— Он выглядит не очень хорошо, Ваше Величество.
Мое внимание переключилось на того, кто ждал позади него. Кровавая королева стояла прямо и уверенно, тонкая ткань ее полуночного платья облегала узкие бедра. Мне пришлось снова моргнуть, потому что с первого взгляда я был почти уверен, что на ней нет верхней одежды. Я ошибся. В некотором роде. Лиф платья был разрезан на две части, более толстые полотна материала, скрепленные вместе прозрачным кружевом, прикрывали только самые полные части ее груди. Отвращение заполнило мое нутро.
— От него воняет, — ответила Избет.
— Отвали, — пробормотал я, достаточно выпрямившись и положив правую руку на бедро, поближе к кости.
— Я бы с удовольствием сделала именно это. — Она наклонила голову, и волосы, собранные на макушке, сверкнули в свете камина глубоким пунцовым цветом. Почти как у Поппи. Почти. — Однако стало совершенно очевидно, что ты отказываешься мыться и есть.
Есть? Когда это сюда приносили еду? Я увидел тарелку в нескольких футах от меня. На ней лежал кусок сыра и черствый хлеб. Я понятия не имел, когда это принесли.
Из тумана моих мыслей вырвалось то, что Поппи рассказала мне во сне. Я разжал челюсть, поморщившись. Она болела. Все лицо болело. Зубы. Клыки. Они запульсировали, когда мой взгляд сфокусировался на королеве. Время, проведенное с Поппи в пещере, было единственным временем, когда потребность исчезла… единственным временем, когда я чувствовал себя самим собой.
— Я тут подумал, — сказал я, ухватившись за момент ясности. — О том, что видел в Оук-Эмблере.
Избет подняла бровь.
Я с трудом сглотнул.
— Большой серый кот, которого держат в клетке.
Ее ноздри раздулись от резкого вдоха, и она сделала шаг вперед.
— Когда же ты это видел?
— О, ты знаешь, — я слегка наклонился вперед, — когда осматривал замок Редрок.
— И кто-нибудь еще осматривал достопримечательности вместе с вами?
— Возможно. — Я наблюдал за ней. — Какого хрена у тебя в клетке кот? Это одно из твоих… домашних животных?
Ее кроваво-красные губы искривились в тонкой улыбке.
— Не самый любимый. Это был бы ты.
— Почетно, — прорычал я, и улыбка стала еще глубже. — Не похоже, чтобы у кота все было хорошо.
— С котом все в порядке.
Край моих пальцев коснулся кости.
— Но он должен быть старым. Если это тот самый, о котором говорила Поппи — тот, которого она видела в детстве.
Избет стала совершенно неподвижной.
— Однажды она сказала мне, что видела его под замком Вэйфер.
— Пенеллаф была любопытным ребенком.
— Он все еще у тебя?
Ее взгляд остановился на мне.
— Он там же, где и был, когда Пенеллаф видела его все эти годы назад, — сказала она, и мне потребовалось все, чтобы не улыбнуться от дикого прилива удовлетворения, которое я почувствовал. — Но он может быть голоден. Возможно, я накормлю его следующим пальцем.
— Почему бы тебе не взять его сейчас? Не твоему золотому мальчику.
Каллум нахмурился.
— Я не мальчик.
— Или одной из твоих подручных, — продолжил я, удерживая ее взгляд. — Или ты слишком боишься? Слишком слаба?
Избет откинула голову назад, смеясь.
— Боюсь? Тебя? Единственное, что меня в тебе пугает, это твоя вонь.
— Ты так говоришь, — пробормотал я. — Но я знаю правду. Все здесь знают. Твоя храбрость исходит от того, что ты держишь в цепях тех, кто сильнее тебя.
Ее смех прекратился.
— Ты думаешь, что ты сильнее меня?
— Да, блядь. — Я улыбнулся, обхватив рукой кость. — В конце концов, я сын своей матери.
Избет посмотрела на меня сверху вниз, а затем бросилась вперед, как я и знал, потому что некоторые вещи никогда не меняются. Ее хрупкое эго было одним из них.
Я выдернул кость из-за спины и подбросил ее вверх, когда ее рука сомкнулась вокруг моего горла, прямо над полосой сумеречного камня.
Глаза Избет расширились, все ее тело подергивалось.
— Это за брата Поппи, — выдохнул я.
Медленно опустив подбородок, Избет посмотрела вниз, туда, где кость выступала из центра груди. Она промахнулась мимо проклятого сердца на дюйм, если не больше.
Она перевела взгляд на меня, в ее темных глазах появился яркий блеск.
— Ай, — шипела она, отталкивая меня назад. Сильно.
Моя голова ударилась о стену, боль взорвалась за моими глазами сотней звездных вспышек. Скользнув в сторону, я успел поймать себя, прежде чем перевернулся.
— Это было совсем лишнее. — Грудь Избет вздымалась, когда она потянулась вниз, схватившись за кость. Прислужницы зашевелились, но она остановила их. Только Каллум остался стоять на коленях, его глаза смотрели с невольным интересом. — Это только разозлило меня.
— И испортило твое платье, — добавил я. Боль в голове усиливала голод… потребность питаться и исцелить все, что было недавно повреждено.
Ее губы оттянулись назад, обнажив покрытые кровью зубы.
— И это тоже. — Она вытащила кость и отбросила ее в сторону. — Вопреки твоему мнению, я не хочу тебя убивать, хотя в данный момент мне было бы очень, очень приятно это сделать. Ты нужен мне живым.
Она продолжала говорить, но я улавливал лишь отдельные фрагменты. Ее сердцебиение участилось. Запах ее крови был сильным. Я даже слышал сердце золотого Восставшего. Я чувствовал ровный стук сердца Прислужниц, которые тихо стояли позади нее.
