Я затих.
— А ты думала, что он не гордится?
— Не знаю, — призналась она, ее голос охрип. — Я надеялась на это.
— Он должен был, независимо от того, знал ли он о своем предназначении как виктора или нет, — тихо настаивал я. — Не может быть, чтобы он не знал.
Она кивнула.
Я наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.
— Этот человек… кем бы он ни был, любил тебя так, словно ты была его собственной плотью и кровью. Он гордился тобой.
Поппи быстро моргнула и мягко улыбнулась мне.
— Сядь назад. Я еще не закончила с тобой.
— Да, моя королева. — Я сделал, как было приказано, и она придвинулась ближе, ее брови сжались от быстрого вздрагивания. У меня свело живот.
— Я причинил тебе боль?
Ее глаза снова поднялись к моим.
— Ты уже раз пять задал мне этот вопрос.
— Вообще-то, семь… — У меня были только краткие воспоминания о том, как я питался от нее… от ее запястья, а затем от ее горла. Я помнил достаточно, чтобы понять, что не был нежен. Большие, больше чем обычно, раны на ее горле были тому доказательством. — Да?
Поппи увидела, на что я уставился.
— Твой укус почти не причинил боли.
Она говорила это и раньше, и я знал, что она лжет. Я также знал, что не очень-то заботился обо всем, что последовало за этим.
— Ты поморщилась.
— Ничего такого. Просто неприятная боль в виске или челюсти. Ничего общего с тобой. Она уже прошла.
Я не был уверен, что поверил ей.
— Я был груб с тобой. Тогда и после.
Мочалка замерла прямо над моим запястьем.
— Я наслаждалась каждым моментом и даже больше.
Меня охватил прилив удовлетворения, но в нем не было самодовольства. По мере того, как мой разум продолжал собирать себя воедино, формировалось еще одно растущее беспокойство. Поппи поделилась со мной многим, но об одном она не упомянула.
— Ты когда-нибудь узнавала, нужно ли тебе питаться?
Поппи села обратно, все еще держа меня за руку, и кивнула.
— Очевидно, все боги должны питаться… предположительно, не так часто, как атлантийцы, и бог не должен питаться от другого бога или атлантийца. Подойдет любая кровь, лишь бы не кровь дракена. — Она сделала паузу, ее бровь сжалась. — Не совсем ясно, как часто мне нужно питаться. Использование моих способностей и травмы ускорят потребность.
— Тогда тебе нужно питаться. — Я начал поднимать запястье ко рту…
Поппи остановила меня, ее хватка на моей руке была теплой.
— Тебе нужна каждая капля крови, которая у тебя есть. Тебе нужно еще больше крови.
— Я взял много, Поппи.
— Сейчас я чувствую себя хорошо, — сказала она, снова наклоняясь вперед, ее взгляд не отрывался от моего. — И мне пришлось питаться пару дней назад, прямо перед тем, как мы отправились в путь между Тремя реками и Уайтбриджем. Я начала чувствовать потребность. Я… я должна была.
— Киеран, — сказал я, и мои глаза искали ее. — Ты питалась от Киерана.
Ее голова качнулась в сторону.
— Почему я не удивлена, что ты каким-то образом догадался об этом?
Осознание того, что Киеран оказал ей эту помощь, принесло только облегчение. Он бы позаботился о том, чтобы ей было комфортно и безопасно, и чтобы не было даже унции стыда. Боги, я так много ему задолжал.
— Я не мог представить, что ты пойдешь к кому-то еще. Ты близка с Делано, Вонеттой и другими, но Киеран… с ним все по-другому.
— Да, — прошептала она, наклоняясь и целуя влажную кожу моей руки. — Я также подумала, что он единственный человек, которому ты не откажешь в удовольствии питать меня.
— Мне было бы все равно, кого ты используешь, если бы у тебя была такая потребность.
Она подняла бровь.
— Правда?
— Правда.
— Итак, если бы я решила питаться от Эмиля? — предложила она, и у меня сжалась челюсть. — Или Нейла…
— Хорошо. Ты права, — признал я. Неважно, у кого она искала помощи, я бы никогда не стал на нее обижаться. Другой человек? Мысли и молитвы за их задницу, однако. — Киеран — единственный.
Поппи тихонько засмеялась.
— Я ждала так долго, как только могла, потому что не хотела делать это ни с кем, кроме тебя.
— Из-за моей эгоистичной натуры я ценю эти чувства. Но, Поппи, я бы не хотел, чтобы ты ждала. Ты ведь знаешь это, правда? — Я искал ее взгляд. — Твое благополучие превыше моей нелогичной ревности.
— Я знаю. Правда знаю. — Ее зубы провели по нижней губе. — Это было иначе, чем питаться от тебя. Я имею в виду, я могла читать воспоминания Киерана, но это было не так, как между нами.
— Это не всегда так, как между нами. — Я протянул правую руку, заправляя прядку волос за ее ухо. — Это не всегда так интенсивно. Мы можем контролировать эмоции, связанные с кормлением, до определенной степени, так же как можем сделать укус чем-то, чего человек должен бояться или жаждать.
— Мне было интересно узнать об этом, — призналась она с усмешкой. — Чувствовал ли ты себя так, когда питался от других. Ну, знаешь, в целях… познания.
