— Готовить вторую линию к контрудару, — приказал Юрий Дмитриевич Хворостинин.
Командующий видел, что сейчас остановить поток османов ему не под силу. Сколько тут врага? Сто тысяч? Больше? Во второй армии сорок тысяч воинов, которые только собираются в единый кулак в месте боя.
— Вестовой от главнокомандующего! — прокричал всадник, прибывший одвуконь.
— Ну же, помогите ему! — потребовал старший воевода, когда вестовой, явно обессиленный, спрыгнул с коня, но не удержался на ногах и упал.
Приказ звучал коротко, но ёмко.
— До 15 часов, — зачитал приказ Хворостинин и сразу же потребовал. — Время!
— 14:26, командующий, — сообщили старшему воеводе.
— Отход ко второй линии. Отставить контрудар. Всеми силами, с опорой на пушки, держаться. Остаткам конницы действовать на боках врага, — отдал приказы Юрий Дмитриевич Хворостинин.
Всё, от него теперь мало что зависит. Если в сообщении от Скопина-Шуйского указано чёткое время, значит помощь в пути, и она рассчитана прибыть именно к пятнадцати часам. Можно было бы указать ещё, где именно будет удар. Более всего напрашивался вариант, когда части Первой русской Днестровской армии придут на позиции Второй армии. Но Михаил Васильевич Скопин-Шуйский отличался некоторым неординарным взглядом на сражение. Он может поступить и нелинейно.
Летели ракеты, на разрыв стволов, благо они были прочными и перепроверенными, били пушки. Враг продолжал накатывать, его становилось всё больше, причём пока идущих на штурм более, чем тех, кого уже упокоили, но обстоятельства складывались так, что уже скоро преимущество в численности отойдёт к трупам и раненым. Дважды османы прорывались на брустверы, но их отбивали штыковыми атаками стрелки.
И тут послышались звуки пушечных выстрелов. Далеко, за рекой, на противоположном берегу. Время было ровно пятнадцать часов пополудни. Прибыл Скопин-Шуйский, но большая часть его войска зашла османам в тыл, переправившись на другой берег, и сейчас войска Ромодановского громят остатки врага там. Но прибыло и подкрепление к Хворостинину. Пять казачьих полков, три кирасирских, два гусарских. А ещё две тысячи башкир.
Началось избиение остатков турецкого войска. Были те воины Османской империи, которые подымали руки, стремились в плен. Но ожесточение боя оказалось таково, что сейчас никто никого в плен брать не собирался.
Сложно вспомнить хоть какую битву в истории до того, где с двух сторон было убито и ранено более ста тысяч воинов. Восемьдесят две тысячи османских бойцов нашли свою смерть на берегах Днестра. Огромные обозы достались русским. Много награбили османы в Польше и не успели увезти… Хотя куда они теперь могут везти награбленное?
Царьград русский, маниоты при поддержке Ордена Христианской милиции освобождают полуостров Пелопоннес, болгары, сербы, албанцы, получая поддержку от русских, как и вооружаясь турецким оружием, за которое расплачиваются продовольствием, громят дезориентированные турецкие гарнизоны. Все властители Валахии, Молдавии, Трансильвании устремляются в Царьград, чтобы выказать свою любовь и преданность русским хозяевам.
Османская империя стонала. Сложно, когда происходит обратная трансформация, когда империя опять превращается в маленький бейлик с центром в Бурсе. Среди тех оманских городов, которые подверглись ударам, устоял лишь Карс, который не смогли взять с наскока русско-персидские войска и сейчас обкладывали крепость по всем правилам войны.
Глава 16
Глава 16
Москва
14 марта 1621 года
— Как, Егор Иванович, вникаешь в дела? — спросил я наказного боярина Приказа Тайных дел.
— Тяжко, твое величество, Захарий Петрович все на себя брал, бумаг мало в Приказе, — отвечал бывший казак Егор Игнатов.
— А что его заместители? Не помогают? Нужно содействовать? — спросил я.
— Вот благодаря им и получается вникать в работу и не запускать иные операции. Не ведаю я, государь-император, сгожусь ли, — выказал сомнение Егор Иванович.
— Поздно, — решительно сказал я и встал с кресла. — Да и сгодился ты. Воно как в Царьграде разобрался со всеми.
Да, Захария Петровича Ляпунова не стало. Упал в реку и утонул. Так бывает, когда сильно много на себя берешь и начинаешь чувствовать, что можешь все, даже решать вопросы престолонаследия. Нет, как такового заговора не было. Но Ляпуновы, прежде всего, Захарий и Прокопий начали брать слишком много власти и уже решать своей волей. Один в Приказе Тайных дел стал царьком, а второй подмял под себя гвардию. Так что превентивный удар напрашивался. И пусть я ошибся, я принимаю это, и понимаю то, что лучше такая ошибка, ценой в две жизни, чем новая Смута.
