Война глазами подростка — страница 34 из 37

и старушек (но не только), которые обходились без купанья, игр и спиртного, целиком посвящая время либо книге (вариант для женщин — вязанью), либо прогулкам при сопровождающей все эти занятия беспрерывной болтовне. В другую — такие же компании, двойки-тройки или одиночки, для которых выпивка являлась своеобразным спортом, к которому долго готовились и итоги которого потом долго обсуждались.

* * *

Сам дьявол не мог бы придумать более эффективного способа спаивания людей. Оказавшись вне зоны свирепого контроля со стороны своей супруги, тещи и свекрови, типичный евразийский мужчина — русский, украинец, белорус — как ребенок, вполне органично тянулся к пресловутому «запретному плоду». В данном случае — к стопке водки, которую ему в семье подавали только по большим праздникам, а также на свадьбе, похоронах и иных торжествах, причем со скандалом больно били по рукам, когда он, по русскому народному обычаю, тянулся за второй и тем более за третьей. А тут — пей, сколько влезет, безо всякого скандала. Вернее, сколько позволяют копейки, выделенные все той же супругой на газированную воду с сиропом.

Поэтому перед русским умельцем вставала увлекательная неразрешимая задача: как на отпущенные ему наличными жалкие рубли опрокинуть в себя возможно больше капель возможно более дешевого спиртного. И, надо отдать ему должное, русский умелец с этой задачей блистательно справлялся. Как именно — национальный секрет. На практике шло самое настоящее спортивное соревнование. Чемпионом становился тот, кто буквально из ничего «соображал на троих» еще перед завтраком, так что за столом разгоралась оживленная беседа про то, кто кого насколько и за что уважает. Посте завтрака начиналась погоня за следующим сеансом, и к обеду чемпионы были более чем хороши.

После обеда трудность задачи удесятерялась, поскольку финансовые средства полностью иссякали у всех поголовно. Но дальше все шло, как в современной России. В казне — ни копейки, а подходят очередные выборы, и неизвестно откуда — миллиарды навалом. Так и тут: ни у кого ни гроша, но у кого-то заняли, кого-то «выставили» на трешку (обычно у сердобольного бабья), и беседа за ужином полностью повторяет завтрак и обед.

При этом все время между выпивками заполняется увлекательными рассказами про то, кто когда и сколько выпил, как именно его посте этого выворачивало и тому подобное, просто захватывающее слушателей.

А вечер — опять погоня за спиртным с еще меньшими шансами на успех. Тут чемпион тот, кто даже в такой отчаянной ситуации все равно является в палату к утру мертвецки пьяный и валится на кровать, не в силах снять штаны и ботинки. А утром — подъем и снова «соображение на троих» все 24 путевочных дня.

Конечно, как всегда в таких ситуациях, находились и извращенцы. Например, садились в какую-нибудь прокуренную до одурения комнатушку и на протяжении всех 24 суток раскладывали преферанс, периодически запивая очередную пульку четвертью стакана водки. И только в день отъезда с изумлением обнаруживали, что совсем рядом с ними все 24 дня находились красивые женщины и еще более красивое Черное море.

Или можно, например, приехать с Крайнего Севера на Крайний Юг, выпить перед завтраком одному не один, а два-три стакана водки — как привык в Сибири зимой «для сугрева» — а затем выйти на «мужской пляж» у моря и заснуть нагишом утречком на ласковом утреннем южном солнышке. Прямо на спине, широко раскинув руки, как убитый казак.

А потом ближе к обеду проснуться и с изумлением обнаружить, что кожа покраснела не только на груди и животе, причем почему-то ощущения — не из приятных. А уж совсем потом провести остальные 23 дня отпуска в больничной палате и надолго проститься с такой напастью, как женщина (включая законную жену).

И все это — сначала растущими процентами, а потом (уже без меня) — растущими десятками процентов. Вдоль по дороге, ведущей в небытие целого народа. С удобными кюветами в виде домов отдыха и санаториев, отгораживающих человека от семьи.

* * *

Спаивание народа посредством учреждений здравоохранения и культуры — это еще полбеды. Полная беда, когда вдобавок к этому — и массовое растление.

Женщину, как раньше при крымских набегах, насильно отрывают от мужа и детей и везут на поругание. А как не оторваться, когда льготную нулевку на месяц дают за 30, а то и за 10 % ее стоимости? Не говоря уже про стопроцентную халяву.

Женщина приезжает в свою женскую палату и, как кошка, начинает инстинктивно прихорашиваться, дабы произвести возможно менее отталкивающее впечатление на противоположный пол. Это у нее — в природе, как у кошки умывание лапой. После чего, как говорится, выходит «на люди» и видит воочию, что таких, как она — по меньшей мере трое, а то и четверо на одного кота.

