– Тише, тише. – Дева Хаэльдис испуганно прикрыла амулет ладошкой, даже, кажется, подула на него, как на горячую кружку. – Спи, глупый. Ещё рано, спи!
В глазницах черепушки Адальберта разгорелось багровое, и фигура на земле постепенно померкла. Хаэльдис, по-прежнему прикрывая бронзу ладонью, потянулась и очень бережно водрузила спираль в центр фигуры.
– Ну вот, пущай спит, пока я не…
Грохот прокатился по земле, над землёй, в глубине земной тверди.
Эварха вскинул голову: ангелы пошли в атаку. Главный их словно шагнул вперёд и вырос ещё, видимый уже во всех подробностях, во всех мельчайших складках одеяния, во всей своей грозной красоте. Из правой его ладони выметнулся узкий белопламенный клинок. А в молочной голубизне вокруг проявились другие крылатые фигуры, поменьше, но тоже пылающие ослепительно-белым огнём – десятка два, пожалуй. А вслед за этим и сами небеса запылали, и Эварха ясно различил в разгорающемся сиянии густо переплетённые линии гигантского заклятия. Вожак ангелов склонился над Идиллией – лик приблизился, навис, сквозь белый пламень проступили странно тёмные черты, словно в сердцевине этого огненного существа жила тьма.
– Час спасения пробил. – От шёпота ангела ветер пригнул кусты. – Каждый получит по делам его, и да свершится предначертанное.
– Раздери тебя все ведьмы и демоны, – выругался ловец. Бежать надо, эти ж сейчас начнут жечь всё подряд…
Сила пришла в движение. Эварха ощутил это, не прибегая ни к каким заклятиям – словно бы возмутилась вокруг невидимая вода, смешались тёплые и холодные потоки, потянули, потащили за собой, как океанская волна, куда-то в глубину, аж голова закружилась.
Хаэльдис схватила его за запястье, неожиданно сильно дёрнула. Ловец обернулся – и вовремя, ноги у девушки подогнулись; пальцы скребли шею, глаза закатились, из горла слышалось тонкое сипение.
«Удавка», – понял ловец. От движения силы заклятие, которое должно было спать ещё день-два, пробудилось; пробудилось, сдавило горло смертельной петлёй, а госпожи Клары Хюммель поблизости нет. Она вообще сейчас неизвестно где в этом городе – тоже закладывает «закладки» и чертит фигуры, составляет планы и рассылает людей по местам. Поди найди её в эдаком-то хаосе…
«Чтоб тебя шишиги разодрали, святой ты убивец. – Эварха подхватил на руки почти невесомую деву, прижал к себе, как ребёнка. – Удавку, значит, для надёжности, чтоб не сбежала… чтоб тебя самого так удавило, жирдяй!»
Однако помочь сейчас мог только он. И ловец что было духу помчался по направлению к собору Святого Серапиона, высоко вздымавшему над городом шпили с перечёркнутой стрелой. Ни один, кстати, не обвалился!
И уже будь что будет с этой «закладкой»…
Ловец скакал по камням, перепрыгивал через трещины и поваленные деревья, пробирался по вздыбившейся мостовой; ветер от шёпота ангела не то что не утихал – напротив, усиливался, закручивал над улицей пыльные вихри, выл в развалинах. Фигуры ангелов над головой пылали всё ярче, а вот небо стало темнеть средь бела дня, солнце померкло, землю освещал лишь призрачный свет от крылатых фигур. Люди кричали и плакали, падали на колени, молились, тянули руки к небу в тщетной мольбе – бессмысленно и отчаянно. Стемнело очень быстро, однако ловцу некогда было ужасаться светопреставлению – дева Хаэльдис у него на руках едва дышала. Дышала с хрипом, с присвистом, долго и трудно, и Эварха спешил как мог.
Вот и собор – упирается в чёрное беззвёздное небо шпилями светлого камня. Двери распахнуты, внутри горят свечи, но мало и слабо – некому, видать, следить за освещением. Собор и площадь перед ним заполнены молящимися, стоящими на коленях, похожими в полумраке на призраков, приросших к земле; люди раскачиваются, вразнобой тянут молитвы, кто-то истерически рыдает, кто-то выкрикивает проклятия. Эвархе страшно, очень страшно – но не оттого, что белопламенный ангел, склоняющийся над шпилями, сейчас взмахнёт рукой, и мир исчезнет в белом огне. Ему страшно, что дева Хаэльдис трудно выдохнет и больше не сделает вдоха.
Но она дышит. Из последних сил старается: всхлип – долгий вдох – тут же натужный, хрипящий выдох.
– Давай, давай, дыши, Хаэ, – бормотал ловец, бесцеремонно расталкивая коленопреклоненную толпу перед собором.
Один из ангелов вдруг шагнул вперёд, резко приблизившись, словно бы ступив прямо на шпили собора. Всю площадь, и Эварху с Хаэльдис, обдало волной горячего белого света: люди ахнули, попадали ниц, поползли в стороны в ужасе.
Эварха замер, поднял голову. Ангел стоял на острие перечёркнутой Спасителевой стрелы, направленной в зенит, и из ладоней его били два узких пламенных клинка.
Он медленно вздымал руки, одежды его мягко светились, развевались на призрачном ветру, лик скрылся за белым сиянием.
– Первыми спасены будете, – громоподобно молвил ангел, занося клинки.
