти достойных мужей. Ее провозгласили «прекраснейшей принцессой королевской крови», «императрицей, королевой, прекрасной принцессой, и все это — в одном человеке». (Актер, игравший Иисуса Навина, предводителя еврейского народа, назвал ее «наиблагороднейшей дамой, какую только можно представить».) Сыну Маргариты, Эдуарду, достались столь же высокие похвалы. Святой Эдуард Исповедник назвал своего юного тезку «духовным чадом, которого он особенно любит», святой Иоанн возблагодарил Бога за то, что «добродетельный голос принца Эдуарда будет крепнуть день ото дня». Александр Македонский, один из величайших царей-воинов, предложил для Генриха совершенно не подходящий тому титул: «благороднейший из когда-либо рожденных принц, овеянный славой и удачей… Государь лорд Гарри, император и король». Это был символический жест в театральном представлении, воспевавшем величие королевы. Закончилось оно сценой со святой Маргаритой, которая убила дракона, совершив «чудо»[213]. Очевидно, Маргарита была довольна увиденным и вместе с королем, принцем и королевским двором провела в Ковентри почти весь следующий год, а в следующие десять лет регулярно приезжала туда. И хотя центр английской бюрократии остался в Вестминстере, с этого момента королевством будут эффективно управлять из центральных графств.
Со времени битвы при Сент-Олбансе власть Маргариты постоянно росла. В свои двадцать шесть она была зрелой и опытной публичной фигурой, уверенной в себе, одаренной и окруженной сонмом помощников и союзников. И, что самое важное, в ее распоряжении был Эдуард, наследник престола. Используя королевское влияние и важность своей роли опекуна маленького принца, она начала создавать другую, параллельную герцогу Йоркскому ось власти.
В XV веке женщинам нечасто удавалось править открыто. Политическая мысль того времени считала их слабыми, истеричными и физически неспособными выполнять основные обязанности короля: сидя верхом на коне, участвовать в сражениях, размахивать топором, идти войной на врага. Женщина у власти считалась чем-то противоестественным, и попытки женщин править единолично были редки и обычно ничем не заканчивались. Но Маргарита смотрела на это иначе. В детстве она видела, как ее мать и бабушка управляли отцовскими землями, пока он подолгу томился в заключении. Они правили от имени мужчины и пользовались его властью, но на деле действовали самостоятельно. Почему бы ей не поступить точно так же и не править Англией через мужа или сына?
После победы при Сент-Олбансе Йорк собирался восстановить протекторат в том виде, в котором он существовал во время болезни короля. 15 ноября 1455 года герцог назначил себя лордом-протектором и в течение четырех месяцев делал все возможное, чтобы направить силу королевской власти на воссоединение лордов и достойно управлять страной. Но если в период первого протектората король, очевидно, был полностью недееспособен, то сейчас Йорк пытался взять власть в свои руки, не имея никаких полномочий принимать срочные меры.
Он обязан был щедро отблагодарить своих союзников Невиллов за то, что те помогли ему избавиться от Сомерсета. Ричард, граф Уорик, получил в награду пост командующего в Кале и множество титулов и земель в Уэльсе, в бывших владениях Сомерсета. Семья Буршье также была крупно вознаграждена, чего нельзя сказать о других. Складывалось впечатление, что второй протекторат — дело рук одной узкой группировки, а не всеобщее достижение, как это, похоже, совершенно искренне представлял себе Йорк. После вооруженного конфликта, спровоцированного герцогом, в воздухе витала напряженность, политические силы раскололись на фракции. Йорк добился некоторого успеха, восстановил порядок на юго-западе, искоренив произвол, который творили враждующие семьи Куртене и Бонвилл. Но чтобы убедить страну в том, что йоркисты, правящие от имени Генриха VI, способны решить проблемы Англии, этого было мало.