Генрих отнесся к пребыванию Уорбека во Франции как к открытому объявлению войны. Годом ранее парламент одобрил существенные налоговые сборы, которые предназначались для содержания войск, защищавших Бретань. Но теперь эти деньги пошли на более воинственные цели. Все лето английские корабли терроризировали нормандское побережье. В сентябре, хотя уже наступила осень и время для начала кампании было неблагоприятным, Генрих вместе с очень большой армией, численность которой, возможно, доходила до пятнадцати тысяч человек, отплыл с южного побережья в Кале. Несколько дней войска провели в лагере, а затем прошли около двадцати миль вниз вдоль моря, пока не добрались до ближайшего мало-мальски заметного французского города — до Булони. Четыре колонны английских войск спустились к городу и взяли его в осаду. По словам Вергилия, «в городе был гарнизон, упорно и решительно оборонявший его. Но, прежде чем дело дошло до ожесточенного боя, по лагерю пополз слух о том, что заключен мир»[500]. Так оно и было. Карл хотел присоединить Бретань, но в его намерения не входило раздувать конфликт, подобный Столетней войне, и он был рад заплатить Генриху за то, что тот разделял его стремления. В результате в ноябре 1492 года был подписан Этапльский мир, по которому Генрих был обязан прекратить наступление и отказаться далее преследовать свои интересы в Бретани, Карл же согласился компенсировать англичанам их военные расходы, а также выплачивать щедрую сумму в размере пятидесяти тысяч золотых крон в год в течение следующих пятнадцати лет. И, что самое главное, он согласился больше не оказывать поддержку претендентам на место Генриха. После трехмесячной кампании, которая обошлась без кровопролития (если не считать чрезмерно рьяного рыцаря по имени Джон Сэвидж, на которого под Булонью из засады напали французские солдаты, но, вместо того чтобы сдаться, он слишком яростно отбивался и был убит), Генрих, добившийся своих целей, вернулся с армией в Англию.
Бескомпромиссные действия Генриха привели к тому, что для Уорбека двор Карла VII стал лишь временным пристанищем. Как бы то ни было, это не расстроило его планов, и, когда вместе с Этапльским миром захлопнулись двери во Францию, самозванец отправился дальше. На этот раз он решил пробиться ко двору, который был центром антитюдоровских настроений, а именно в окружение главной интриганки Европы, Маргариты Йоркской, вдовствующей герцогини Бургундской.
Конечно, Маргарита понимала, что Перкин Уорбек — мошенник, но ее готовность принять его как родного племянника говорила о том, что как политик она оставалась непреклонна и чтила память братьев. Несмотря на то что Генрих VII был женат на ее племяннице, Маргарита никогда не смогла бы признать за ним право на престол и была рада любым способом навредить ему. «Правду обычно говорят люди: зависть бессмертна», — писал Бернар Андре[501]. И уж конечно, эта зависть сохранялась при ослепительном дворе Маргариты в Мехелене, где она приютила Уорбека и, опираясь на свои воспоминания о жизни при династии Йорков, пересказала «принцу» его раннюю биографию и познакомила с самыми знатными людьми континента. Среди них особенно выделялся Максимилиан, король Германии, в 1493 году коронованный как император Священной Римской империи. Уорбека пригласили на церемонию коронации. Максимилиан был еще одним игроком, который увидел в юноше удобную пешку. Уорбек называл себя Ричардом IV, и во время путешествия, в котором он сопровождал императора, с ним обращались почтительно, как с настоящим королем. Маргарита в это время пыталась связаться с сопротивлением в Англии и инициировать начало восстания во имя самозванца. Медленно, но верно этот молодой человек поднимался все выше, и заговор тех, кто стремился посадить его на трон, набирал обороты.
Все это ничуть не радовало Генриха VII. По словам Вергилия, «Генрих боялся, что, если все не поймут скоро, что это — обман, произойдет бунт»[502]. Наибольшие опасения вызывали получаемые королем донесения о том, что у круга мятежников в Нидерландах были связи в Англии и некоторые из них дотянулись почти до королевского двора. Поговаривали, что в предательских контактах с Уорбеком были замешаны амбициозный и изворотливый Джон Рэтклифф, барон Фицуолтер, сэр Роберт Клиффорд и Уильям Уорсли, настоятель собора Святого Павла. Весной 1493 года король узнал, что эта группа заговорщиков послала Клиффорда в Нижние земли на встречу с Уорбеком, чтобы удостовериться, что он действительно Ричард Йоркский. Клиффорд удовлетворился увиденным и сообщил «принцу», что, если он решится пересечь пролив и заявить права на трон, его ожидает теплый прием.
После этого следующие полтора года Генрих сохранял полную боеготовность. Он послал на континент шпионов, которые должны были собирать информацию об Уорбеке и мятежниках, а также попытался внедрить в его окружение двойных агентов. Все английские порты были под постоянным наблюдением. Генрих использовал средства пропаганды, чтобы и внутри страны, и за границей опровергнуть заявления самозванца, будто он является членом королевской семьи. Также король ввел эмбарго на торговлю с Нидерландами. В ноябре 1494 года юный принц Генрих стал герцогом Йоркским. Это тоже было частью стратегии короля по подрыву плана Уорбека — место самозванца занял законный принц.
