(и этот тихий гул…)
(я знаю, он соединяет нас…)
Но зато теперь у нас есть ты, сынок, самый юный житель города, а может, и всего света. Уж ты-то обязательно все исправишь, правда? Ты родился в Новом свете, и тебе не придется повторять наших ошибок. Ты стряхнешь прошлое и, быть может, построишь настоящий рай на этой планете.
У меня внутри все сжимается, потому что именно этого мама желала мне с самых первых страниц.
Пожалуй, на сегодня с тебя хватит ответственности. А мне пора идти на тайное собрание, которое устраивает мэр Элизабет.
Знал бы ты, мой красавец, как я боюсь услышать, что она задумала.
И все. На этом дневник заканчивается.
Дальше – пусто.
Больше ни слова.
Я поднимаю глаза на мэра:
– И что задумала мэр Элизабет?
– Напасть на меня и мою армию, Тодд. Атаку мы отразили, попытавшись максимально сократить потери с обеих сторон. Но потом женщины совершили массовое самоубийство, чтобы обречь нас на гибель. Прости, но все случилось именно так.
– Неправда! Моя мама никогда бы так не поступила! Бен говорил…
– Я не смогу тебя переубедить, Тодд. – Мэр хмурится со скорбным видом. – Что бы я ни сказал, это не изменит твоего мнения. И я не отрицаю, что совершал ошибки, возможно, даже роковые ошибки, из-за которых потом все пошло наперекосяк. – Он наклоняется ближе. – Но это в прошлом, Тодд. Сейчас все по-другому.
Глаза у меня до сих пор на мокром месте: я все представляю, как мама писала свои последние слова.
В страхе перед будущим.
О котором я так и не узнал.
Потому что ответа здесь нет. В дневнике нет ни слова о том, что случилось на самом деле. Я не узнал о мэре ничего нового.
– Я скверный человек, Тодд, – говорит он. – Но я исправляюсь.
Я поглаживаю пальцами кожаную обложку маминого дневника, ощупываю порез. Я не верю в эту версию событий и никогда не поверю, это уж точно.
Но я верю, что он в нее верит.
И возможно, искренне сожалеет.
– Если ты когда-нибудь причинишь вред Виоле, – говорю я, – тебе не жить, и ты это знаешь.
– Потому-то, в числе прочего, я никогда этого не сделаю.
Я сглатываю слюну.
– Лекарство в самом деле ее вылечит? Оно спасет ей жизнь?
– Да, Тодд. – Больше мэр ничего не говорит.
Я поднимаю глаза к небу – над нами висят тучи, но снега пока не было. Очередная морозная и бессонная ночь – ночь перед первым заседанием большого совета. Ночь перед утром, когда мы начнем строить настоящий Новый свет.
Прямо как писала моя ма.
– Принеси мне повязки с лекарством. Я сам наложу, – говорю я.
Мэр издает едва слышный звук – будто бы даже в Шуме, – и видно, что он сдерживает улыбку. Искреннюю улыбку, искренние чувства.
– Спасибо, Тодд.
Я долго молчу…
Но в конце концов все-таки говорю:
– Пожалуйста.
– Господин президент!
К нам подходит мистер О'Хара и ждет, когда ему дадут слово.
– В чем дело, капитан? – не сводя с меня глаз, спрашивает мэр.
– Тут человек пришел… Весь вечер донимал наших солдат, требовал с вами встречи. Хочет выразить вам почтение и заявить о своей поддержке.
Мэр даже не пытается скрыть досаду:
– Если я стану выслушивать всякого, кто захочет…
– Просил передать, что его зовут Иван Фарроу, – добавляет мистер О'Хара.
Мэр удивленно вскидывает брови.
И тут на его лице появляется совсем другая улыбка.
Иван Фарроу. Человек, который всегда встает на сторону сильных.
– Посмотрите, какая красота, – говорит Симона по внутренней связи, когда корабль медленно поднимается в воздух.
Раздается щелчок, и на всех экранах в палате появляется розовое солнце, всходящее над далеким океаном.
Уже через минуту его вновь затягивает тучами.
– Солнце встает, – говорит Брэдли и тянется Шумом к Ли, чтобы показать ему картинку.
– Добрый знак, – замечает тот. – Когда солнце проглядывает утром сквозь тучи.
– Мы летим строить новый мир! – говорит Брэдли, Шум его полон тепла и волнения. – На этот раз по-настоящему! – Он улыбается, и вся комната наполняется его радостью.
С нами нет только Уилфа: он поскакал на Желуде в город и встретит нас уже там. Госпожа Койл сидит на стуле подле моей кровати. Она пропадала всю ночь – не сомневаюсь, придумывала способ одержать верх в битве с мэром.
А может, пыталась смириться со своим поражением.
Эта мысль, как ни странно, наводит на меня грусть.
– Ты решила насчет лекарства, Виола? – тихо спрашивает меня она.
– Нет. Поговорю сначала с Тоддом. Но знайте, даже если я соглашусь принять лекарство, это не назло вам. Ничего не изменится…
– Изменится, дитя. – Госпожа Койл заглядывает мне в глаза. – Пойми меня правильно. Я уже примирилась с этим. Одно из ключевых умений настоящего лидера – чувствовать, когда пора передать бразды правления другому…
Я пытаюсь сесть:
– Не хочу я принимать никакие бразды…
– Народ тебя любит, Виола. При небольшом умении это можно превратить в серьезное преимущество.
