Правда, за то, что он это думал, Брэдли не извинялся. Следующий день он целиком потратил на доклад конвою о том, что произошло. А меня, разумеется, избегал.
Я бо́льшую часть дня провалялась в постели – уж точно куда дольше, чем хотела, – и даже не смогла найти мистрис Койл. Симона пошла и попробовала ее для меня поймать, но в итоге до самого вечера помогала ей организовывать поисковые партии (искали источники пресной воды), подсчитывать количество припасов, выбирать место и устраивать туалет для такой дикой толпы (позаимствовав для этой цели набор химических отходосжигателей с корабля, который полагалось использовать для первых поселенцев).
Вот она, ваша мистрис Койл. Хватает все, до чего дотянется.
К тому же к ночи лихорадка опять усилилась, и утром я была все еще недееспособна – а ведь кругом столько работы, столько всего нужно сделать, чтобы поправить слетевший с катушек мир.
– Не надо тратить на меня столько времени, мистрис Лоусон, – сказала я. – Я сама решила, что надо надеть эту штуку. Понимала, что это риск, да, и если…
– Если такое происходит с тобой, – возразила она, – как насчет всех тех женщин, которые до сих пор вынуждены скрываться? У тебя-то выбор был – а у них?
Я заморгала.
– Вы же не хотите сказать…
ВИОЛА, донеслось из коридора. ВИОЛА РАКЕТА ВИОЛА СИМОНА ЧЕРТОВ ШУМ…
В комнату просунулась голова Брэдли.
– Думаю, вам стоит выйти наружу, – сказал он. – Обеим.
Я села на койке, и у меня так закружилась голова, что пришлось подождать, прежде чем вставать. Когда я, наконец, поднялась на ноги, Брэдли уже увел мистрис Лоусон в коридор.
– Они начали подходить где-то с час назад, – говорил он. – По две, по три сначала, а потом…
– О ком речь? – я спустилась следом за ними по трапу; внизу уже ждали Ли, Симона и мистрис Койл.
Я посмотрела на ту сторону поляны…
Где сейчас народу было раза в три больше, чем вчера. Оборванные люди всех возрастов… некоторые до сих пор в том, в чем спали – когда спаклы атаковали в первый раз.
– Кто-то из них нуждается в медицинской помощи? – спросила мистрис Койл и, не дожидаясь ответа, устремилась к самой большой группе новоприбывших.
– Почему они пришли сюда? – прошептала я.
– Я с некоторыми уже поговорил, – сказал Ли. – Люди не понимают, что сейчас безопаснее: бежать под защиту вашего корабля или оставаться в городе и надеяться на армию, – он бросил взгляд на мистрис Койл. – Когда они услышали, что здесь стоит лагерем Ответ, многие, наконец, определились.
– В какую сторону определились? – нахмурилась я.
– Здесь сейчас человек пятьсот, – подала голос Симона. – У нас просто нет для них столько воды и еды. Даже близко не хватит.
– У Ответа на первое время хватит, – заявила, возвращаясь, мистрис Койл. – Но бьюсь об заклад, что скоро подойдут еще. И мне понадобится ваша помощь, – повернулась она к Брэдли и Симоне.
КАК БУДТО ТЕБЕ НУЖНО ПРОСИТЬ, проворчал Шум Брэдли.
– Конвой согласен, что наша первоочередная миссия должна носить гуманитарный характер, – сказал он, посмотрел на нас с Симоной, и его Шум добавил еще несколько слов.
Мистрис Койл кивнула.
– Нам, вероятно, стоит подробно обсудить, как лучше всего это сделать. Я соберу наших мистрис и…
– И мы включим это в повестку совещания о том, как добиться нового мирного договора со спаклами, – решительно перебила я.
– Это очень сложный вопрос, моя девочка. Нельзя просто взять, прийти к ним и попросить о мире.
– Нельзя просто сидеть и ждать, пока разразится очередной бой, – отрезала я (судя по Шуму Брэдли, он меня внимательно слушал). – Нам придется найти способ заставить этот мир работать сообща.
– Идеалы, моя девочка, – вздохнула мистрис Койл. – Всегда проще верить в иллюзии, чем жить реальной жизнью.
– Но если хотя бы не попытаться их воплотить, – вмешался Брэдли, – какой вообще смысл жить?
– Что само по себе – очередной идеал, – прищурилась на него мистрис Койл.
– Простите, – к кораблю приближалась женщина; она нервно оглядела всю компанию и, в конце концов, остановилась на мистрис Койл. – Ты – та самая целительница, да?
– Да, – ответила та.
– Она просто целительница, – проворчала я. – Одна из многих.
– Вы можете мне помочь?
Женщина закатала рукав.
Браслет был так воспален, что даже мне было ясно: руку она, считай, уже потеряла.
– Они шли всю ночь, – сказала Виола через комм. – Здесь теперь в три раза больше народу, чем было.
– И у нас тоже, – кивнул я.
Еще не рассвело. Прошел день с тех пор, как мистер Шоу приходил к мэру и как горожане потянулись к Виоле на холм. И там, и там народу с каждым часом становилось все больше. Хотя в городе толклись в основном мужчины, а на холме – женщины. Не исключительно, но по большей части.
– Стало быть, мэр получил, что хотел, – вздохнула Виола, и даже на маленьком экранчике я разглядел, какая она до сих пор бледная. – Мужчины отдельно, женщины отдельно.