— Ему нужна кровь, — сказал Каллум.
Удар. Удар. Удар.
— Ему нужна смена поведения, — ответила она.
Удар. Взмах. Удар. Взмах.
— С этим не поспоришь. Но посмотрите на его глаза. Они почти черные. — Каллум начал подниматься. — Если он не получит немного крови в ближайшее время, он…
— Вырвет твое гребаное горло? — закончил я за него. — И засунет твои внутренности в зияющую дыру?
Губы Каллума сжались, когда он посмотрел на меня.
— Это прекрасная картина. Спасибо.
— Пошел ты, — прорычал я.
— Ну, мы знаем, какое у тебя сегодня любимое слово. — Избет вздохнула, вытирая кровь, которая текла по центру ее живота. — Я не знаю, почему ты такой трудный. Я дала тебе еду, чистую воду, — она посмотрела на лежащего Жаждущего, — в некоторой степени безопасное убежище. Все, что я у тебя отняла, это палец. И все же ты ударил меня.
Абсолютная глупость ее заявления немного развеяла дымку надвигающейся жажды крови.
— Тем временем моя дочь отобрала у меня мой портовый город, — продолжила она, и все мое тело напряглось. — А, вижу, это привлекло твое внимание. Да. Пенеллаф захватила Оук-Эмблер, и у меня такое чувство, что теперь мне не хватает нескольких Вознесенных, чтобы стать тем, кем я была раньше.
Я почувствовал, как мои губы начали изгибаться вверх.
— Улыбайся сколько хочешь. — Избет согнулась в талии, ее сильно подведенные глаза были проницательны. — Я выгляжу хоть отдаленно обеспокоенной этой новостью?
Потребовалось мгновение, чтобы сосредоточиться. Нет, не выглядит.
— Оук-Эмблер неизбежно должен был пасть, — сказала она, ее голос упал до шепота, который я едва расслышал в ее сердце. — Это должно было случиться.
Низкий грохот наполнил камеру, и она резко выпрямилась, ее пунцовые губы истончились. Мои губы оттопырились, и этот звук… это был я.
— О, ради всего святого! — Избет щелкнула пальцами, подзывая одну из служанок. Что-то было в ее руке. Чаша. — Держите его.
Каллум двигался быстро, но я видел его. Я рванулся в сторону и вскочил на ноги, выбросив локоть и ударив Восставшего по подбородку, чем привел его в ужас. Золотой мальчик хрюкнул и попятился назад. Не было времени наслаждаться ни тем, ни другим. Я бросился на нее. Цепь затянулась вокруг моего горла, отбрасывая мое тело назад. Я снова бросился вперед, уже не заботясь о том, насколько туго затянута цепь на моем горле. Я уже не чувствовал боли от кандалов, впивающихся в мои лодыжки. Я сильно потянулся к цепям, вытягиваясь…
Рука обхватила мою грудь, оттаскивая меня назад.
— Больно, — пробормотал Каллум, врезавшись обутой ногой в мою икру. Это движение, о котором я должен был догадаться, вывело мою чертову ногу буквально из-под ног.
Я упал, мои колени ударились о каменный пол, когда одна из Прислужниц схватилась за цепи, связывающие мои руки, и дернула. Она заставила мои руки скреститься на груди и прижала их там, а пальцы впились мне в челюсть, откидывая голову назад.
— Покончите с этим, — приказала Избет.
Другая Прислужница ненадолго появилась в поле моего зрения, пока я вырывался из рук Восставшего, мои ноги скользили по полу, когда я запрокидывал голову назад. Шипение боли вызвало дикий, захлебывающийся смех на моих губах, когда голова Каллума откинулась назад. Я навалился на него всем своим весом, впечатав его в стену, и потащил вперед Прислужницу, державшую цепи.
— Боги, — простонал Каллум, переместившись из-за моей спины. — Он все еще силен.
— Конечно, силен, — отозвалась Избет. — Он из рода Элементалей. Они всегда сильны. Бойцы. Ни один другой род не был бы настолько храбрым или идиотом, чтобы заколоть меня. Даже когда они всего за несколько часов превращаются не более чем в изголодавшееся по крови животное. И я держу пари, в нем также есть кровь моей дочери.
А потом все превратилось в черное пятно, боль и что-то землистое и обугленное. Пальцы впились мне в челюсть и заставили открыть рот. Кто-то сунул мне в лицо, под нос, чашу, и короткий, насыщенный железом аромат ударил меня, прежде чем попасть на язык, заполнить рот и хлынуть в горло.
Я подавился, задыхаясь от теплой гущи, даже когда каждая клеточка моего тела раскрылась, став сырой и кричащей от потребности.
— Я должна кое в чем признаться, мой дорогой зять. — Голос Избет был вспышкой пламени. — Знаешь, кем я никогда не хотела быть? Первородной. Я никогда не хотела этой слабости.
Она была ближе. Возможно, достаточно близко, чтобы я снова смог добраться до нее, но кровь ударила в мое нутро, и все тело свело судорогой.
— Бога можно убить так же, как и атлантийца. Уничтожить сердце и разум. Но Первородного? Сначала их нужно ослабить. А ты знаешь, как можно ослабить Первородного? Это довольно жестоко. Любовь. Любовь можно использовать в качестве оружия, ослабляя Первородного и становясь тем клинком, который положит конец его существованию. — Мягкий смех эхом разнесся вокруг меня. Сквозь меня. — Интересно, как много ты вообще знаешь о Первородных. Должна признаться, я сама знала очень мало. Если бы не мой Малек, я бы никогда не узнала правду. Я бы никогда не узнала, что Перво