Ловец помнил, куда когда-то попали брызги его крови – на щёку Древней богини, на её висок, на уголок рта. И сейчас, хоть она и сменила облик, он должен был ударить именно туда. Кровь притянет кровь, сила пробьётся, и тогда – тогда всё это представление наконец будет закончено. Он замахнулся, копьё пошло вверх, череп в перстне помогал сконцентрироваться – Эварха ясно увидел бледные пятна на лице Древней; пятна, оставшиеся от его крови.
Богиня в долгу не осталась: зарычала и, защищаясь, обрушила на ловца всю ярость поднятой ею бури. Они сшиблись – копьё, свитое из магии Спасителя и крови ловца, и смертоносный шквал, поднявший в воздух всё, что могло подняться. Эварха упал, прикрывая голову руками, но то ли его защищала магическая фигура, то ли волшебный перстень – он отделался только ушибленным плечом, в которое угодил обломок медной рамы купола, а вокруг били в пол, словно стрелы, осколки стекла, светильники, жаровни, какой-то горящий мусор и каменная крошка. Как он остался жив в этом хаосе – уму непостижимо. Однако копьё, свитое из магии, ушло в полёт и легко пронзило все материальные препятствия. Кровь притягивала кровь.
Мгновение спустя монастырь сотряс невероятной силы вопль, визг, способный раскалывать камни. У Эвархи чуть голова не лопнула – он скорчился на полу, зажимая уши ладонями. Ветер мгновенно стих, оставшиеся осколки и обломки дождём валились на пол, так что ловцу пришлось вторично прикрывать голову руками. Белые монахи, однако, стояли неколебимо, хотя сутаны их были порваны и многие испятнаны кровью. Они держали кольцо силы, и гигантская магическая фигура, выложенная на полу зала, ярко засветилась белым – сложнейшие переплетения, символы, дуги и руны заработали так, как должны были работать. А Древняя…
Копьё пробило ей голову, войдя в левую щёку. Магия уже рассеялась, но место удара пылало белой огненной кляксой на чёрном лице. Черты исказились мукой, все шесть рук судорожно скребли по телу, словно в агонии. Она изогнулась, забилась, завертелась на месте, вновь испустила полный боли вопль – правда, куда тише. Похоже, даже упасть богиня не могла – заклятия чёрного камня удерживали её в вертикальном положении.
Монахи плели свои чары – не торопясь, но и не медля. У Эвархи внутри всё дрожало от этого слитного пения, от этой тянущей жилы магии. Да уж, куда до них той сирене, пожирательнице кораблей… Однако отец Бенедикт всё ещё недвижимо лежал там, где на него обрушился удар, среди груд обломков и мусора, а ловец не решался выйти из своей звезды, чтобы не нарушить плетущегося заклятия. Теперь оно сделалось зримо – словно белёсый саван, ткалось прямо в воздухе, охватывая богиню с головы до пят, а пылающее белое пятно от удара расползалось, захватывая лицо, и тускло светилось сквозь пелену магии. Богиня перестала биться, обхватила себя всеми руками, вытянулась, запрокинула голову, словно умирающий, и испустила долгий, полный муки, стон. Она немного уменьшилась, но всё ещё сильно превосходила ростом человека; а белёсый саван охватывал её всё плотнее, прилипал, наматывался, и вот уже под ним невозможно было узнать многорукую богиню. Звёзды, окружности и символы вокруг вспыхивали и гасли в определённом ритме, направляя силу, воздух потрескивал от напряжения, монахи делали своё дело, и, несмотря на хаос вокруг, выглядело это весьма величественно – хотя и жутковато. И никто не сдвинулся с места, пока не угасла последняя многолучевая звезда, и сила не вернулась к своему обычному течению.
На чёрном камне теперь застыла закутанная в плотные магические покровы мумия. Однако ловец чувствовал, что жизнь не покинула её и что там, внутри, чары постепенно пожирают богиню – или творят из неё новое нечто, как из гусеницы природа творит бабочку? Ему даже почудилась в этой белой оболочке новая форма – завернувшаяся в огромные белые крылья фигура. Может быть, почудилась, а может, он и в самом деле её увидел – всё-таки вместе с Древней осталась небольшая часть его крови.
Но тут магические символы угасли, и ловец кинулся к отцу Бенедикту. Священник, к облегчению Эвархи, был жив и шевельнулся, когда его позвали по имени. Веки дрогнули, серые глаза уставились вверх, в переплетения разбитого купола, губы тронула тихая улыбка.
– Они грядут, – едва слышно проговорил отец Бенедикт. Эварху он словно бы не видел. – Меч… теперь есть. Спасение всем, даром… Добрый ловец, – взгляд переместился на Эварху, и тот едва не застонал от отчаяния – отец Бенедикт явно бредил перед смертью. – Ты благословен… Ты узришь Последние Дни и будешь спасён. Все будут спасены. Наконец…
Эварха вслушивался, стараясь уловить смысл, но его быстро оттеснили набежавшие монахи. Отца Бенедикта осторожно подняли, споро куда-то понесли, и последнее, что успел ловец – поймать прощальный взгляд своего спутника. Очень и очень осмысленный взгляд. Не так уж, похоже, тот и бредил.
Вокруг уже суетились другие монахи, прибирая мусор – все в очень светлых сутанах. Как видно, в этот зал войти дозволялось лишь избранным. Древняя так и стояла на своём чёрном постаменте, как глыба мрамора, из которой скульптор ещё только готовится высечь измысленный образ. Дальнейшая судьба её ловца уже не касалась. Что ж, охота удалась, охотнику – почёт и уважение, добыче – её судьба.
