В аббатстве участники этой великолепной процессии стали свидетелями длинной и роскошной коронации. Звучали мессы и гимн «Тебя, Бога, хвалим». Елизавета с короной на голове, держа скипетр в руках, садилась, вставала и вновь садилась. Затем она вернулась в Вестминстер-Холл на пир в честь коронации, где собралось еще больше чествовавших ее представителей знати. Некоторые, как, например, Генри Буршье, граф Эссекс, представляли государственных деятелей старшего поколения, но бóльшая часть тех, кто принял заметное участие в церемонии, были сверстниками королевы. Справа от нее стоял, держа один из скипетров, двадцатичетырехлетний Джон де ла Поль, герцог Саффолк, а двадцатидвухлетний Джон де Вер, граф Оксфорд (унаследовавший титул после того, как его отец и старший брат были казнены за измену), подносил королеве воду из чаши, которую держал Кларенс. Зал сиял роскошным убранством, столы ломились от еды и питья, а менестрели играли на инструментах всех форм и размеров. Каждое новое блюдо выносили к столу королевы под торжественный рев труб[294]. Все происходящее намеренно было обставлено как праздник молодежи, что соответствовало свежему, чуждому условностей взгляду Эдуарда на монархию. В эпицентре веселья находились молодые мужчины и женщины, оказавшиеся на передовой английской политики в последние пару месяцев. В 1450-е и в начале 1460-х годов бои шли между стареющими лордами, пытавшимися разрешить многолетние споры, а на коронации Елизаветы присутствовало новое поколение, у которого был шанс вырваться из кровавого плена прошлого.
После коронации королевы Эдуарду улыбнулась большая удача. Во время беспорядков, которые вылились в битвы при Хеджли-муре и Хексеме, в 1464 году Генриха VI, бежавшего в Шотландию, перевезли в Англию. Весь следующий год он провел, скрываясь от врагов на дальнем севере страны и сидя взаперти в нескольких оставшихся за ланкастерцами крепостях. Сперва он укрылся в мощном прибрежном форте в Бамборо, но, когда тот разнесли пушки Уорика, Генрих сначала переместился в замок Байвелл в Нортумберленде, а затем пытался найти более удаленное убежище по другую сторону труднопроходимых и холодных Пеннинских гор. Некоторое время он жил у Джона Мейчелла в поместье в Кракенторпе, в Камбрии, потом прятался в сочувствовавших ему монашеских общинах. Он больше походил на бродягу, чем на вернувшегося короля, но не был ни тем ни другим. Однажды в середине июля 1465 года Генрих обедал вместе с сэром Ричардом Темпестом из Ваддингтон-Холла неподалеку от Клайтеро в Ланкашире, и вдруг в трапезную ворвалась большая группа людей, среди которых был брат сэра Ричарда, Джон Темпест, и попыталась схватить его. В поднявшейся неразберихе Генриху удалось бежать и спрятаться в ближайшем лесу вместе с горсткой верных слуг. Но его странствиям пришел конец. 13 июля свергнутого короля вместе со спутниками выследили и схватили в Бангерли-Хиппингстоунс, деревне у переправы через реку Риббл[295]. Генриха посадили на лошадь, «привязав ноги к стременам», и с триумфом провезли от Ланкашира до Лондона, где он был заключен в Тауэр до конца своих дней[296]. Его достаточно хорошо кормили, он пил вино из погребов нового короля, иногда ему позволяли заказать новый бархатный кафтан и принимать посетителей, тщательно досмотренных до этого тюремщиками. Возможно, самым поразительным было то, что низложенного и заключенного в тюрьму короля Генриха не убили. Ведь эта судьба постигла двух потерявших корону королей из династии Плантагенетов до него. Эдуарда II убили в заключении в замке Беркли в 1327 году, а Ричарда II — в 1400 году в Понтефракте, через год после того, как он был свергнут. По иронии судьбы сохранением жизни, Генрих, вероятно, был обязан тому, что оказался жалким и нерешительным правителем. Оправдать убийство короля, никому не причинившего зла, бесхитростного, наивного и доверчивого, было бы очень сложно. Сохранив Генриху жизнь, Эдуард IV принял очень смелое решение, о котором он впоследствии пожалеет. Но в 1465 году король, должно быть, полагал, что делает смелый и великодушный жест.
