ий? Я стал сильней? Выходит так. И что еще изменилось? Эти и другие вопросы я задавал себе, пока летел.
Я не ошибся. Подо мной Париж. Меня тянуло в сторону предместий, но скорость замедлилась, и я смог сполна рассмотреть окружающие меня виды. Сейчас старый город не напоминал себя прежнего. Куда исчезли яркие краски вывесок на витринах булочных? Где те парады, что устраивали на улицах жители города каждый день, празднуя очередной праздник? Где вся зелень на улицах? Да. Ее и раньше было мало, отдельные деревья, закованные в бетон, но ведь и они пропали.
Ночь на дворе. Людей почти нет. Света на улицах было мало. Желтые фонари словно заплыли жиром изнутри и не освещали подворотни. Многие магазины разграблены. От машин, что стояли по обочинам улиц, остались одни сгоревшие остовы. Везде лежит мусор. Горы мусора, который никто не вывозит. Среди его куч бегают крысы. На перекрестках дорог хоть немного разгоняя мрак, стоят посты полиции и армии. Прячась за мешками с песком и окружив себя машинами, с включенными мигающими сигналами, они освящали округу мощным светом прожекторов, чей луч нервно мотался из одной стороны улицы в другую. Спрашивается, что у них здесь происходит? Они словно в осаде и воюют с кем-то. Неужели дела в Европе так плохи?
Я полетел дальше. Вот и первая встреченная мной машина гражданского населения, а не полиции. Старенький грузовик с открытым кузовом без груза и без номеров. Решив понаблюдать за машиной, я пожелал немного притормозить полет и мне это удалось. Я замедлился и стал следить за двумя неграми в кабине автомобиля, это, кстати, давно никого не удивляет. Население когда-то белой Франции уже наполовину состоит из чернокожих людей. Вывезенные в прошлом из колоний в качестве рабов, их предки прижились во Франции, и теперь составляют большинство населения страны.
Машина остановилась, и они вышли из кабины, хлопнув скрипнувшими дверьми. Я летал рядом, когда они заговорили. Так я узнал о себе еще немного новой информации. Теперь я не только чувствую вонь Парижских улиц, но и понимаю, что говорят люди на другом языке, а французского я конечно не знал.
— Пьер, сними меня на телефон.
— Чего? — Спросил тот самый Пьер, оборачиваясь на напарника, что шел позади и сейчас натягивал на голову средневековую шляпу чумного доктора.
Она одним своим видом навевала ужас. Кожаная, помятая, вся в потеках чего-то темного, с круглыми дырами для глаз, окованными серебристым металлом и не дающим рассмотреть эти самые глаза. Для носа предусмотрен длинный, острый клюв, как у рогатого ворона или аиста. Маска полностью скрывала лицо. В темноте, человек в ней выглядел словно демон во плоти.
— Друзьям хочу видео послать. Пусть поржут. Сними.
— Ты сдурел, Омар? — С испугом спросил его Пьер, оглядываясь по сторонам. — Мы на работе.
Он боялся, что их увидят.
— Я быстро. Не трясись. Никто не заметит. Все побаиваются лишний раз выглянуть на улицу.
Он всунул в руку опешившего Пьера свой телефон и подбежал к лежащему посреди дороги трупу и дал команду снимать, пока сам начал с умным видом ходить вокруг раздувшегося тела мертвого человека, описывая характер его ран, и выдвигая теории, от чьих рук он погиб. Он переворачивал тело и осматривал его, словно тот самый чумной доктор прямиком из пятнадцатого века. Наверно Омар плохо знал историю и не догадывался, что эти самые доктора трогали своих пациентов тростью, не дотрагиваясь до них руками, и все равно они умирали от чумы также часто, как и больные.
Я только удивлялся людской глупости. Перестав удерживать себя на месте, я позволил неведомой силе снова унести меня в направлении родной крови. Мрачный Париж, превратившийся из города влюбленных, в средневековый город, без прикрас, как есть на самом деле, был мне неприятен и даже отвратителен.
На сей раз меня притянуло не к ферме, а в дом, на чьих воротах Людмила посмела вывесить герб княжеской семьи Смирновых, соседствующий с гербом бояр Чернозубовых. Тварь.
Пролетев пустырь без единой капли жизни, все деревья и кусты сада превратились в мертвую органику, я влетел в сам дом. Прошел сквозь стены и очутился на втором этаже, в большом кабинете, где собрались несколько десятков человек, что общались между собой на повышенных тонах. Большинство из присутствующих я знал.
— Нужно уходить пока не поздно! Мы получили от Энея все что хотели. Чего мы ждем, Людмила?
Моя мачеха сидела не во главе стола, а рядом, по правую руку, но вопрос был адресован ей, а не боярину Чернозубову, что заседал на этом собрании.
Людмила была очень на него похожа. Та же хитрая улыбочка, за которой скрывается жестокость. Те же прищуренные как у змеи глаза и скуластое, вытянутое лицо.
Она ответила, продолжая лениво, отточенными годами движениями красить ногти на руках.
— В последнее время ты стал слишком нервным, братик мой, Борис. Чего ты так боишься? — Спросила она, усмехаясь и разговаривая с ним словно с маленьким мальчиком. Подтрунивая.
— Я боюсь?! — Вспылил он, стараясь не смотреть на отца. — Напомни мне, зачем мы пошли на все эти жертвы? Не ради ли силы?
