Шейново стало кровопролитной победой: у русских выбыли 5 107 человек убитыми и ранеными против 4 тысяч у турок. Скобелев лишился полутора тысяч подчиненных, у Мирского было 2100 убитых и раненых, 1700 человек выбыло из строя у Радецкого на перевале. Однако масса пленных не только указывала на победителя, но и означала полное уничтожение турецких войск в этом секторе. Ускакать удалось лишь маленькой группе конных черкесов. Путь на Адрианополь был свободен. А эпопея борьбы на Шипкинском перевале завершилась.
Тень Константинополя
Прорыв отрядов Радецкого, Карцова и Гурко за Балканы произвел сильное впечатление не только на Стамбул, но и на западные столицы. Сперва сообщениям с мест даже не верили, но в итоге неожиданный маневр через считавшиеся непроходимыми горы вернул Балканский вопрос на повестку дня. Между тем русские вырвались на оперативный простор, и далее события развивались стремительно.
Русские армии устремились на Адрианополь. Оказывать сопротивление было почти некому. Турецкие войска в результате серии поражений оказались ослаблены и полностью деморализованы. Турецкое войско несло тяжелые потери дезертирами. Последнюю попытку замедлить отход остатки османского войска во главе с Сулейманом-пашой предприняли в начале января у Филиппополя (Пловдив). Догнавший турок Гурко был счастлив: противник прекратил попытки ускользнуть. Планы Гурко вполне естественны: выбросить вперед колонны Криденера и Вельяминова, отсечь Сулейману путь к отступлению и уничтожить остатки турецкой армии.
Скорость движения русских войск сама по себе срывала все попытки турок остановиться и организовать сопротивление. Русские повисли на плечах отступающих. Отход означал тяжелые потери сам по себе. Раненых и больных бросали на милость победителей, пушки, которые не могли утащить, отправлялись в кюветы.
2 января русские вступили в соприкосновение с турками. Однако колонны, назначенные на перехват, подходили медленно, так что Сулейману удалось увести значительную часть сил. О том, насколько слабым было желание турок сражаться, говорит один факт: сам Филиппополь занял эскадрон лейб-драгун капитана Бураго численностью в 63 человека. Бураго отобрал две пушки, перебил и переловил отставших и взял город при нулевых собственных потерях. Памятник капитану в Пловдиве можно видеть и в наши дни.
В последующие несколько дней Сулейман с большим искусством бежал. Ловля его армии оказалась неожиданно трудным делом из-за рассогласованности действий русских отрядов. В какой-то момент часть арьергарда удалось перехватить небольшой колонне генерала Краснова (Кексгольмский и Литовский полки). Загонщики расстреляли неимоверное количество патронов, но догнать основные силы турок опять не получилось. В итоге Сулейман-паша бежал, оставив 5 тысяч убитых и пленных.
Бои под Пловдивом производят смешанное впечатление. Окончательно обнулить военную мощь турецкой армии так и не удалось, но армия Сулеймана разрушалась сама по себе из-за необходимости быстро отступать многие недели. Пушки бросались в кюветах, солдаты разбегались по домам. Трудно даже говорить именно о сражении под Филиппополем, поскольку сопротивление оказывалось эпизодически, и битва почти исчерпывалась попытками турок убежать и отловом тех, кто бежал недостаточно быстро. Действительный ущерб турок от этого преследования оказался куда значительнее заявленного по прозаической причине: турецкие солдаты, потеряв охоту сражаться, толпами дезертировали. Если 10 или 20 тысяч солдат у Сулейман-паши еще и оставались, их значение как военной силы стало уже ничтожным: армия не имела артиллерии, патронов, а боевой дух находился на нулевой отметке.
2 января небольшой отряд драгун занял станцию Семенли, прервав остаткам войск Сулеймана путь на Адрианополь. 8 числа Скобелев въехал в Адрианополь, чествуемый восторженными христианами. Сопротивления почти никто не оказывал. Трудности представляло главным образом бегство злополучного турецкого населения. Толпы людей спасались от реальной или предполагаемой ярости греков и болгар, мечети сносились. Болгарию покинули несколько сот тысяч турок.
Как бы то ни было, русские находились в шаге от реализации главной цели внешней политики последних веков — овладения проливами. Теоретически между Адрианополем и Стамбулом более двухсот километров, на практике султан не имел войск, которые могли бы хотя бы задержать движение русских.
Очевидец марша записал: «к утру мы подошли к местечку Сан-Стефано и стали фронтом к Царьграду, из-за которого восходило солнце; до города было около десяти верст. Вскоре к нам приехал верхом Главнокомандующий, сердечно благодарил войска за службу и сам, взволнованный видом Константинополя, с особым чувством сказал: «Ребята, видите вы этот город; ведь это Царьград!»