– Как ты себя чувствуешь? – встревожился я.
– Я в порядке, – ответила она, как-то слишком быстро, на мой взгляд. – Я тебе позвоню позже, Тодд. Тут дел по горло.
Мы прервались. Я вышел из палатки и чуть не столкнулся с мэром, который уже ждал снаружи с двумя чашками кофе. Одну он протянул мне. Я пару секунд подумал, но взял. Мы стояли и молча пили, стараясь хоть немного прогреть нутро. Небо наливалось розовым. Даже в этот ранний час в городе горели огни – немного, там, где люди мэра сумели-таки провести электричество в пару-тройку самых крупных зданий. Штобы городские могли собираться в тепле.
Мэр, как всегда, смотрел на вершину спачьего холма – в темной стороне неба; за гребнем прячется невидимая армия. Тут только до меня дошло – вот в эти самые несколько минут, пока мэрская армия еще спит, – што помимо их спящего РЕВА в морозном воздухе слышно что-то еще… слабое, далекое, но явственное…
У спаклов тоже был РЕВ.
– Их голос, – сказал мэр. – И я думаю, это действительно один большой голос, развившийся в полном соответствии этому миру… соединяющий их всех, – он отхлебнул глоток кофе. – Иногда, тихими ночами, его бывает слышно. Все эти отдельные личности, звучащие как одна. Словно голос всей этой планеты прямо у тебя в голове.
Он так и продолжал таращиться на холм, снизу вверх… это было довольно-таки жутко.
– Твои шпионы ничего не разузнали до сих пор? Какие-нибудь планы?
Он сделал еще глоток, но ничего не ответил.
– Спаклы же все равно не могут подобраться близко, да? – сказал я. – А не то услышат наши планы.
– А ты в самый корень зришь, Тодд, как я погляжу.
– У мистера О’Хеа и мистера Тейта нет Шума.
– Я и так уже лишился двух капитанов, – покачал головой мэр. – И не готов пожертвовать больше ни одним.
– Ну, ты же не все лекарство на самом деле сжег, так? Просто дай его своим шпионам.
Он снова промолчал.
– Не мог ты сжечь все, – повторил я, а потом до меня дошло. – Да нет же, мог!
Он продолжал молчать.
– Но почему? – я оглянулся на окрестные бивуаки: солдаты потихоньку просыпались, РЕВ становился с каждой секундой все громче. – Спаклы нас все время слышат. У нас могло бы быть такое преимущество…
– У меня есть и другие, – возразил он. – Кроме того, вскоре среди нас будет еще кое-кто, очень способный по части шпионажа.
– Я не стану на тебя работать, – нахмурился я. – Ни за что.
– Ты уже работал на меня, милый мальчик, – сказал он. – Несколько месяцев, если мне память не изменяет.
Я почувствовал, как внутри закипает гнев и вот-вот начнет выкипать, но вовремя взял сам себя за шкирку: к Ангаррад притопал Джеймс с утренней торбой.
– Я задам, иди. – Я поставил кофе и, забрав у него суму, ласково навесил ее на голову кобылы.
МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК? – не слишком бодро поинтересовалась Ангаррад.
– Все хорошо, – шепнул я ей в ухо, наглаживая его пальцами. – Ешь, девочка, ешь.
Прошла еще минута, но, наконец, ее челюсти в сумке заработали; раздался тихий хруст.
– Ай молодец, девочка.
Джеймс так и торчал рядом, тупо глядя на нас, – даже руки не разогнул после того, как отдал торбу.
– Спасибо, Джеймс.
Но он все равно стоял, глядел, руки держал на весу.
– Я сказал спасибо.
И тут я это услышал.
Так ведь сразу и не расслышишь, посреди всеобщего РЕВА, и Джеймсова собственного тоже… – его Шум говорил, как он, Джеймс, жил раньше со своим па и братом вверх по реке а потом взял и вступил в армию когда та шла мимо потомуш либо так либо помереть сражаясь а сейчас поди ж ты вот он Джеймс на самой настоящей всамделишной войне со спаклами но он теперь счастлив счастлив драться счастлив служить своему президенту…
– Это так, солдат? – мэр отхлебнул еще кофе.
– Истинно так, – отрапортовал Джеймс, глядя перед собой стеклянным взором. – Совершенно счастлив.
А подо всем этим прятался, тихо жужжа, гул мэрова Шума – прокравшийся к Джеймсу в голову, просочившийся в самое нутро, обвившийся вокруг его разума, как змея… сдавивший его, придавший ему форму, не слишком неприятную для Джеймса, но все-таки не совсем его…
– Можешь идти, – великодушно разрешил мэр.
– Спасибо, сэр, – Джеймс, наконец, сморгнул и уронил руки.
Улыбнулся мне, странно, застенчиво, и утопал куда-то вглубь лагеря.
– Невозможно, – вырвалось у меня. – Только не всех сразу. Ты сказал, што только-только научился контролировать людей. Ты сам это сказал!
Он снова не ответил и отвернулся к своему холму.
Я смотрел ему в спину, а в голове само собой выстраивалось…
– Но ты становишься сильнее, – продолжал я. – А лекарство…
– Лекарство, как выяснилось, все и портило, – отозвался он. – Оно, так сказать, делало их более труднодоступными. Чтобы воздействовать на человека, нужен рычаг, Тодд. И Шум оказался превосходным рычагом.