Скобелев не получил резервов. Командование просто не поняло, насколько близок успех. От турок ожидали удара по расстроенным частям правого фланга. Зато Осман-паша собрал со всех участков 15 новых батальонов и на следующий день бросил их на Скобелева.
Осман ставил на карту все: отряды на всех участках, кроме юго-западного, были предельно ослаблены. За контратакующими шли в буквальном смысле заградотряды с задачей поворачивать назад отступающих хотя бы силой оружия.
Полный контраст с тем, что творилось на русской стороне. Если Скобелев еще был полон энергии, то войска правого крыла и центра не сдвинулись с места. Ни поддержки отчаянно бьющегося левого крыла, ни новой атаки. Паралич воли.
Серия новых контратак турок. Редуты и пространство вокруг них заполнены ранеными и мертвыми. Пушки подбиты. Патронов нет. Единственный полк, который все же прислали из резерва, мог уже только прикрыть общее отступление. Бегства не было. Русские вынесли раненых, оружие, знамена. Но Плевна не была взята. Скобелев и Имеретинский потеряли более 40% солдат и офицеров.
Полная катастрофа. Русские потеряли 13 тысяч человек, румыны 3 тысячи — в обмен на 3 тысячи турок. Никакого движения вперед.
Василий Верещагин, «Побежденные. Панихида»
Третья Плевна — тяжелое и, увы, вовсе не обязательное поражение русских войск. Координации усилий между различными частями армии не было просто никакой, предварительная разведка велась слабо, наибольшие силы отправлялись против наиболее крепких участков турецкой обороны, наконец, город по нехватке сил и в силу преувеличенных представлений о противнике так и не окружили заблаговременно. Удар ужасный, болезненный, кровавый… и заслуженный.
Василий Верещагин, «Победители»
Можно только согласиться с угрюмой фразой Скобелева: «Наполеон радовался, если кто-либо из маршалов выигрывал ему полчаса времени. Я выиграл им целые сутки — и этим не воспользовались».
После битвы тела погибших русских солдат некоторое время лежали перед турецкими редутами непогребенные. Пришлось затевать отдельные переговоры о выносе трупов. Местом диалога служила палатка, разбитая турками посреди смертного поля.
Однако отпуска на войне нет, и русские, потерпев неудачу, тут же стали решать, что делать дальше.
Источник: Л.Г.Бескровный, атлас карт и схем по русской военной истории; М., 1946
Работа над ошибками
Провал атак против Плевны едва не подкосил командующих осадной армией. Пару дней спустя Александр II собирает совет. Нужно понять, что делать дальше. Главнокомандующий Николай Николаевич предложил отходить сразу в Румынию на зимовку. Принятие этого решения было бы, без сомнения, гибельным сразу в нескольких отношениях. Авторитет России и ее армии, который и без того пал после неудачи, рухнул бы окончательно. Болгары на освобожденной территории отдавались на заклание. Уже занятые территории и ключевые пункты — в частности, Шипку — пришлось бы брать снова, и даже Дунай предстояло бы форсировать вторично.
Все эти соображения изложил царю Милютин. Военный министр воспротивился идее отхода. Он находился на совете в меньшинстве, но точку в споре поставил император, сохранивший присутствие духа и объявивший, что армия за Дунай не уходит. Теперь, однако, оставалось решить, что же делать с Плевной.
То, чего не удалось добиться пулей и штыком, оказалось достигнуто лопатой. Осадные работы под неприступным городом возглавил вызванный для этой цели из России Эдуард Тотлебен. Герой Севастопольской страды не собирался смотреть, как Осман-паша расстреливает наступающие колонны. Вместо этого русские взялись за правильную блокаду. Штаб «Отряда обложения» возглавил Александр Имеретинский. Этот командир вообще малоизвестен, а между тем он выполнял во время осады Плевны массу неяркой, но нужной работы, начиная от аналитики и заканчивая — во время третьего приступа — прикрытием тылов Скобелева, геройствующего впереди. Теперь он получил должность по способностям и отлично сработался с Тотлебеном.
Портрет Э. Тотлебена. Художник Р. Виммер
Идею штурма Тотлебен отверг, решив вместо этого удавить турок голодом. Осман-паша имел в Плевне не менее 40 тысяч солдат, еще 20 располагалось в ближайших окрестностях, и это войско в случае пресечения коммуникаций израсходовало бы провиант довольно быстро. Из России спешили новые подкрепления, которые должны были принести уже почти двукратное превосходство над турецкими войсками на театре боевых действий, а положение гарнизона Плевны становилось бы в случае блокады день ото дня хуже, так что время работало на русских. Однако для этого требовалось, наконец, полностью отсечь Плевну от внешнего мира, что уже не выглядело тривиальной задачей: Осман-паша позаботился создать линию укреплений в своем тылу.
Турки со своей стороны имели на ближайшие месяцы наступательные планы. Русские, как казалось, уже сидят в готовом мешке, и достаточно как следует ударить, чтобы запечатать армию царя на южном берегу Дуная и принудить к капитуляции. Однако фактически этот план привел только к тому, что Осман-паша оказался сам замурован в Плевне, откуда ему запретили уходить. Между тем русские уже поднялись из нокдауна и готовились действовать.