Захарий получил дозу яда, который просто усыпил его, ну, а дальше почти что всесильного боярина столкнули в воду. Вот и утонул. А после Прокопий участвовал в приемке новой конструкции пушки и взорвался ствол. Выстрел из винтовки с бездымным порохом в переполненный порохом зарядник сделал свое дело. Между тем, Прокопия Петровича могли спасти, но не спасли…
Жестко? Да, не без этого. Но первоначальная моя команда, с которой я приходил к власти, слишком много этой власти забрала себе. Вот и приходится чуть подчищать. Кто-то умирал и своей смертью, иные казались неопасными. К примеру, Михаил Васильевич Скопин-Шуйский все еще занимается своим любимым делом — воюет. Вот, прибыл даже с докладом, чтобы перекрутиться, заделать, видимо, еще одного ребеночка и опять бежать, у него же поле непаханое — в следующем году Российская империя вступит в войну на стороне протестантов. Точнее так, Россия будет принуждать обе стороны к миру, при этом зарабатывая деньги.
— Как прошла операция с Густавом Адольфом? — спросил я.
— Без сложностей, — кратко отвечал Егор Иванович.
— А Дмитрий Михайлович освоился в Царьграде? Не мнит себя ромейским императором? — задал я очередной вопрос.
Егор представил обстоятельный доклад, несмотря на то, что в должности только четыре месяца. Но я не хотел слушать долгие рассказы. В последнее время подобные доклады предпочитаю читать в одиночестве и при свечах. А после сжигать все свидетельства. Кстати, одной из причин скоропостижной смерти Захария Ляпунова является еще и то, что он хранил целый архив всех тайных дел Российской империи. Как бы еще не дублировал бумаги, а то всплывут когда-нибудь.
Не дай Бог, что-то подобное попадет в руки современников, даже потомков, так имя мое вообще очернится и получится, что я более кровожадный, чем мой батюшка Грозный. На то они и тайные дела, чтобы таковыми оставаться.
Вот узнают французы, пусть и через пару поколений о том, что это мы убили Ришелье. Что будет? Как минимум, очень серьезный дипломатический скандал. Максимум — война! И так со всеми. Там даже о Китае хватает всякого. И про то, что мы способствовали смене императорской фамилии, про то, какой геноцид был устроен маньчжурам. Там же просто вырезали деревни и города. И пусть в этом более всего преуспели корейцы, воины государства Чосон, не важно, это мы подстроили. Гореть мне в Аду! Но это чуть позже, пока нужно сделать все, чтобы передать сыну сильное государство, чтобы даже некоторый вероятный спад не сильно повлиял на рост мощи России.
— Егор Иванович, ты еще присмотри за Скопиным все же, — сказал я и приказал принести мне чаю.
Уже через час будет Большой Императорский Совет, правда, в очень усеченном варианте. Впрочем, мне только важен доклад Луки Мартыновича. Есть у нас проблемы в экономике, нужно решать, как двигаться дальше. И это в то время, как только-только стали распространяться бумажные деньги. Как бы с введением новых денег не ассоциировались сложности в перепроизводстве и обесценивания серебра. Слишком много его нашли на Урале, забрали у маньчжуров, в Европе награбили.
— Чудо, какой укусный чай, твое величество, — сказал Егор.
— Не умеешь придворные беседы вести, так нечего и пробовать. Чай ему вкусный! Ты мне, России, нужен не для того, чтобы расхваливать дряной чай, а чтобы оборонять наше Отечество от тайных и явных врагов, — наставлял я боярина Игнатова.
А что до чая, так это грузинский. Ну, почему нормальные, даже хорошие саженцы, посаженные в подходящих климатических условиях, не дают тот самый чай, который произрастает в Китае? Но я иногда могу попить и такой, чтобы продавался. Все же пьют и нахваливают только потому, что я такой напиток употребляю. А что делать? Чая насадили много, не губить же плантации?
— На, взгляни! — я протянул папку с докладными.
Игнатов взял и стал бегло просматривать бумаги. Была у него такая система, когда Егор очень быстро ознакомлялся с документами, после прислушивался к своим ощущениям, первой реакции на прочитанное, но потом изучал бумаги скрупулёзно, часто с пометками.
— А, зачем это, твое величество? Вот тут написано о том, что зверя морского бить, прозванного каланом. Так что в Сибири пушной зверь перевелся, кабы через акиян в Америки плыть? — задавал правильные вопросы боярин Игнатов.
Вот и я думал, что освоение Аляски, как и остального западного побережья Северной Америки за государственный счет — это лишнее и пока что не своевременное. А вот частный бизнес тут поработать может. Нужно будет объявить конкурс товариществ или группы товариществ на освоение Аляски и Калифорнии. Нет, эти регионы будут называться Ново-Архангельское воеводство и Ново-Московское.
— Могу я спросить тебя, государь? Ты ждешь изменений работы Тайного Приказа? — спросил Егор.
— Да. Я желаю усилить работу внутри державы. Твое ведомство повинно усилить надзор внутри державы. Особливо среди дел купцов и промышленников. Поработай с Лукой Мартыновичем. Но тебе все держать под надзором. Важно работать так, кабы не было заметно иным, — давал я наставления Егору.
Не сказать, что я полностью уверен в компетенции боярина Игнатова, но вот в чем на данный момент он хорош, так в том, что честен, и до сего момента, за что не брался с упорством, настырно, но добивался нужных результатов.