У дверей «голубятни» подмастерье увидел нечто неожиданное — из «голубятни» пятясь выходила Кайла. Она тихо закрыла дверь. Тавнос напугал ее — она вздрогнула, обернулась и поднесла палец к губам.
— Он отдыхает, — прошептала она.
— Рановато для него, — ответил Тавнос.
— День был долог, — сказала Кайла, — и для него это был хороший день.
— Верно, — сказал Тавнос. — Кажется, они с братом нашли друг с другом общий язык.
Кайла отбросила назойливую прядь волос, улыбнулась.
— Вот-вот, — сказала она. — Во всяком случае, не думаю, что его стоит сейчас беспокоить.
Тавнос кивнул, вдруг вспомнив, что держит кувшин с вином. К счастью, Кайла не обратила на это внимания. На всякий случай он спрятал кувшин за спину и сказал:
— Хотел спросить про, г-м-м-м, про тот ваш разговор…
Кайла пожала плечами и повернулась, собираясь уходить.
— Мы поговорили. Разговор был долгий и обстоятельный.
— И что он сказал? — спросил Тавнос. Кайла замялась, затем ответила:
— Он не сказал «нет».
Тавнос понимающе кивнул.
— Что же, неплохое начало.
— Верно, неплохое начало, — согласилась Кайла. — А теперь, мне кажется, нам пора расходиться.
Тавнос покраснел. Разумеется, королева заметила кувшин и решила, что у него свидание. Завтра он все расскажет ей — куда ходил и что выяснил. Он поклонился и зашагал в сторону гостевых комнат.
Под покои для гостей отвели целое крыло кроогского дворца. Ашнод и ее хозяина разместили на разных этажах, предоставив каждому обширные апартаменты. Им были приданы и слуги, отличавшиеся очень тонким слухом и умением молчать, и отряд верных принцу охранников. Фалладжи было позволено держать при себе собственных телохранителей — при условии, что последние тоже будут под присмотром. После второй ночи во дворце Мишра отослал своих телохранителей — в знак того, что доверяет хозяевам.
Все было организовано в высшей степени по-кроогски — все гости, а особенно Мишра, находились под постоянным наблюдением. Тавнос решил, что если Главный изобретатель и не знает чего-то о происходящем в стане своего брата, это, видимо, не столь важно.
Охранники взяли «на караул» и пропустили его. Тавнос постучал, незапертая дверь открылась.
Ашнод сидела за столом и собирала прикрепленный к ее деревянному посоху череп животного, опутанный проводами. Когда Тавнос вошел, она подняла руку.
— Постой, один момент, — сказала она, продергивая очередной провод через ноздри черепа. — Отлично. Дело сделано. — После чего внимательно посмотрела на Тавноса.
В ее глазах мерцал странный, знакомый Тавносу огонек. Подмастерье не раз видел его в глазах Урзы, когда тот работал над новым изобретением.
— Это одна из моих игрушек, развлечение, — сказала рыжеволосая женщина, отложив посох в сторону.
Тавнос оглядел предмет, отметив, как хорошо череп сидит на древке.
— Могу ли я помочь? — предложил он.
Ашнод покачала головой:
— Ни к чему, это просто игрушка, чтобы руки занять. — Тут ее глаза снова вспыхнули. — О, да ты принес вино! Отлично, а я добуду бокалы! Мы выпьем немного, а потом отправимся к дракону!
Тавнос поставил кувшин на стол и присел на скамью.
— Надеюсь, я не очень поздно.
— Нет, совсем нет, — сказала Ашнод, демонстрируя подмастерью пару медных кубков. — Я привыкла жить, как Мишра. А он встает рано и ложится очень-очень поздно.
— Главный изобретатель такой же, — сказал Тавнос, наливая вино. — Я научился спать на ходу.
Ашнод подняла кубок.
— Нет, я не умею так. Но этот густой кофе, который варят в пустыне — фалладжи называют его «сандук», — будит меня лучше рассвета. Мне хватает одной чашки, и я целые сутки не сплю. Правда, потом падаю с ног и сплю как убитая.
Тавнос мысленно присвистнул и почесал затылок. За ужином он выпил не меньше четырех чашек кофе. Ашнод подняла кубок выше.
— Тост! За наших безумцев-учителей!
Тавнос тряхнул головой:
— Безумцев?
Ашнод опустила кубок.
— Тогда за Мишру и Урзу? — предложила она.
— За братьев-изобретателей, — ответил Тавнос и чокнулся с Ашнод. Оба пригубили вино. Тавнос никогда особенно не ценил ни вкус, ни запах белого вина, но после пира, где, казалось, подавали перец и смолу, глоток вина освежал и успокаивал.
Ашнод уселась на скамье напротив подмастерья.
— Так ты не считаешь наших учителей безумцами?
— Порой на них нисходит божественное вдохновение, — сказал Тавнос. — Но это не безумие.
— Не чересчур ли тонкое различие? — парировала Ашнод. — Разве нам дано знать, что их ведет — божественное вдохновение или их собственное безумие?
Тавнос пожал плечами:
— Я считаю, что он вправе поступать так, как считает нужным, и не советоваться со мной.
— Гм-м! — сказала Ашнод. — А я думала, обычай требует, чтобы подмастерья были недовольны своими учителями. Я слышала, ты мастерил игрушки. Разве тогда ты не злился на своего учителя?
— Главный игрушечных дел мастер в Джорилине был мой дядя, так что я никогда… — сказал Тавнос и осекся — Ашнод громко расхохоталась. Однако она поняла, что Тавнос обижен ее смехом, и спросила:
— Так, значит, твой первый учитель — твой дядя, а твой нынешний учитель?..
