Краш последний раз всхлипнул и, сев на пол, взглянул на майора странным, но вполне осмысленным взглядом.
— Ты пришел, — вымолвил он, растягивая слова. — На самом деле пришел. Я не знал, к кому обратиться. Вокруг они, они меня не выпустят, а ты не охваченный. Впрочем, если ты работаешь на них, то я погиб.
— Перестань пороть чушь, — грубо прервал Ивановича майор. — Кто они? Что вообще происходит? Но прежде чем ты начнешь, потрудись объяснить, зачем ты мне скинул наводку на свое дело, а потом напал?
— Я думал, ты не настоящий, — пояснил программист. — Нейрофон. Новое поколение. Они агрессивные, привыкание происходит стремительно. Это экспансия, парень, и мы добровольно подставляем шею под острый топор палача. Правда, в случае с казнью все было бы просто. Попав в сети, мы становимся теми, кем можно управлять, и под этим я подразумеваю реальное управление, будто бы твои руки и ноги привязывают к ниточкам.
— Опять метафоры. Парень, ты нарываешься.
— Я мертвец. Вот, посмотри. Стоит мне выйти за пределы воздействия Феникса, и я снова зомби. Я не отличаю реальность от виртуальности. — Иванович повернулся так, чтобы Прохоров увидел окровавленное ухо. — Это новый нейрофон, мне его насильственно в ухо засунули. Ударили по голове, а потом я обнаружил у себя этого монстра.
— Почему не снимешь?
— Снимешь? — в голосе Краша появились истерические нотки. — Ты знаешь хоть одного человека, который смог снять устройство?
Осознание пришло в голову Ильи почти сразу, и перед мысленным взором всплыл список из десятка фамилий, которые он ранее видел на столе лейтенанта.
— Знаю, но косвенно. Все они мертвы.
— Именно! — при этом Краш даже подпрыгнул на месте. — Дохнут, дохнут все. Его невозможно извлечь просто так! Я видел видео в дипнете! Парня привязали к столу, подали наркоз и попытались удалить эту тварь. У них получилось, но он стал овощем! Дураком слюнявым! Вот к чему нас все это ведет! Несколько моих друзей именно так и погибли, мы и с Питером сошлись на этой теме. Он великолепный инженер, я неплохой программист. Мы разработали Феникса, так его Питер назвал, именно для того, чтобы понимать этот мир.
— Постой, — нахмурился майор. — Нейрофон вышел на рынок совершенно легально. В соответствующие органы предоставлен открытый код операционной системы, вся оболочка безопасности, схемы, состав, производители. Путь от сборки до прилавка можно отследить без проблем.
— Тогда вдумайся, насколько глубоко уже проникла гниль, если все стало легально!
«Привет, я Питер Гордон, это моя лаборатория, и мы проводим первый эксперимент над гаджетом нового поколения, нейрофоном».
Питер, тогда еще живой, снимал свои эксперименты в подвале дома, в Бостоне, на камеру, после чего выкладывал получившийся результат в глобальную сеть. Надо отдать должное игрокам на той стороне, ни один из роликов не задерживался надолго, однако глубокая сеть впитывала запретные кадры, будто сухая губка воду.
На компьютере Краша было с десяток роликов, где инженер, усомнившись в основном функционале нейрофона, пытался вскрыть его и разобраться в технологии.
— Я заподозрил неладное в тот момент, когда один мой старый приятель наотрез отказался снимать гаджет. Мы даже подрались, — Гордон поправил камеру, и колонки ноутбука взорвались шуршанием. — Я не мог понять, как умный, образованный человек настолько прикипел к этой крошке. Я купил один такой, вставил его себе в ухо, второй же использую на Биле, это белый кролик. — В кадре замаячила клетка с ушастым зверем, беззаботно поедавшим что-то зеленое. — Итак, начинаем эксперимент.
Освещение сменилось, Гордон улыбался на камеру. Он был воодушевлен чем-то, и глаза его горели исследовательским азартом.
— День первый. Я переместился в загородный дом, захватив с собой Била. Он отлично выглядит, регулярно питается и, похоже, не испытывает дискомфорта. Я испробовал нейрофон, и был шокирован той технологией передачи данных, которой обладает эта малютка. Поток информации просто огромный, четкость нереальная. Если отбросить мои инженерные знания и рассуждать как обычный человек, то я до сих пор испытываю сложную гамму чувств, от щенячьего восторга до полнейшего недоумения. Я только подумал о карте, как перед моими глазами всплыл реальный и быстрый маршрут, в обход всех пробок и дорожных работ. Я решил послушать музыку, и внутри моей головы зазвучал удивительный голос великолепного Роя Орбисона. Это только мои ощущения, только мои звуки, только мой путь! Это великолепно, и одно лишь омрачает все это, я решительно не могу понять, как устройство делает подобные фокусы. Я реалист и атеист, но теперь я не знаю, что сказать. Если это и не божественное проявление, то что еще?