После того как Генрих оказался в Тауэре, а его соратники на севере были разгромлены, правление Эдуарда постепенно начало входить в колею. Его брак с Елизаветой, шокировавший и англичан, и иностранцев, позволил ему обрести новых сторонников. У королевы была большая семья, и теперь брачные союзы могли соединить могущественные семейства Англии с королевским домом. Через два года после королевской свадьбы пять сестер Елизаветы уже были замужем. Юную Екатерину выдали за малолетнего герцога Бекингема. За этим последовала череда других помолвок и браков. Анна и Джоан Вудвилл вышли замуж за наследников графов Эссекса и Кента соответственно. Еще две сестры — Жакетта и Мэри — были помолвлены с бароном Стрейнджем и наследником барона Герберта (который позже стал бароном Пембруком). Энтони Вудвилл, старший из братьев Елизаветы, женился на наследнице барона Скейлза и с 1462 года сам стал носить этот титул. Томас Грей, старший сын Елизаветы, женился на Анне Холланд, дочери герцога Эксетера. Паутина браков между родственниками королевы и юношами и девушками из английской аристократии связала новую королевскую династию с будущими поколениями знатных семейств, каждое со своими владениями, интересами и сторонниками в разных частях королевства. Нити королевских связей протянулись от Восточной Англии и центральных графств до Уэльса и западной части страны. Но вскоре опутавшая страну сеть королевских родственников стала причиной разногласий между Эдуардом и человеком, который считал, что новый правитель многим ему обязан. Чем больше возрастало влияние Вудвиллов и чем увереннее чувствовал себя Эдуард, тем сильнее становилось беспокойство графа Уорика. Личные ссоры и стычки на политической почве все чаще случались между монархом и его самым влиятельным подданным. Союз их семей когда-то позволил йоркистам заполучить корону, но теперь они сами могли вот-вот все разрушить.
Время перемен
С самого начала правления Эдуард хотел выглядеть не просто как монарх, заполучивший престол силой, но как король, чье право на корону подкреплено текущей в его жилах кровью, происхождением и самой судьбой. После коронации в 1461 году по его указу была создана длинная двадцатифутовая иллюминированная рукопись, в которой прослеживалось его королевское происхождение, уходящее в глубь веков. Рукопись эта предназначалась для всеобщего обозрения и обосновывала его притязания на корону не только Англии и Франции, но и Кастилии, о праве на которую дом Йорков периодически во всеуслышание заявлял. После нескольких месяцев кропотливой работы незадолго до свадьбы короля и Елизаветы Вудвилл в 1464 году «Коронационный свиток» был закончен. Он пестрил разными цветами, именами, геральдическими знаками и династическими схемами. Наверху был изображен сам Эдуард в сверкающих доспехах верхом на боевом коне в яркой попоне, с огромным мечом в правой руке, с золотой короной на голове и с торжествующей царственной улыбкой на губах. Под его величественной фигурой располагалась детальная генеалогическая таблица, которая прослеживала происхождение короля от Адама и Евы к Ною, и далее, пройдя через все минувшие с того времени эпохи, три линии королевских династий Англии, Франции и Кастилии сливались воедино и через Ричарда, герцога Йоркского, спускались к восьмиконечной звезде, которая символизировала Эдуарда. По всей этой уникальной рукописи, которая должна была стать достоянием общественности и подтвердить кровное право Эдуарда на корону и то, что его правление было предопределено свыше, были разбросаны излюбленные личные символы короля: феттерлок, который был вышит на одежде его отца, когда герцог Йоркский впервые заявил права на корону в 1460 году, и черный бык, означавший законное право на престол семьи Мортимеров. Также там были герб Кадваладра, древнего короля бриттов, золотое солнце, отсылавшее и к происхождению Плантагенетов от Ричарда II, и к недавней победе Эдуарда при Мортимерс-Кросс, и появившаяся совсем недавно белая роза с пятью лепестками — ослепительный символ дома Йорков[297].
Но, помимо великолепного визуального сопровождения, дому Йорков нужен был наследник. У короля было два младших брата — Джордж, герцог Кларенс, и Ричард, герцог Глостер — и три сестры: Анна, герцогиня Эксетер, Елизавета, герцогиня Саффолк, и Маргарита Йоркская. Но новую власть могло обезопасить только появление сына-наследника. Именно поэтому разрешение от бремени королевы Елизаветы в начале 1466 года в королевских покоях Вестминстерского дворца и появление на свет первенца встретили с большим восторгом.
Младенец родился 11 февраля в исключительно женском окружении. Даже личному врачу королевы, доктору Доминику де Сиреджо, не позволили присутствовать при родах. Ребенок был здоров, но это не был мальчик, которого так ждал король. Девочку нарекли Елизаветой — это имя встречалось в далеком прошлом династии Плантагенетов и было в ходу в семье Вудвилл[298]. И к матери, и к дочери относились с почтением и благоговением. Любопытно, что Елизавета стала первой принцессой, которую более чем за сто лет родила правящая королева Англии. Она удостоилась поистине великолепного крещения, и ее крестными стали две ее бабушки: Сесилия, герцогиня Йоркская, и Жакетта, герцогиня Бедфорд. Рядом с ними на церемонии стоял крестный отец принцессы, Ричард, граф Уорик.
Мы никогда не узнаем, о чем думал Уорик во время крестин. И если свадьба Эдуарда и Елизаветы серьезно задела его, он никогда об этом не распространялся. Безусловно, он все еще получал солидный доход и оставался самым могущественным магнатом после короля. Он возглавлял пышную церковную церемонию, которая отмечала возвращение королевы в общество после рождения принцессы. И это его появление на публике напоминало показное шествие по улицам Лондона в июле 1465 года после того, как был схвачен Генрих VI. Весной 1466 года граф был наделен полномочиями добиться соглашения с Бургундией, несмотря на то что сам он явно склонялся к договору с Францией. На следующий год в феврале Уорику в сопровождении огромной свиты позволили отправиться с дипломатической миссией к Людовику XI. Граф подарил французскому королю английских собак и взамен получил сундуки, полные монет, тканей, золота и серебра