ГЛАВА 8. СВОБОДА НА ОСТРИЯХ ШТЫКОВ
Журавль в небе, синица в руке
Прорыв почти к стенам Константинополя вызвал шок. Перед турками замаячила реальная угроза потери столицы. К русским спешно отправили уполномоченных для заключения перемирия. Александр II велел не торопиться. Каждый день улучшал позиции русских на переговорах и ухудшал положение турок. Русские выдвинули такие предварительные условия, что поначалу турки отказались их признать. Эти условия выглядели просто убойными, и в частности содержали требования автономии Болгарии и Боснии, полную независимость Черногории, Сербии и Румынии, а также приращение территории России.
Уполномоченный султана Намык-паша заявил, что самостоятельная Болгария означает гибель Турции. Представлявший Россию Великий князь Николай Николаевич пожал плечами и пообещал продолжать боевые действия, пока Турция не даст положительного ответа. На психологическое состояние турецких посланников сильно влияло резкое смещение фронта: 14 января им пришлось ехать за русской ставкой уже в Адрианополь.
В это время авангарды Скобелева проникли к Люле-Бургасу.
В возможности взять Константинополь на штык не сомневался никто. Широко известна эскапада Верещагина, ворвавшегося к Николаю Николаевичу и воскликнувшего: «Оборвите телеграфные проволоки, поручите это мне — я их все порву, немыслимо заключать мир иначе, как в Константинополе!»
Однако в этот момент военные соображения начали оттесняться на второй план политическими.
23 января в Лондоне премьер-министр Дизраэли добился отправки в проливы британского флота. Правда, британские возможности серьезно ограничивало отсутствие союзников на континенте. В Австро-Венгрии не испытывали особого желания принимать на себя удары в случае повторения Крымской войны. К тому же австрийцы не имели уверенности в том, что Италия в случае чего сохранит нейтралитет. Биться на два фронта в Вене вовсе не желали. Однако император Франц-Иосиф намеревался извлечь все выгоды из ситуации.
Заключение перемирия приостановило прорыв к Константинополю. Постфактум решение не брать город выглядит большой ошибкой. Пара присутствовавших английских броненосцев, конечно, не остановила бы русских на подходах к городу, а у турок и вовсе никаких сил не было. В дальнейшем такой ценный пункт в наших руках мог серьезно повлиять на ход переговоров. Момент, однако, упустили.
Между тем 13 февраля в Мраморное море вошла британская эскадра из семи броненосцев. В это время русская Главная квартира находилась уже в Сан-Стефано, то есть в считанных километрах от Стамбула. Именно там начались переговоры по поводу условий мира.
Русскую делегацию возглавил граф Николай Игнатьев, бывший посол в Константинополе, а на время войны — член императорской свиты. Он ничуть не собирался смягчать условия мира, и выставил туркам условия, соразмерные масштабам катастрофы, которую потерпела Порта.
Турция уступала России Ардаган, Карс, Батум и Баязет в Азии, в Европе к Румынии отходили дельта Дуная и Добруджа, России доставалась южная Бессарабия. Болгария становилась автономным княжеством, причем получала выход к Эгейскому морю. Эта страна вообще превращалась в маленькую балканскую сверхдержаву: болгарские владения простирались аж до Албании, включая современную Македонию и часть нынешней северной Греции. Босния, Герцеговина, Албания и Эпир получали автономию, Черногория, Сербия и Румыния официально приобретали полную независимость, кроме того, Черногория расширялась почти до границы с Сербией и территориально вырастала более чем вдвое. Сербия также прирастала территориально, получая Ниш.
При взгляде на карту Болгарии по Сан-Стефанскому миру может показаться, что Россия создавала себе задел для перехвата контроля над Босфором. Однако именно для отведения таких подозрений Игнатьев не включил в список требований основные порты на Средиземном море. Как ни странно, Россия руководствовалась в первую очередь этнографическими соображениями. Всех болгар собирали в Болгарии.
Поразительно, но довольно многих в балканских государствах этот договор не устроил. Можно понять греков, у которых имелись трения с болгарами по поводу принадлежности некоторых территорий, но гораздо труднее понять, например, болгарских радикалов, требовавших заодно Адрианополя. Признаем, что на Балканах переплетается такое количество национальных проектов, что согласовать их все миром не существовало — и не существует — возможности.
Наконец, Турция обязалась выплатить России контрибуцию, которая по большей части, впрочем, считалась уплаченной натурой — передаваемыми землями.
Турция подчинилась, поскольку не могла обороняться. Русский успех объяснялся в огромной степени стремительностью удара. Мировое общественное мнение просто не успевало реагировать на происходящее, а туркам скорость наступления не позволяла создать хотя бы какой-то оборонительный рубеж. Однако реакция держав не замедлила последовать. Вскоре под давлением западных стран, в первую очередь Британии, Россия признала договор в Сан-Стефано предварительным и согласилась пересмотреть его условия на международной конференции. Она началась в Берлине 1 июня. После феноменальных успехов начала 1878 года ее результаты оказались ледяным душем.