Тавнос снова пожал плечами.
— Мой нынешний учитель — Урза. Может, и есть на свете человек, который знает больше, чем он, но я с ним не знаком.
Ашнод взглянула Тавносу прямо в глаза и спросила низким голосом:
— Кроме шуток?
Тавнос опять пожал плечами:
— Конечно. Зачем тебе хозя… учитель, который не превосходит тебя в знании?
— Но ведь есть что-то, что знаешь ты, но не знает он? — сказала Ашнод, показав рукой на пустой кубок.
— Конечно, — сказал Тавнос, наполнив сначала кубок собеседницы, а затем и свой. — Но он знает больше меня.
— И потому-то мы у них и подмастерья, так? Потому что они знают больше нас? — спросила Ашнод.
— Отчасти, — сказал Тавнос, откинувшись на спинку скамьи. — Но дело в другом. Урза крайне требователен и точен, поспевать за его мыслью не так-то просто, особенно если он хочет поскорее воплотить в жизнь новую идею.
— Мишра такой же, — сказала Ашнод. — И ты понимаешь — когда он что-то объясняет, он сознательно сдерживается, подбирает простые слова и простые мысли — чтобы тебе было понятно. И он уверен, что ты не станешь переспрашивать.
Тавнос рассмеялся:
— Урза такой же. Ты видела зал с вентилятором в «голубятне»? Это Урза придумал, чтобы ученики могли тренироваться и проверять, работают ли их модификации к орнитоптерам, иначе ему пришлось бы самому каждый раз собирать действующую модель.
— Или недействующую, — сказала Ашнод, и Тавнос улыбнулся в ответ. — Я уже говорила — Мишра в самом деле завидует, что у брата есть собственный дом, своя мастерская, целая армия помощников, регулярные поставки материалов, что он ведет, что называется, оседлый образ жизни. — Она замолчала на мгновение, затем продолжила: — Красавица-жена у него тоже есть.
Тавнос парировал:
— В жизни Мишры тоже есть чему позавидовать. Например, механический дракон.
— В самом деле? — сказала Ашнод, поднимая глаза от кубка. — Урза говорил, что завидует Мишре, потому что у того есть дракон?
— Урза мало говорит, — ответил Тавнос, — но постепенно начинаешь понимать его настроение, его взгляд, понимать, о чем он говорит и, что важнее, о чем он молчит.
— Господин Мишра ведет себя точно так же, — сказала Ашнод. — Или, скорее, он говорит, много говорит, но некоторых тем старается избегать. И по тому, о чем он не говорит, можно судить о том, что у него на уме.
— Верно, — сказал Тавнос, — а еще Урза думает, что у Мишры больше свободы, иногда Урзе кажется, что здесь, в городе, он один отвечает за все, в то время как его брат наслаждается свободой в пустыне. Что тут смешного?
— Ничего, — ответила Ашнод, давясь от смеха. — Просто сейчас в пустыне один вздорный мальчишка держит народ фалладжи в ежовых рукавицах. Если ты думаешь, что в пустыне человек свободен, значит, ты никогда не видел их кадира.
— Я просто думаю, что Урза с гораздо большим удовольствием трудился бы над машинами, а не вершил судьбы народов, — сказал Тавнос.
— Мишра тоже, — согласилась Ашнод, снова поднимая тост. — Любовь к машинам — вот что связывает братьев, да и нас с ними, пожалуй. Есть в этом что-то — заглянуть внутрь нового устройства.
— Понять, как оно работает, — согласился Тавнос.
— Раскрыть его тайны.
— Понять, как мыслил его создатель.
— Почувствовать его силу.
— Понять, для чего оно нужно, — сказал Тавнос, — и расширить его возможности.
Ашнод снова рассмеялась — весело, легко, как смеется человек, который чувствует себя как дома.
— Знаешь, нас ведь так мало. Я — одна из немногих, кто понимает, что говорит Мишра.
— Я то же самое чувствую по отношению к Урзе, — сказал Тавнос. И добавил: — И к тебе тоже.
— Ну, свои-то объяснения я упрощать не буду, — сказала Ашнод.
— Ничего, я постараюсь схватывать на лету, — ответил Тавнос.
— Понимаешь, у меня не такая легкая жизнь, — сказала Ашнод. — Я хочу сказать, что я чувствую, будто бы от окружающего мира меня отгораживала двойная стена. Во-первых, сильная женщина среди фалладжи — исключение, а вовсе не правило. И во-вторых, если у тебя есть что-то в голове, а живешь ты среди каких-то пустынных кочевников…
— Это просто невыносимо, — подсказал Тавнос.
— Прямо в точку, — сказала Ашнод. — Налей мне еще.
— Не пора ли нам пойти поглядеть на дракона? — спросил Тавнос.
— У нас еще есть время, — ответила Ашнод. — Масса времени, успеем сделать все, что захотим.
Тавнос налил вина и продолжил:
— Несколько месяцев назад я побывал в Джорилине, повидал своих теток и дядек, рассказал им, чем занимаюсь. Они были довольны, вежливы, но мне кажется, они вообще не поняли, что мы с Урзой делаем.
— Ну, они хотя бы были довольны, — парировала Ашнод. — В лагерях сувварди на меня смотрят волком. И в Зегоне тоже. Сначала я думала, все дело в том, что я женщина, но потом поняла, что люди стараются избегать меня потому, что я умнее их. Быть умным в самом деле невыносимо. Между тобой и остальными лежит пропасть.