Тан вздохнул. Конечно, это ловушка. Эти загадочные «они» ждали его, устроив засаду по всем правилам. Отрава должна была свалить его прямо в таверне, за столом. Он просто слишком рано встал, почуяв беду. Засада во дворе была ерундовой, просто жалкой – без отравы он бы легко из нее вырвался. Солдаты и не собирались драться, просто должны были задержать жертву до тех пор, пока не подействует яд. А потом оттащить ее в темный сарай и заковать в кусок железа. Яд? Скорее – снотворное. Сигмон понял, что был нужен им живым – не зря стрелы разбивались о плечо. Лучники не промахивались, они били точно в намеченную цель. Просто не знали, что жертва закована в кольчугу от шеи до пупа. Значит, они не знали, кто он.
Пошевелив пальцами рук, тан снова вздохнул. Уже легче. Если они не знают, кто он такой, значит, есть шанс выбраться из этой переделки. Он сможет удивить тюремщиков, и очень скоро – надо только немного отдохнуть. Немного передышки, слабость уйдет из тела, и тогда... Но зачем им пленник? И почему такие странные оковы, явно рассчитанные не на человека, а на чудовище? Быть может, в таких держат упырей?
Сигмон тяжело заворочался, пытаясь устроиться поудобнее. Потом поднял голову, прикрыл глаза и открылся ночи. Он слушал ее, грубо тискал, как матрос портовую шлюху... И нашел то, что искал. Горько усмехнулся.
Там, снаружи, ждали кровососы. Четверо Старших из Дарелена. Сигмон привычно поискал пятого – и нашел. Он стоял у самых дверей сарая, но не входил. Значит, упыри. Сигмон сглотнул – в горле пересохло. Что может быть желанней для кровососа, чем охотник на вампиров – ослабевший, беспомощный, закованный в железо? Или они не знают? Может, жители городка просто откупились им от тех, кто каждую ночь собирал кровавую дань? Быть может, его сменяли? Теперь для жителей Дарелена каждый незнакомец – подарок судьбы. Это чья-то спасенная жизнь, чей-то шанс дожить до следующего рассвета.
Тан тихо рассмеялся. Каков глупец! Прятался от вампиров, хотя на самом деле нужно было бояться людей – больше, чем кровососов. Как всегда – пробираться тайком, не показываясь на глаза. Никому. Он слишком размяк после Ташама. Рон, Корд, Тир и даже рыжий Дарион, что прикрывали ему в бою спину – они заставили его поверить в то, что он тоже человек. Что можно больше не опасаться людей, жить с ними в мире, чувствовать себя своим. Как он ошибался!
Сигмон хотел рассмеяться, но вампир, стоявший за дверью, сделал шаг вперед, и тан подавился смешком. Дверь сарая распахнулась, лунный свет ударил в спину темной фигуре Старшего. Тан вскинул голову – он не собирался притворяться, что спит или еще без сознания. Если он еще жив – значит, он нужен упырям.
– Эй, – сказал он. – Что же вы встали в дверях? Проходите, сударь, будьте как дома.
Вампир, отзываясь на приглашение, медленно подошел к пленнику. Темнота Сигмону не мешала, и он с интересом взглянул на врага. Тот оказался сухощавым молодым человеком, на вид не старше самого Сигмона. Когда тан рассмотрел длинные черные волосы, что обрамляли узкое лицо с высокими скулами, сердце тревожно сжалось: на миг показалось, что на него смотрит Арли. Но в следующий миг он понял, что и на этот раз ошибся.
– Проклятье, – хрипло выдохнул тан.
– Здравствуй, Сигмон, – тихо сказал Риго. – Вот мы и встретились.
Совещание в спальне короля затянулось, и Эрмин так и просидел весь вечер – прижавшись ухом к тонкой деревяшке. Ночью, когда вечерний совет наконец закончился, он выпрямился со стоном. Мышцы затекли, и графу пришлось даже немного посидеть на полу, пережидая приступ слабости.
Когда маршал и маги ушли, король позвал Эрмина. Тот, едва переставляя ноги, выбрался из своего убежища и по обыкновению уселся на край королевской кровати. Переведя дух, он повторил для Геордора все, что тот упустил во время разговора: обратил его внимание на некоторые слова маршала и поведение одного из магов. Но король едва ли слышал советника. Он засыпал – бессонные ночи лишили монарха последних сил. Сам Эрмин тоже едва держался на ногах. Беседа вышла скомканной.
Попрощавшись с Геордором, граф вышел из спальни через потайной ход и очутился под главной лестницей. Близилась полночь, и замок готовился ко сну: слуги погасили все свечи в залах и масляные фонари в коридорах.
Эрмин начал тяжело подниматься по лестнице, опираясь на широкие каменные перила. На площадке размером с приличную комнату он остановился и взглянул наверх. Лестница уходила в темноту, теряясь в ночных сумерках. Графу нужно было подняться на самый последний этаж, потом перебраться по узкому коридору в башню, забраться на пыльный чердак, что много лет служил ему тайным убежищем, и лишь тогда перевести дух. Советник оценил предстоящий путь и загрустил.
– К хренам собачьим, – сказал он вслух и махнул рукой.
