Внешне это никак не проявилось. Неодаренные вообще ничего не заметили до самого последнего момента, когда стало поздно. Эфир, расположенный между лагерями крэландцев и аронийцев, просто, казалось, слегка дрогнул. А лагерь теократии пошел короткой рябью, чтобы через секунду все находящиеся в нем обратились в застывшие каменные изваяния.
Богиня магии явила себя миру.
Херцштадт, личные покои председателя королевского совета.
Брат Томаш лежал в кровати, глядя в потолок. Он почти не моргал, слепо смотря прямо перед собой, пока руки машинально перебирали небольшие четки, вырезанные из простого дуба. На них не было ни чар, ни рисунков, всего лишь деревянные кругляши.
Старший брат Райога раздумывал, и никто из его приближенных ни за что не догадался бы, о чем мыслит столь сильная и влиятельная фигура Крэланда. Сам Томаш велел не беспокоить его этой ночью, перенеся даже самые важные вести на утро.
Впервые за долгие годы он заперся в себе, закрывшись от мира и полностью настроившись на анализ последних событий. Конечно, братья утверждали — во всяком случае в Крэланде — что так нужно делать ежедневно перед сном, чтобы убедиться, что прожил сутки достойно. Но чем выше ты взбираешься по социальной лестнице, тем меньше времени у тебя остается на самоанализ.
Верил ли брат Томаш в существование Райога? Конечно. Как в некую силу, что создала Эделлон, населила его живыми существами, людьми. Верил ли священник, что после смерти предстанет перед создателем, и тот начнет копаться в прошлом своего последователя? Ни разу.
А теперь, когда Мархана, эта проклятая темная богиня, которую орден так рьяно обвинял в катаклизме Катценауге, не просто вышла из тени, где скрывалась все это время со своими верующими, но и запросила признания… Да, через тот же орден, но со слов доверенных лиц Томаш знал — женщина со звериными ушами действительно существует. И она действительно богиня.
Но раз есть одна, то что мешает быть и другим? Что тогда брат Томаш расскажет Райогу, когда создатель всего начнет задавать вопросы?
Это тревожило уже немолодого Равена, ведь даже будучи одаренным, он прекрасно осознавал — его жизнь конечна. И если в Крэланде он еще мог на что-то повлиять, то даже в пределах Эделлона все его потуги смехотворны. Так достойно ли ты прожил жизнь, которую я подарил тебе, спросит Райог. И что сможет ответить Томаш?
Глаза, остававшиеся слишком долго неподвижными, заслезились, и председатель королевского совета несколько раз моргнул. А когда не помогло, вытер лицо рукой. Ему было страшно, и сам себе Томаш мог в этом признаться.
С одной стороны, он вел жесткую политику, подводя свой родной клан к величию. И благодаря этому в том числе Равены не только удержали трон, но и теперь фактически подмяли под себя всю страну, завязав все на верных до гробовой доски людях. Да, в ходе борьбы кто-то погибал, но это было неизбежно.
С другой же… Сколько крови на его руках? Сколько действительно невинных жертв пало по приказу старшего брата? И сколько еще он будет проливать, чтобы достичь своих целей? А признание культа Марханы — это достойный поступок?
Сомневался брат Томаш очень долго, прежде чем дал добро на признание. Многие собратья могли его не понять, могли отвернуться или даже посчитать предателем. Но Райог ничего и никогда не говорил против Марханы. Да, собственно, и никто, кроме Аркейна, о ней не упоминал. А орден стал своеобразной меткой зла в последнее время — все плохое, что происходило в мире, было связано с ним напрямую. Так что если Аркейн называет Мархану злом — это уже повод задуматься, а так ли это.
Но руководили Томашом отнюдь не религиозные догмы. В начавшейся войне любое оружие, которым можно нанести врагу урон, нужно было применить. И последователи Марханы стали таким оружием.
Они вроде бы ничем не отличались от других людей, но стоило им произнести короткую молитву в адрес богини, и отмеченные ею маги превосходили свои врожденные пределы, на короткий срок сами становясь чудовищно, почти божественно сильны. Как можно отказаться от такой помощи?!
Сорвав с себя тяжелое одеяло, брат Томаш сел на кровати и практически с ненавистью посмотрел в окно, за которым сияли звезды. Он знал, что прямо сейчас на границе с Аронией проходит тяжкий бой. И больше всего на свете истинному владыке Крэланда хотелось, чтобы он закончился.
Но не мог сказать, чьей бы победы хотел, ведь на самом деле там схлестнулись не силы Крэланда и Аронии. В бою сошлись орден Аркейн и опороченная им богиня Мархана.
В любом случае, кто бы ни одержал верх, мир уже никогда не станет прежним.
Глава 17
Арсенал Аркейна в развалинах к западу от Анзена. Киррэл «Чертополох» Шварцмаркт.
«Тоннель» вспыхнул вновь, и «Рыси» подхватили собранные ящики, бегом пересекая магическую границу. Стоило им ее преодолеть, я развеял чары и сплюнул кровь на пол. Перегрузка сказывалась все сильнее, а мы пока что даже треть не вытащили того, что я посчитал нужным.