— День второй, — Гордон сидел на том же фоне, держа в руках кружку с кофе, иногда потряхивая головой. На секунду он застыл, моргнул и улыбнулся. — Слушал Грига, друзья. Великолепное звучание. Я заказал себе еще одно устройство, мы вскроем его и посмотрим, как оно устроено. К моему позору, я уже скачал принципиальные схемы нейрофона, выложенные производителем в свободный доступ, распечатал их, разложил на столе, и признаюсь, ни черта не понял. Нет, я, конечно, разбираюсь в системотехнике, но то, что начерчено на бумаге, и то что реально происходит в моем черепе, это две большие разницы.
— День третий, — Гордон был все еще бодр и весел, но под глазами инженера начали появляться тени. — Сегодня я померил температуру Била, проверил его кал и мочу. Животное выглядит великолепно, однако, когда я попытался вынуть нейрофон из его уха, у меня ничего не вышло. Странно, но устройство погрузилось в слуховой проход настолько глубоко, что вытащить его самостоятельно попросту не представляется возможным. Сегодня я позвоню моему старому приятелю, Фергюсону, он ветеринар с обширной и продолжительной практикой. Он мне поможет.
— День четвертый, — инженер был хмур и растерян. На его щеках проступила щетина, а тени под глазами стали более заметны. — Четвертый день моей жизни с нейрофоном, привел к странному умозаключению. Я совершенно не хочу его снимать. Для меня это стало противоестественным, крамольным, почти недопустимым, — Питер поднес ко рту кружку с кофе и сделал жадный большой глоток. — Сегодня утром курьер привез мне еще одно устройство, я вскрыл его так аккуратно, как мог. Для этого потребовался алмазный диск. Когда передо мной предстали внутренности этого малыша, я понял, что приведенная схема и реалии несколько расходятся. В оригинальном устройстве нет небольшого контейнера с разводами по краям. В документации к устройству написано, что это технологическая доработка, обеспечивающая повышенную отказоустойчивость, и что она подверглась новой сертификации. Копии документов предлагается посмотреть на сайте. Я их увидел, все чисто.
— День пятый, — на Питера смотреть было больно. Весь дерганый, нервный тик искажает уголки глаз, тени под глазами больше похожи на кляксы. — Это пятый день эксперимента, и мысль о снятии нейрофона не дает мне покоя. Я не могу ни спать, ни есть. Я буквально насильственно впихнул в себя, да, именно впихнул, два сэндвича и запил их чаем, крепким и сладким, чтобы мозг работал быстрей. Когда я попытался снять устройство, то тоже не смог его увидеть. Оно глубоко внутри моей головы. Мне нужна помощь, как медицинская, так и психологическая. Сегодня приедет Фергюсон.
— Извините за небольшую задержку, — на этот раз Гордон был чисто выбрит, свеж, но так же нервозен. Рядом с ним сидел блондин с прямым, почти под линейку носом, густыми бровями, сросшимися на переносице, и тонкими, будто нити, губами. — Я отсутствовал неделю, и обстоятельства были крайне уважительные. У меня был нервный срыв. Мой друг, Фергюсон, попытался извлечь гаджет из моего уха, но вместо этого я напал на него. Слава богу, он боксер и вырубил меня с одного удара. Передаю слово ему.
Блондин на экране хмуро кивнул.
— Я Билл Фергюсон, провел операцию по извлечению из правого уха Питера Гордона устройства под названием нейрофон и могу утверждать, что, помимо психического воздействия, оно активно вступает в физический контакт. Вот снимки, которые удалось получить.
На экране мелькнул снимок чего-то расплывчатого.
— Скажу одно, — Гордон хмуро кивнул. — И это может показаться вам бредом, но в голове у вас нечто такое, что может только присниться в кошмаре. Привыкание зависит от моральной составляющей и того, насколько глубоко проникнет вам в голову эта дрянь.
Прохоров пощелкал по папкам, но больше видеофайлов не нашел.
— Где остальные файлы?
— Нету, — Краш уже пришел в себя и теперь раскачивался из стороны в сторону, на манер маятника, постоянно рискуя упасть. — Это все, что я смог найти.
— Рассказывай.
— Что?
— Все. Твоя версия. Как ты нашел Гордона, что он от тебя хотел. Зачем ты обыскивал его труп и почему ты вообще тут сидишь, такой бешеный?
История Ивановича была захватывающей. Краш бедствовал, и потому он частенько сидел в дипнете, халтуря за лишнюю сотку баксов. Светиться он не хотел, действовал аккуратно. Он был настолько замкнут в своем новом мирке, что выходил за забор исключительно пополнить запасы провизии. Работу в городе Иванович бросил, а кроме как взламывать чужие аккаунты и строчить бесконечные строчки кода он ничего не умел, и потому относился к своему занятию со всем старанием, на которое был способен.
Халтуры у Краша были простые, в основном связанные с ревнивцами, желавшими покопаться в личной переписке своих супругов. Эта категория людей щедро платила за услугу, и двух-трех шабашек в месяц хватало, чтобы не «протянуть ноги» с голоду. Краш был анонимом, полным, абсолютным. За те долгие годы, что он скрывался от бандитов, он научился виртуозно заметать следы в сети либо не оставлять их вовсе. Были у Ивановича и принципы. Он не лез на рожон, отказываясь от корпоративного шпионажа, и пуще смерти боялся «халтур», связанных с правительственными и частными некоммерческими организациями.