Без единой задней мысли начинается нездоровое соревнование, чей успех среди мужчин будет наиболее потрясающим. Ну, совсем как у мужчин: кто больше выпил и кого сильнее вывернуло посте этого. Кто-то ограничивается танцами и флиртом, у кого-то завязывается серьезный курортный роман, иногда с далеко идущими последствиями на всю жизнь (читай чеховскую «Даму с собачкой»), а из меньшинства женщин, обретших в упомянутом соревновании более или менее постоянного партнера, подавляющее большинство, чтобы не потерять его, вынуждено после танцев отправляться вдвоем на прогулку по окрестностям. И тут все зависит от характера женщины, ее отношений с оставшимся дома мужем и от степени наглости ее партнера.

Если отношения дома хорошие, характер сильный, а партнер не особенно наглый, то можно все 24 дня проходить в разновидности жениха и невесты. А если дома — такой же хмырь, как и здесь, только там хамит в открытую, а здесь какое-то время притворяется холуем, причем не хватает силы воли вырваться, когда тебя тащат в кусты и опрокидывают куда не попадя — пиши пропало. Даже специальный глагол есть для обозначения подобной ситуации: скурвилась. И сколько миллионов женских жизней втоптано таким образом в грязь за время существования данных учреждений культуры и здравоохранения!

А ведь происшедшее по сути добровольно-принудительное изнасилование — это лишь половина надрутательства над женщиной. Вторая начинается, когда двуногий скот возвращается в палату и детально во всеуслышание описывает происшедшее в возможно более смешных тонах. Как эта б… пыталась изворачиваться, как у нее это не получилось, а у него — обхохочешься! Затем эта история излагается назавтра соседям по столу и сопляжникам.

Женщины, оставшиеся «за бортом» в помянутом соревновании, не отказывают себе в удовольствии довести до сведения своей более удачливой подружки мнение о ней ее секс-партнера. Какой же характер надо иметь, чтобы вечером на следующий день вновь придти на танцы, вновь отправиться на прогулку и вновь дать потащить себя в кусты!

Зная при этом, что русские мужчины, как и все азиатские, в отличие от европейских, понятия не имеют о противозачаточных средствах, будучи уверенными, что это — нечто вроде разновидности прокладок, т. е. чисто бабьи дела.

За 14 лет, с 1948 по 1961 год, я побывал почти в десятке домов отдыха и санаториев, в палатах от 4 до 12 человек. И ни разу не слышал, чтобы там говорили о чем-либо ином, кроме как о водке или о бабах. О водке — в смысле как доставали, сколько выпили и каковы были последствия. О бабах — как справили свою нужду, среднюю между большой и малой, и как это было смешно. Я думаю, что если бы женщинам мира транслировали по радио мужские дебаты в курортной палате перед отходом ко сну — все три с лишним миллиарда повесились бы от отчаяния и стыда за таких сожителей на этой планете.

* * *

…В Томилине, на ярмарке из нескольких десятков более шли менее симпатичных «курортных невест», я выбрал наименее подходящую даже для платонического романа. Собственно, и не выбирал, а просто оказался за одним столом с Леной А, которая внешностью выделялась на фоне даже самых красивых. При дальнейшем общении выяснилось, что ей вдобавок были присущи ум и обаяние (которое не обязательно совпадает с внешностью). И ровно на четыре роковых года старше, так что все сулило очередную Большую Любовь и за рамками дома отдыха.

У очередной Прекрасной Дамы выявился лишь один пустяковый недостаток. Она только что вышла замуж, очень любила своего мужа и пользовалась взаимностью. А в дом отдыха попала, как и я, на халяву, на почти месячное даровое пропитание, внеся таким образом существенный вклад в трудно складывавшийся семейный бюджет. Однако, в отличие от меня, попала на том месяце беременности, когда это еще незаметно по фигуре, но уже достаточно для желательности отсутствия мужа, не говоря уже о любовнике.

С Леной А. я не расставался все 24 дня. Она познакомила меня с мужем, регулярно навещавшим ее. Он оказался не менее симпатичным человеком, и мы периодически образовывали любовный, но, так сказать, вынужденно антисексуальный треугольник. Я, видимо, тоже нравился обоим супругам, и мне светили перспективы стать платоническим другом дома на долгие годы. Поэтому увлекавшая всех троих идиллия продолжилась в Москве, но у одного угла треугольника неумолимо надвигался девятый месяц беременности со всеми проистекающими отсюда последствиями, а другой угол осенью того же года настолько запутался в женщинах, что ему стало не до треугольников.

В том же духе прошли остальные 13 лет.

Помню дом отдыха «Геленджик» в начале 50-х, где я стал предметом внимания разом двух женщин. Одну из них судьба даже подбросила третьей койкой в наш супружеский номер, но именно по этой причине ни о каком романе речи быть не могло изначально. Другая, видя такую разновидность принудительного советского гарема, вынуждена была ограничиться периодическим флиртом на расстоянии.

Помню дом отдыха «Воробьево» под Москвой в середине 50-х, которым меня наградили за успешную защиту кандидатской диссертации. Здесь жена отсутствовала, зато присутствовали единственный раз в моей жизни целые тучи оводов, которые заставляли все время спасаться от них толпой то в клубе, то в столовой. Там тоже нашлась симпатичная и умная подруга жизни, с которой мы спасались вместе — но не более того.