Эварха потерянно озирался – на него никто не обращал внимания, а сам он не нашёл бы дорогу к той келье, где осталась его котомка. То есть нашёл бы, конечно, но далеко не сразу. Потому он обрадовался, заметив бредущего к нему знакомца – брата Магнуса. Выглядел монашек весьма потрёпанным и непривычно задумчивым – может, был одним из тех, кто только что в этом зале обуздывал мощь Древней богини.
– Отец Бенедикт весьма плох, – пробормотал брат Магнус, глядя себе под ноги. – Мы все молим Спасителя о его мирной кончине… А мне велено сопроводить тебя, сын мой, за премией и далее, куда пожелаешь. Если, конечно, не останешься с нами здесь, в монастыре Всех Сил Святых. Здесь тебя коснулась благодать…
«Ни за что», – подумал ловец. А вслух сказал:
– Благодарю за лестные слова, святой отец. Но я должен продолжать путь.
– Даже если он грозит гибелью? – Монашек вдруг поднял взгляд, и ловец увидел в нём неприкрытую жалость. Жалость и искреннее сочувствие. – Останься, добрый ловец, и будешь спасён. Ты видел сокровенное, на тебе благословение Спасителя. Останься, и душа твоя спасётся. Уйдёшь, и гибель настигнет тебя.
Эварха покачал головой:
– Я не могу остаться, прости, святой отец.
– Ты выбрал, а мы не держим никого насильно, – брат Магнус развернулся, намереваясь идти, но вдруг бросил через плечо:
– Мерзкую ту вещь, что у тебя на руке – спрячь! Она от Тьмы, от нечистых духом – предостерегаю! Спрячь и не доставай, пока не уйдёшь из Игниса, а лучше – сожги.
Эварха не сразу понял, что речь о перстне – но не стал спорить и снял амулет. Может, ему показалось, но череп приветливо подмигнул ему алыми огоньками в глазницах – мол, не горюй, дай только выберемся отсюда.
– Дай руку твою, – монах указал на рассечённое запястье. – Немногое, что могу содеять для тебя, добрый ловец, – исцелить эту рану.
Провёл ладонью сверху всего раз, а порез затянулся так, что осталась лишь тонкая розоватая линия, несколькими пассами и шёпотом произнесёнными словами – само собой, с обращением к Спасителю. Эварха принялся было благодарить, но брат Магнус лишь покачал головой и, не проронив более ни слова, провёл ловца прочь – длинной чередой извилистых подземных ходов – безлюдных, освещённых редкими бледными светильниками, однако прорубленных в камне на совесть, стены и пол выровнены, на спусках и подъёмах пробиты ступени. Ни лестницы через гребень скалы, ни крытого перехода, ни двориков – ничего этого Эварха не увидел. А вывели эти тоннели, казавшиеся уныло-бесконечными, прямо внутрь здания.
Ловец, как велел Пустошник, старался держать глаза открытыми и всё запоминать.
Похоже, здесь располагалось нечто вроде хранилища для монастырской казны. Брат Магнус привёл ловца в небольшой кабинет, освещённый восходящим солнцем через единственное окно, более похожее на бойницу, и там такой же молчаливый казначей в тёмно-серой сутане отсчитал положенное вознаграждение в аккуратных золотых кругляшах – как и обещал отец Бенедикт, удвоив заранее оговорённую сумму, да ещё и существенно прибавив сверх того – «цену крови», пояснил брат Магнус. Ловец принял более чем увесистый кошель, не кошель даже, а чуть ли не заплечный мешок, поблагодарил, но услышал в ответ только «благодарение Спасителю».
Брат Магнус вывел его из казначейства и чередой внутренних двориков и переходов, похожих на узкие улочки, привёл в знакомую трапезную. На сей раз накрыто было только на одного человека, а вещи Эвархи уже дожидались его на лавке у стены.
– Мне пора, – монашек глядел куда-то в сторону. – Подкрепи силы, сын мой, и да хранит тебя благословение Спасителя. Прощай.
Эвархе, с одной стороны, не верилось, что после всего увиденного его отпускают просто так, с другой – он дождаться не мог, когда покинет это святое место. Дело было не только в том, что жизни ему оставалось три дня – но и в том, что больно уж странные дела тут творились.
Он миновал громадные ворота монастыря, когда солнце стояло в зените. От бессонной ночи и еды слегка кружилась голова, но в целом ловец чувствовал себя весьма бодро. Если повезёт – он успеет добраться до места, куда его отправил Пустошник, дня за два. Найдёт того лекаря. А потом…
Потом начнётся самое интересное. Он вернётся в Вольный город. Для начала гульнёт как следует, чтобы все знакомцы год бы вспоминали. А когда протрезвеет – арендует… нет, купит, непременно купит маленький домик и заведёт свою контору: маги по найму, охота на всякоразличных волшебных созданий, а такоже ловля их и доставка, куда пожелает заказчик. Назовёт… гм, как бы лучше это назвать? «Вольная охота», вот как. Сам бродить по мирам он, естественно, не бросит, эдак и сноровку потерять недолго – но всё же чёрную работу за него будут делать другие, а он будет спокойненько посиживать с утра в конторе, вечером в «Коте и Драконе», где луч