— Да, в целях познания. — Улыбаясь, я провел пальцами по ее щеке.
Ее подбородок приподнялся.
— Зачем бы еще я спрашивала, если не в образовательных целях, Кас?
Я задрожал. Эту реакцию было не остановить.
— Тебе не стоит так меня называть.
Она сморщила нос.
— Почему? Тебе нравится, когда я так называю.
— В этом-то и проблема. Мне это слишком нравится, — сказал я ей, и она улыбнулась, широко и ярко. И, боги, я мог бы жить за счет таких улыбок. Процветать. — Нам еще о многом нужно поговорить.
О чертовски многом.
Улыбка Поппи чуть померкла, когда я опустил правую руку обратно на край ванны.
— Я знаю. Думаю, мы можем поговорить о том, как нам выбраться из Карсодонии, когда вернутся Киеран и твой брат.
Мой брат.
Я крепче ухватился за бортик ванны. Они с Киераном были там, пока туман еще покрывал город, и следили, чтобы никто поблизости не предупредил Корону о каких-либо подозрительных событиях.
Поппи посмотрела на дверь.
— Надеюсь, они не причинят друг другу вреда. — Она наморщила лоб. — Слишком сильно.
— Ты беспокоишься за Малика? — Я приподнял бровь. — Ты ему веришь?
— Я верю, что он сказал правду о том, почему остался. Я почувствовала его эмоции. Он любит ее. Но под этим также было много вины и мучений. Я не знаю, это вина за то, что он сделал, оставшись здесь, или что-то другое.
Во мне зародилось немного сочувствия. Но не много. Мне не было жаль его, пока я точно не знал, что он не играет с нами.
Пока я не узнаю, придется ли мне убить его или нет.
Кроме этого, я не знал, что думать. Мне хотелось верить, что Маликом руководила любовь, но осознание того, что он предпочел Восставшую своей семье и королевству, не давало мне покоя.
Как и осознание того, что я сделал бы то же самое для Поппи.
Но этот Восставшая…
Сестра Поппи.
Как она вписалась во все это?
И как, черт возьми, теперь мне рассказать о ней Поппи?
Она снова провела тканью по моей руке, вдоль золотого брачного отпечатка. Ее движения снова замерли.
— Все еще больно? — прошептала она.
Я посмотрел вниз и увидел, что она смотрит на то, что осталось от моего пальца. Инфекция исчезла. Благодаря крови Поппи, новая кожа, теперь глянцево-розовая, натянулась на некогда открытую кость и ткань.
И, возможно, помощи Малика.
Что за хрень.
— Что самое болезненное, так это осознание того, что ты знала, что это было сделано.
Поджав губы, она покачала головой, ее глаза ненадолго закрылись.
— Я должна была быть последней вещью, о которой ты беспокоился.
— Ты всегда будешь первой, о ком я буду беспокоиться.
Её трясла заметная дрожь, когда она наклонилась вперед и поцеловала костяшку пальца. Поместив мою руку обратно в воду, она перекинула ткань через бортик ванны. Затем потянулась к шее и сняла золотую цепочку с кольцом.
— Это твое. Оно принадлежит тебе. — Ее глаза поднялись к моим, яркие и завораживающие. — Ты можешь носить его на правой руке?
Я прочистил горло, но оно все еще было хриплым.
— Я могу носить его там, где ты захочешь.
— Где угодно? — поддразнила она, хотя ее пальцы дрожали, когда она работала с застежкой на цепочке.
— Где захочешь, — подтвердил я. — На любом пальце руки или ноги по твоему выбору. Я могу сделать пирсинг на соске. Или переплавить в болт и проткнуть в член… вообще-то, тебе это может понравиться.
Взгляд Поппи переместился на меня.
— В твой… член?
При этих словах член затвердел, а ее губы разошлись при упоминании этого слова. Я кивнул.
Ее щеки порозовели, когда она наклонилась вперед.
— Это возможно?
— Да.
— Не будет ли больно от такого пирсинга?
— Наверное, больно, как от огня Бездны.
Она посмотрела вниз на кольцо. Прошло мгновение.
— И… и почему я должна находить это приятным?
Боги.
Я обожал ее любопытство.
— Я слышал, что многие находят трение шарика, который удерживает болт на месте, очень приятным.
— О. — Она глубоко вздохнула. — А обладатель такого пирсинга находит это приятным?
— О, да. — Я усмехнулся, когда цвет ее щек перешел на горло.
— Интересно, — пробормотала она, ее бровь еще раз изогнулась. Я бы все отдал, чтобы узнать, о чем она думает. Но она подняла кольцо. — Думаю, тебе подойдет указательный палец на правой руке. — Появилась небольшая ухмылка. — Пока.
Я грубовато хихикнул.
— Пока.
Она поднялась на колени, и я протянул ей правую руку. У меня защемило в груди. Никогда бы не подумал, что смогу перейти от разговора о пирсинге на члене к тому, что задохнусь меньше чем за минуту, но это произошло. Задыхаясь, я смотрел, как она надевает кольцо на указательный палец моей правой руки, золотое кольцо было теплым от близости ее тела. При виде кольца меня охватило чувство полноты.
Немного возрождения.
Ее прекрасные глаза мерцали, когда она смотрела в мои.