Площадь завизжала, завопила во тьме, Эварха крепче прижал к себе Хаэльдис. «Ну, вот и всё…»
И вдруг со шпилей, прямо со Спасителевых стрел взметнулись ленты, как показалось Эвархе, мерцающего мрака. Словно пустота пробудилась, охватывая свет, вбирая его в себя; прямо из-под ног ангела, из-под его сияющих одежд взвились эти тёмные змеи и тут же охватили его с головы до ног, спеленали, стянули в кокон – но до конца всё-таки не одолели. Ангел забил крыльями, клинки из белого света кромсали мрак на призрачные клочья; уши заложило от неслышимого крика, полного боли. Люди на площади тоже кричали, разбегаясь кто куда – однако были и такие, кто прирос к месту, несмотря на сыплющиеся сверху камни. Эварха застыл посреди почти пустой площади, прижимая к себе едва дышавшую Хаэльдис, ни жив ни мёртв.
Один из шпилей собора, тот, на который опирался ангел, загорелся – камень пылал магическим синеватым огнём, плавился, оседал бесформенной грудой; другой шпиль раскололся, камни летели во все стороны с грохотом, словно катапультные снаряды. Магия билась с магией, сила сходила с ума, по земле пробегала тяжкая дрожь.
Ангел боролся. Ему удалось освободить оба крыла, и он тяжело взмыл в зенит, продолжая кромсать и рвать облепившие его лоскутья мрака. Прочие ангелы по-прежнему мерно взмахивали крылами в чёрных небесах, словно ничего не случилось. Кто-то на площади радостно закричал, остальные подхватили.
– Верные чада Спасителевы, паства моя! – голос раскатился над площадью, и Эварха с изумлением узнал кардинала де Карраско, стоящего в дверях собора в полном праздничном облачении. Магия разносила слова далеко над окрестными улочками. – Знаменье явлено нам, своими глазами вы всё видели! Святой собор не принял богомерзкую тварь, ответил Спаситель на наши молитвы! Указал, кто здесь истинные Его дети!
На площадь снова стягивалась толпа. Но она уже не молилась – внимала кардиналу, воздевшему руки к тёмным небесам.
– Спаситель защитит вас! Не позволит тварям Игниса, принявшим вид ангелов Его, причинить вам вред! Скрывайтесь в храмах, молитесь за нас, помогайте истинным слугам Спасителевым, хоть верой, а хоть и кровью своей! Чем скажут вам, тем и помогайте! Не дадим тварям еретиков власти над нами! Не отступим!
– Не отступим! Не сдадимся, прочь отсюда, отродья! – завопили вокруг. – Веди нас, отче!
Кардинал повернулся и скрылся в соборе, толпа повалила за ним.
Хаэльдис с трудом втянула воздух и вдруг задрожала всем телом, словно в агонии. Эварха отмер – кинулся к дверям, расталкивая народ, стремясь к кафедре, высоко вознёсшейся над тёмным пространством храма. Там, облачённый в золотую накидку, опирающийся на золотой посох с навершием в виде косого креста, воздвигся кардинал де Карраско, простирая руки над склонёнными перед ним головами.
И, судя по вдохновенному лицу, то был его звёздный час.
Толпа стояла плотно и всё прибывала, проталкиваться становилось труднее и труднее, хотя ловец прокладывал себе дорогу не церемонясь, пинками и тычками.
– Кардинал! – завопил Эварха издали, наплевав на все тайны. – Это я, Эварха-ловец! Хаэльдис умирает! Кардинал, бездна тебя побери!
Толстяк де Карраско и бровью не повёл, и Эварха ощутил, как сердце ухнуло в пятки. Дальше пробиться он просто не мог, люди стояли плотно, плечо к плечу – а Хаэ, кажется, уже не дышала…
– Кардинал, я тебя сам убью!.. Тварь!.. Сожри тебя ифрит!.. – Ловец ругался от бессилия, толкался, но ничего не мог поделать.
И тут его резко схватили за локоть.
Толпа позади каким-то чудом раздалась, освободив узкий проход, и в нём стоял старый викарий Уго, облачённый в тёмные, расшитые золотом одежды, непривычно мрачный и торжественный.
– Хаэльдис… она…
Уго кивнул, без лишних слов положил ладони на тощую девчачью шею. Толпа притихла и почтительно взирала, хотя совсем рядом люди бесновались, давая выход страху. Что-то викарий сделал – ловец ощутил только болезненный укол силы – Хаэльдис дёрнулась, с хрипом вдохнула и снова задрожала, но уже другой, живой, напряжённой дрожью.
– Ступай за мной.
Эварха без лишних слов последовал за ним. Через толпу, потом – в неприметную дверцу в стене, узким тёмным коридором наверх, в тесные и душные покои, освещённые единственной свечой, где Уго жестом велел положить Хаэльдис на лавку, укрытую вышитым покрывалом. Девушка дышала свободно, но по-прежнему была без сознания.
Уго потрогал ей лоб, пощупал шею, вздохнул.
– Я только остановил заклятие, Эварха-ловец. Да и то лишь на время. Снять может лишь тот, кто его создал – сам кардинал. Подождём.
Ловец кивнул и опустился на лавку рядом с девушкой. Снаружи по-прежнему царила тьма, но больше никто не пытался атаковать собор, и никто не шептал грозовых пророчеств с небес. В узкое окно видна была тёмная площадь, испятнанная светлыми точками факелов и свечей – похоже, кардинал таки преуспел, люди поняли, что перед ними не грозная неотвратимая погибель, а противник, которого можно одолеть.
Честь ему и хвала, кардиналу де Карраско, хоть и предается чревоугодию – однако и ангелы по-прежнему были тут, рассыпавшись по всему чёрному небосклону, словно поплавки на невидимой рыбацкой сети.