Но пожалование принцу Генриху титула герцога Йоркского не положило конец планам Уорбека. Скорее, опасность подкралась еще ближе к короне. В конце 1494 года агентам Генриха удалось «отвратить» сэра Роберта Клиффорда от самозванца и выудить из него массу информации. Самым главным открытием стало то, что человек, предположительно сочувствовавший йоркистам, находился в самом сердце королевского двора и семьи. Им оказался сэр Уильям Стэнли, камергер Генриха и его дядя, герой битвы при Босворте и брат «делателя королей» Томаса, графа Дерби. Якобы кто-то слышал, как он говорил об Уорбеке, что «никогда не поднимет оружие против этого юноши, если будет знать наверняка, что он действительно сын Эдуарда»[503]. Если даже самые знатные и могущественные англичане готовы были поверить, что Ричард жив и может вернуться, чтобы заявить права на трон, то Генрих никак не мог позволить себе относиться к Уорбеку несерьезно.
Донесение о сомнениях Стэнли стало для Генриха VII тяжелым ударом, но он тут же с этим разобрался. Несмотря на риск настроить против себя графа Дерби, 30 и 31 января 1495 года в Вестминстер-холле король отдал сэра Уильяма под суд. Стэнли обвинили в «преступлении, караемом смертью, и казнили» отрубанием головы 16 февраля. Одновременно были предприняты усиленные меры защиты: в Ирландию был отправлен сэр Эдвард Пойнингс, уполномоченный утвердить там королевскую власть и порядок. В Англии же 3 июля береговая охрана смогла предотвратить попытку неприятеля высадиться в кентском городе Дил.
Но Уорбек все еще оставался на свободе. После неудачного вторжения в Кент он, минуя враждебную теперь Ирландию, прибыл в Шотландское королевство, надеясь заручиться поддержкой Якова IV. «Местные жители, обманутые его намеками и выдумками, поверили, что он — [Ричард IV], и упорно поддерживали его», — писал Андре[504]. В действительности он вновь стал орудием в руках знатных лордов, настроенных против Англии, и опять потерпел неудачу. Яков IV признал его «английским принцем Ричардом», предоставил ему убежище, людей, щедро оплатил его расходы на одежду, слуг и лошадей, а также нашел ему жену-аристократку — леди Кэтрин Гордон, дочь графа и дальнего родственника короля[505]. В сентябре 1496 года шотландцы от имени Уорбека вторглись на север Англии, грабя и сжигая несчастные приграничные деревни. Но вид знамени самозванца не вызвал у англичан ничего, кроме безразличия, и почти сразу же после вторжения Яков и будущий «принц» поспешно отступили назад, так ничего и не добившись.
Узнав, что шотландцы поддержали неугомонного Уорбека, Генрих не захотел идти на компромиссы. В январе 1497 года парламент одобрил крупные налоговые сборы для того, чтобы профинансировать мощное военное наступление на севере и «надлежащим образом пресечь жестокие и злонамеренные деяния [Якова IV]». Вторжение, запланированное на лето, так и не началось, потому что в июне того же года повышение налогов привело к бунту среди английских подданных Генриха. Тысячи корнуолльцев дошли до самого Блэкхита, где были разбиты войском под командованием Жиля, барона Добене, сменившего сэра Уильяма Стэнли на посту лорда-камергера. Тем не менее серьезность намерений Генриха убедила Якова IV в том, что, возможно, от Уорбека больше проблем, чем пользы, и юному притворщику снова пришлось отправиться в путь. В июле 1497 года Уорбек прибыл в Корк и через два месяца в безнадежной попытке возродить мятежный дух начала лета высадился в Корнуолле у мыса Лэндс-Энд. Эта его попытка добиться признания стала последней. Несколько тысяч неугомонных деревенских парней, собравшихся под его знаменем, осадили Эксетер, но были с легкостью разбиты Эдуардом Куртене, графом Девоном. Самого Уорбека поймали в конце июля. 5 октября он предстал перед королем в Тонтоне. Он наконец-то признался, что не является Ричардом IV, и полностью раскрыл свое происхождение, официально положив конец притязаниям на престол.
Когда все убедились, что Уорбек был самозванцем, он, как и Симнел, удостоился чести остаться при дворе короля. Его жена, леди Кэтрин, поступила на службу к королеве, и «из-за ее благородного происхождения» обращались с ней чрезвычайно хорошо[506]. Уорбеку же, в отличие от Симнела, не хватило здравого смысла вести себя при дворе должным образом. В июне 1498 года, находясь в пути вместе с королевской свитой, он попытался бежать. Его поймали в Шине и, после того как дважды заковали в колодки и заставили вновь публично признаться в обмане, до конца дней бросили в Тауэр. Но жить ему оставалось недолго. Одним из его товарищей по несчастью оказался Эдуард, граф Уорик, за которого выдавал себя Симнел. Уорику было двадцать четыре, и его рассудок, должно быть, помутился в заключении. Полидор Вергилий писал, что он «так редко видел человека или зверя, что не мог сразу отличить цыпленка от гуся»