Развернувшись, он спустился по лестнице и свернул в темный коридор. Там, в самом конце, располагалась его личная комната. Как советнику короля, пусть самому бесполезному, которого не допускали на общие советы, ему полагалась своя спальня в замке. Все верно, советник всегда должен быть рядом с монархом, чтобы явиться по первому зову. Многие считали назначение придворного уродца советником пустым капризом Геордора – дескать, обзавелся король собственной игрушкой. Очень немногие догадывались об истинной роли де Грилла. И приходилось поддерживать легенду – не приходить на советы, не появляться рядом с монархом на людях... Но все это окупалось сторицей. И личные покои в замке он получил по праву – не возражали даже те, кто считал его пустышкой.
Граф знал, что замок пронизан сетью тайных ходов. Он знал многие секреты этих каменных стен, но, увы, далеко не все, и потому безопасным местом считал только свой уютный чердак. Он предпочитал ночевать там, под самой крышей, слушая мирное воркование голубей. Но иногда Эрмин слишком уставал, чтобы взобраться наверх и тогда ночевал внизу, в пустых и холодных комнатах советника короля. Вот как сейчас.
Эрмин нашарил большую медную ручку, потянул на себя, и дверь распахнулась. В лицо ему дохнул аромат плесени. Света, в комнате, конечно, не было, а из темноты тянуло сыростью. Пустое жилище. Чужое.
Бормоча проклятья, граф запустил руку в широкий накладной карман камзола и попытался нашарить огниво – его он всегда носил с собой, ведь на чердаке у него нет слуг, чтобы зажечь свечи. Бормоча под нос проклятия, он зашел в комнату, прикрыл дверь и двинулся в темноту. Вытянув руку вперед, он попытался нащупать стол – кажется, в прошлый раз он оставил тут пару свечей. Если слуги их не стащили, то у него будет свет. Раздеваться в темноте не хотелось – поутру не сыщешь и чулок, закинутый ночью под кровать.
Тучи разошлись, и в окно заглянула бледная луна. Комната озарилась призрачным светом, и граф увидел прямо перед собой стол. На нем развесистым кустом высился бронзовый подсвечник. Пустой.
Эрмин выплюнул в темноту проклятье, пожелав, чтобы у вора отсохли руки, вытащил из кармана огниво и только потом заметил темный силуэт у окна.
Сердце взбрыкнуло норовистым скакуном, кровь ударила в виски. Эрмин начал двигаться даже раньше, чем успел осознать увиденное: он отступил на шаг, развернулся, прыгнул на стену и взлетел вверх по старому гобелену, едва касаясь его руками. У потолка он оттолкнулся от стены и прыгнул на огромное колесо люстры, уставленное оплавленными свечами. Та даже не вздрогнула – птичий вес графа не смог потревожить эту громадину.
На миг Эрмин замер, вглядываясь в темноту под ногами. Его сердце выдавало барабанную дробь, а кровь кипела в жилах. Всю усталость и сонливость как рукой сняло, и он собирался дорого продать свою жизнь.
Темная фигура у окна шевельнулась, подняла к потолку лицо, скрытое широким капюшоном. Эрмин, содрогнувшись, понял, что темнота для ночного гостя не помеха. И еще у графа появилось нехорошее подозрение, что этот гость с легкостью повторит его собственный прыжок. Эрмин сглотнул. Люстра уже не казалась ему надежным убежищем. Он понял, кто навестил его среди ночи, и неприятный холодок подступил к сердцу графа.
– Эрмин де Грилл? – осведомился темный силуэт.
Граф замер и даже перестал дышать, пытаясь понять, видит его незваный гость или нет.
– Спускайтесь, граф, – сказал тот. – Я не убийца, а всего лишь скромный посланник.
Он медленно подошел к столу, выдвинул стул и преспокойно уселся на него. Облокотился на пыльную столешницу и задрал голову. Капюшон упал на плечи и Эрмин увидел бледное лицо, костлявое, туго обтянутое тонкой кожей и потому похожее на череп.
– Ну же, – произнес гость. – Уже поздно, граф, я долго вас ждал. Мне необходимо передать вам послание, только и всего.
– От кого? – спросил Эрмин и прикусил язык, браня себя за несдержанность.
– От влиятельного лица, что просит вашей помощи и предлагает взамен то, в чем вы сейчас отчаянно нуждаетесь.
– Вот как? – усмехнулся граф, решив, что таиться больше нет смысла. – И в чем я так отчаянно нуждаюсь?
– В мире на землях Ривастана.
Эрмин вздохнул. Конечно. Он предполагал, что рано или поздно кто-то решится на переговоры. Вот только он думал, что обратятся сразу к Геордору.
– Откуда родом это влиятельное лицо? – спросил он. – С востока или с запада?
– К чему эти игры, граф? Вы все прекрасно понимаете.
– И все же ответьте, прошу вас.
– Из Дарелена.
Эрмин вздохнул еще раз и отпустил руки.
Приземлился он прямо у стола: мягко и беззвучно, словно лесная кошка. Пустяк, при его-то курином весе, а приятно – подобный трюк обычно выводил собеседника из равновесия. Но сейчас граф сомневался, что он сработает – вампира нелегко удивить эквилибристикой.
Выпрямившись, Эрмин вытянул из-под стола маленький пуфик и уселся напротив ночного гостя. Поставил локти на столешницу и взглянул прямо в белое, как простыня, лицо.
– Итак, – тихо сказал Эрмин, – что вы хотите мне сообщить?
– Думаю, вам известно, какую политику проводит Дарелен на границе с Ривастаном? – осведомился вампир.