Рядом со мной постоянно находилась пара бойцов — на случай, если что-то пойдет не так, «Рыси» смогут выиграть мне немного времени для отхода либо организации защиты. Несмотря на все артефакты, которых я не жалел для дружины, сами по себе они неодаренные, так что смогут лишь прикрыть.
«Купели» ушли все, как и тяжелые арбалеты. Дружинники вынесли документы, книги, свитки и часть ресурсов. Этерния остался только один ящик — тот, из которого я черпал кристаллы для открытий все новых и новых «Тоннелей».
Можно было бы остановиться, перестать жрать волшебные камни и успокоиться тем, что удалось вывезти в Чернотопье. Но я прекрасно осознавал, что все, что останется здесь, вероятнее всего, будет позже использовано против меня же. А потому старался забрать все самое ценное и необходимое.
Только за один этот арсенал я смогу поднять Чернотопье на такой уровень, о котором раньше и мечтать не приходилось. И навсегда завязать с заказами от королей, священников и прочих мутных личностей. И это стоило приложенных усилий.
— Ваша милость, может прерваться? — спросил Малколм, глядя на меня с тревогой.
Вид у меня, наверное, очень уставший — почти восемь часов практически безостановочного поддержания «Тоннеля». Но останавливаться было пока что рано, да и я прекрасно ощущал, где проходит мой предел, так что знал, что еще не выжал все, на что способен.
— Давайте еще пару партий, — качнув головой, ответил я, хотя наружу вырвался только сиплый стон, а не осмысленная речь.
Я нутром чуял, как истаивает сила демона Злобы, спящего во мне. Существо иного слоя просто распадалось на части, не в силах выдержать такого потока магии, который я через себя пропускал. Договор с Ченгером держался, и благодаря этому я знал — он за меня переживает.
Но дело еще не закончено, и нужно продолжать действовать.
— Еще, — упрямо повторил я, мотнув головой, отчего на пол брызнули капли крови из носа. — Еще, Малколм.
Ящик этерния опустел на треть, а мы не вывезли и половины. Меня тошнило и вело, из носа постоянно текла кровь, и держался я скорее на жадности, чем рассудке.
В Чернотопье остался только Варин, неотлучно дежуривший у Дии. Вся остальная дружина явилась с первым порталом и практически безостановочно таскала добычу через «Тоннель».
Двое бойцов дежурили снаружи среди руин. Вооруженные моими планшетами, проверяли округу на наличие чародеев, но пока что все оставалось тихо. И хотя прошло гораздо больше отмеренных мной семи часов, никто так и не почтил нас своим присутствием.
Очередная партия из арсенала перекочевала на ту сторону «Тоннеля», и я услышал, как скрипят мои зубы. Сила жгла магические каналы, разрывала источник. Я катастрофически близко подобрался к выгоранию, но свои переделы все еще чувствовал.
Бойцы переносили груз, сколько могли, а перед моими глазами уже расплывались цветные круги. Не зря говорила Салэм, что жрать этерний постоянно нельзя — мне теперь еще долго предстоит восстанавливаться.
— Все, это последний, дальше ты умрешь.
Ченгер возник напротив меня и ударил ладонью по лбу, заставляя прервать концентрацию. Я не удержался на ногах и только руками всплеснул. Но, к счастью, от позорного падения меня уберегли «Рыси». Парни подхватили меня с двух сторон и, поднатужившись, просто швырнули в портал, как мешок с дерьмом.
А на дворе меня принял брат Курт. Откуда здесь взялся клирик, я не знал, но и сказать ничего не успел, как меня поглотила тьма.
Последней мыслью были «Рыси», оставшиеся на складе ордена. Но ни помочь, ни вернуть их я уже не мог.
Арсенал Аркейна.
Малколм оглядел оставшуюся четверку товарищей и, хлопнув по карману куртки, вытащил выданный Варином телефон. Выбрав нужную цифру, «Рысь» дождался, когда командир ответит.
— Предупреди его милость, что мы склад уничтожим, а сами пойдем своим ходом, — произнес каптенармус вольных охотников. — Быстро вряд ли получится вернуться…
— Да, мы будем ждать. Держите связь постоянно. Жду отчета каждые четыре часа.
— Сделаем, Старый, не переживай, не впервой через Катценауге ходить, — хмыкнул Малколм и прервал разговор.
Остальные в это время уже собирали все, что можно было утащить с собой без перегрузки. Это барон не заметил, что в портал «Рыси» пронесли свои рюкзаки. Или просто не подумал, зачем они им. Но бывалые охотники прекрасно представляли, что все может пойти не так, как задумано.
— Давайте ускоримся, — убрав в карман артефакт, поторопил соратников каптенармус. — И возьмите с собой побольше этерния. Кто знает, может быть, придется заряжать артефакты на ходу.
В службе аристократу много положительного. И почет, и деньги, и обеспечение. А если аристократ еще и артефактор — то это доступ к его изделиям. И «рыси» не упустили своего шанса. На каждом сейчас, помимо собственной экипировки, хватало магического оружия и щитов, способных сравнять одного бойца с небольшим отрядом дружины благородного средней руки.