Я закашливаюсь.
– Пока я не очень-то в силах… – наконец выговариваю я.
– Ты нужна этому миру, дитя, – улыбается госпожа Койл. – Если ты лицо оппозиции, то оно меня вполне устраивает. Главное, что у оппозиции вообще есть лицо.
– Я просто хочу сделать мир лучше.
– Так делай, Виола, делай. И все будет хорошо.
Госпожа Койл умолкает, а через несколько минут мы приземляемся. Трап опускается на площадь, и нас встречает приветственный РЁВ толпы.
– Спэклы ждут нас к полудню, – говорит Симона, когда мы выходим на улицу. Брэдли ведет меня под руку. – Президент предоставит всем членам совета лошадей, а утро мы проведем за обсуждением повестки дня.
– Тодд говорит, мэр пообещал ему обратиться к толпе с короткой речью, – говорю я госпоже Койл. – И на этот раз вам тоже дадут слово.
– Спасибо большое, дитя, – кивает она. – Но тебе стоит подумать и над своей речью.
– Да я не собираюсь…
– А вот и он, – перебивает меня госпожа Койл.
Из толпы нам навстречу выходит Тодд.
В руках у него свернутые в рулон повязки.
– Что ж, да будет так, – едва слышно выдыхает госпожа Койл.
– Я понятия не имею, как это делается, – говорю я, разворачивая повязки, которые мне дал мэр.
– Просто оберни вокруг моей руки, как обычную ткань, – отвечает Виола. – Туго, но не слишком.
Мы сидим на койке в моей палатке, а вокруг нас РЕВЕТ и живет своей жизнью целый мир. Мэр, госпожа Койл, Брэдли, Симона, Уилф и Ли, который вроде как тоже напросился в совет, без умолку спорят о том, кто будет говорить первым, какими словами и все такое прочее.
– О чем думаешь? – спрашивает Виола, пристально глядя на меня.
– Я думаю: «Понятия не имею, как это делается», – с улыбкой отвечаю я.
Виола тоже улыбается:
– Буду привыкать к такому общению, раз по-другому больше нельзя.
– Но ведь это уже не так ужасно?
– Так же, но это моя проблема, а не твоя.
– Я прежний, – говорю я. – Я все еще Тодд.
Виола опускает глаза и замечает повязки:
– Ты уверен? Думаешь, он не соврал?
– Он знает, что я его убью, если с тобой что-нибудь случится. И потом он как будто изменился…
Виола поднимает глаза:
– Вот именно, как будто…
– Мне кажется, это я его изменил, Виола. Может, не совсем, но он искренне хочет спасти тебя – для меня!
Виола все вглядывается, вглядывается в меня, пытаясь прочесть…
Не знаю, что она там видит.
Но через минуту протягивает мне руку.
– Ладно, – говорю я. – За дело.
Я начинаю разматывать старые повязки: снимаю один слой, потом второй, и вот он – железный обруч с выбитой цифрой 1391. Выглядит все еще хуже, чем я ожидал: кожа вокруг покраснела и жутко натянулась, а дальше наливается жутким фиолетовым и желтым. И еще запах… запах болезни и гнили.
– Господи, Виола…
Она не отвечает, но нервно проглатывает слюну. Тогда я беру первый слой новой повязки и оборачиваю его вокруг железной ленты. Виола охает: первая доза лекарства проникает сквозь кожу в кровь.
– Больно?
Виола прикусывает губу и быстро кивает, потом жестом велит мне продолжать. Я разворачиваю вторую и третью повязки и накрываю ими первый слой, как и сказал мне мэр. Виола снова охает.
– Смотри, Тодд! – часто и мелко дыша, восклицает она.
Фиолетовые синяки уже начинают бледнеть. Прямо видно, как лекарство движется по ее руке и уничтожает инфекцыю.
– На что это похоже? – спрашиваю я.
– На раскаленные ножи, – отвечает Виола, и по ее щекам текут слезы…
Я тянусь к ней…
Тихонько прикасаюсь к щекам…
Только чтобы стереть слезы…
Чувствую под рукой ее кожу…
Такую теплую и мягкую…
Хочется дотрагиваться до нее вечно…
Мне становится неловко за такие мысли…
Но потом до меня доходит, что Виола все равно не слышит…
Как это, наверно, ужасно для нее…
Но тут она прижимается щекой к моей ладони…
И поворачивает голову, пряча лицо в моей руке…
По щеке катится еще одна слеза…
Ее губы касаются моих пальцев…
– Виола…
– Мы готовы! – В палатку засовывает голову Симона.
Я тут же отдергиваю руку, хотя и знаю, что мы ничего плохого не делали…
После долгой неловкой тишины Виола произносит:
– Мне уже лучше!
– Начнем? – спрашивает мэр, широко улыбаясь. Его генеральская форма с золотыми полосками на рукавах опять выглядит новенькой – прямо волшебство какое-то!
– Как скажете, – отвечает госпожа Койл.
Мы встретились с Уилфом и стоим все вместе перед руинами собора. На телегу поставили микрофон для госпожи Койл – мэр-то в нем не нуждается. Зонды будут транслировать происходящее на холм, на стены двух зданий на площади и прямо в воздух за нашими спинами.
Толпа уже вовсю приветствует нас.