Русские оставили румын блокировать Плевну с севера, и принялись обрезать пути снабжения гарнизона. Задачу перекрыть дорогу на Софию получил Гурко во главе крупного отряда. Штабы преувеличили силы турок на дороге, однако на сей раз это стало основанием не для робких решений с расчетом на заведомую неудачу, как перед вторым штурмом Плевны, а наоборот — атака планировалась так, чтобы захватить турок врасплох. Перерезать шоссе решили в районе Телиша и Горного Дубняка, городков на запад-юго-запад от Плевны.
Не следует думать, что все сразу пошло по плану. Штурм Горного Дубняка обернулся тяжелейшими потерями. Вообще в 1877 году уже начали сказываться многие проблемы, которые встанут в полный рост перед войсками в эпоху Первой мировой: простейшие полевые укрепления (в случае с Дубняком — насыпы с амбразурами и импровизированные укрытия для орудий из кирпича) и засевшие внутри стойкие солдаты с винтовками становились препятствием даже для решительно атакующих войск. К тому же, сама атака была организована посредственно. Поэтому хотя в конце боя за Горный Дубняк турки сдались на милость победителей, русские заплатили за успех дорого, причем сильно пострадала гвардия. В Телише повторилось то же самое, причем Телиш и взять не удалось, а огонь винтовок выкосил множество аристократов, в изобилии представленных в рядах гвардейских полков. «Казнозарядная винтовка не различает чинов», — замечал очевидец по этому поводу. Один из офицеров в этом бою получил сразу девять пуль. Интересно, что штаб Гурко уцелел полностью, хотя у многих офицеров были прострелены шинели, а у одного пуля разбила бинокль прямо в руках. В ставке, надо заметить, известие о победе восприняли без особого восторга: список знатных фамилий Петербурга и некролог в тот день совпадали слишком сильно.
Поскольку под Дубняком и Телишем гвардия умылась кровью, Гурко сменил тактику. Второе наступление на Телиш выглядело как ураганный артиллерийский обстрел. В отличие от Плевны, здесь турки не успели или не захотели возвести серьезные укрепления, поэтому огонь артиллерии принес неприятелю ощутимый физический и сокрушительный моральный ущерб.
Финальный штурм Телиша выглядит почти малозначительным событием, если, подобно многим диванным командирам, измерять успех в трупах. На русской стороне погиб 1 (один) человек, турки лишились 157 солдат убитыми и ранеными, при этом артиллерия Гурко — 72 пушки — расстреляла 3 тысячи снарядов. Однако значение операции оказалось очень высоким: турки окончательно потеряли опорный пункт на шоссе, и Плевна оказалась в полной изоляции. Кроме того, опорный пункт в Дольнем Дубняке турки сдали самостоятельно, не дожидаясь, пока Гурко придет с артиллерией еще и туда. Гарнизон отошел в Плевну, что только играло победителям на руку.
Солдаты ворчали, что раненые турки, которых им пришлось нести до перевязочного пункта, слишком тяжелы. Какой-то офицер заметил в ответ, что можно только благодарить Бога, что несут не своих.
Между тем, Тотлебен продолжал аккуратно удушать гарнизон Плевны.
Тотлебен действовал методично, Тотлебен действовал четко, Тотлебен действовал неотвратимо, как крышка гроба. Для того, чтобы отбросить на достаточное расстояние любых потенциальных спасителей, отряд под командой Гурко прошагал еще на несколько десятков километров на запад, за реку Вид (этот отряд шутки ради прозвали «Завидным»). В Плевну не проникал никто. Около 50 тысяч солдат Османа-паши были плотно заперты в городе и быстро исчерпывали провиант. Осман имел продовольствия на три недели, но дальше оставалось только поедать лошадей, которых, кстати, самих надо было кормить. Тем временем снаружи педантичный фортификатор создавал «круговую оборону» фронтом внутрь. На пути турок росли редуты, окопы, даже волчьи ямы. Артиллеристы пристреливали ориентиры на возможных направлениях прорыва. Тотлебен продолжал демонстрировать перфекционизм: русские имели целую систему планов на случай атак изнутри любой силы по любому вероятному маршруту. Чтобы войска имели чем заняться, их постоянно тренировали в отражении возможной турецкой атаки.
Погода портилась. Из Плевны началось дезертирство: солдаты султана бежали от холода и голода. Турки выходили на аванпосты изможденные и перед допросом первым делом старались погреться у печки. Вскоре Осман-паша выгнал из Плевны население — и болгар, и турок, но только продлил агонию. Безрадостный пейзаж вокруг Плевны дополняли брошенные деревни: турки бежали из страха перед местью болгар, болгары — из страха перед приходом турок. Уходя, представители обеих наций жгли какие могли дома врагов.
Василий Верещагин, «Пикет на Балканах»
Удивительно, но Тотлебена за эту операцию периодически мягко журят или даже откровенно бранят в литературе. Керсновский полагает, что Тотлебен «смотрел на войну только с точки зрения сапера», пусть и «гениального сапера», а один из лучших советских историков войны 1877—1878 гг., Беляев, и вовсе видит «в основном отрицательную» роль Тотлебена в осаде Плевны. Здесь остается только развести руками: как ни относись к Тотлебену, но после трех провалившихся штурмов его план сработал при умеренных потерях собственных войск. Борьба за темп, конечно, важна, но совсем не очевидно, что русским принесли бы какую-то огромную пользу те несколько недель, которые они выиграли бы, проломив турецкие укрепления силой ценой большой крови.