Мои близкие и дальние родственники за столом зашумели.
— К чему ты клонишь? — Спросил Бориса его брат, Градислав.
— К чему? — Вновь вспылил Борис. — Как вы не видите? Эней больше не нуждается в нашей поддержке. Когда настанет тот самый час, что вы думаете, он с нами сделает? Отпустит? Ха! Нужно бежать пока не поздно. Все мы получили силу, которую нам обещали. Пора и честь знать.
Мой отец, который сидел позади мачехи алчно сверкнул глазами и высказался.
— Франции осталось жить недолго. Если мы уйдем сейчас, то те знания что они накопили за века, пропадут, а там, позволю себе напомнить есть то, что заинтересует даже нас.
Борис, оказавшийся, на мой взгляд, самым умным их присутствующих здесь мразей, закричал.
— Вас что, не беспокоит, что происходит на улицах?! Сила полубога червей расползается по округе как чертово поветрие. Он превращает людей в скот. Изменяет их. Распаляет в них худшие черты, трансформируя в трусливых себялюбивых гадких тварей, готовых удавить за кусок хлеба родную мать. Всеми в городе завладело равнодушие. Он сеет хаос! — Раскрасневшийся Борис замолчал и оглядел стол в поисках единомышленников, но от него все отворачивались.
Глава боярского рода Чернозубовых перестал молчать. Не скрывая вспышки гнева в глазах, он спросил.
— Все что мы слышим от тебя сын, это крики. Чего ты от нас хочешь?
— Да ка же вы не понимаете? Что с вами? — Взмолился Борис. — Если мы не убежим через «лестницу в небо» из обреченного мира, то станем рабами Энея.
Чернозубов поморщился.
— Дирижабль уже готов. Мы в любой момент готовы уйти, но муж Людмилы прав. Знаний много не бывает. Подождем немного. Есть шанс сорвать неплохой куш.
— Отец!
— Хватит, Борис. Мы все тебя услышали, но это стоит того чтобы рискнуть.
Главу рода Чернозубовых поддержали одобрительным гулом все члены семьи.
— Дядя перенервничал, ха-ха-ха, — рассмеялся с другого конца стола Глеб Калязин, которого я вначале не заметил. Он сидел рядом с моим братом по отцу и сестрой. Встав со своего места, он напрямую обратился к главе рода Чернозубовых. — Это я виноват в плохом душевном состоянии дяди Бориса, дедушка. Прости меня и не ругай его.
— Ты? — Удивился он.
— Да, я, — улыбнулся он очень знакомой мне садистской улыбочкой. Дежавю какое-то. — Наши комнаты рядом. Слышимость хорошая. Ему видимо мешали спать крики тех людей, что я поймал ошивающимися рядом с нашим домом.
Брат Людмилы, Борис, помрачнел, а я растерялся. Дед? Дядя? Да кто этот Глеб такой? Кого же он мне напоминает?
— Петру, — посмотрела мачеха в сторону Глеба, — удалось узнать, что эти люди выжившие инквизиторы, направленные во Францию из Рима, — многозначительно заметила она.
— Молодец, внук. Я в тебе не сомневался, — похвалил Глеба боярин Чернозубов и я все понял. Срань! Людмила каким-то образом умудрилась вернуть к жизни еще одного моего «любимого» брата. Петьку! Так вот откуда он обо мне знает и на что он тогда намекал при встрече? О, боже. Моя дрожащая семейка совсем чокнулась. И куда они собрались бежать скажите мне? Что им даст известная всем аномалия «лестница в небо» что в Охотском море?
Собрание продолжалось, но меня уже здесь не было. Я уловил неприятные вибрации силы, отзывающиеся болью в моем духе и, чувствуя, что это важно, пожелал оказаться там, и меня дернуло в сторону. Пролетев через десяток домов насквозь, я остановился рядом с тем человеком, что проводил первый, виденный мной ритуал по закладке зерна гнили. Это из его рта вылез тот белесый червяк.
Осматриваться времени не было. То, что сейчас здесь происходило, меня обескуражило. Напротив меня, на коленях, содрогаясь от судорог, стоял лорд Маркус. Ему я желал мучительной смерти наравне со своей психически нездоровой семейкой.
— Эмиссар, — попросил он, обращаясь к человеку рядом с которым я парил в воздухе, — вы обещали. Пожалуйста.
Выглядел Маркус отвратно. Все его тело оплыло и покрылось жиром. Руки вывернуты винтом и перекорежены. Ноги стали короче и больше подходили кузнечику, а не человеку. На спине огромной гематомой вырос горб.
Заговорил этот невзрачный человек. Эмиссар.
— Ты очень зря поглотил ту энергию, о которой рассказал мне. Не пренебрегая своей безопасностью, и использую другого человека как передатчик или как ты назвал его — насос, ты все равно ошибся. Эта энергия чужда твоему духу. И теперь сила Чак — Ра тебя меняет.
— Вы знаете, что это было за существо? — Спросил лорд с надеждой в голосе.
Эмиссар не стал отвечать на этот вопрос и в свою очередь спросил Маркуса о том, что интересовало его.
— Так ты согласен на мои условия? В ответ на мою помощь я прошу лишь о сущей малости.
— Я не хочу сеять зерна гнили в Англии, — через боль, которая очевидно терзала его тело, прорычал некогда гордый голубоглазый лорд, что стоял сейчас на коленях. — Все что угодно, но не это.