И совсем не потому, говорила я себе, что от Тодда без Шума у меня реально…
Как будто он…
– Мы попробуем еще раз завтра, – сказала я. – И еще раз и еще – пока оно не сработает.
– Ага, – отозвался Тодд. – Чем скорее начнутся эти мирные переговоры, тем скорее все кончится. И тем скорее мы сможем тебя ВЫЗДОРОВЕТЬ.
– Тем скорее ты окажешься подальше от него, – брякнула я, слишком поздно поняв, что сделала это вслух.
Чертова температура.
Тодд нахмурился.
– Виола, клянусь тебе, со мной все хорошо. Он ведет себя еще лучше, чем всегда.
– Лучше? – возмутилась я. – А что, он когда-то вел себя хорошо?
– Ну, Виола…
– Тридцать три дня, – сказала я. – Нам нужно продержаться всего только тридцать три дня.
Но, должна признаться, прозвучало это примерно как «целая вечность».
Атаки спаклов продолжались. А мы продолжали их отражать.
ПОДЧИНИСЬ! – орала где-то впереди на дороге неугомонная Джульеттина Радость. ПОДЧИНИСЬ!
И хохотал мэр.
Тяжкие удары копыт прогремели из темноты, засверкали в лунном свете мэрские зубы. Даже золотые нити на рукаве его униформы и те было видно – так они сверкали.
– Давайте! ДАВАЙТЕ! – закричал он.
Неодобрительно прищелкнув языком, мистрис Брейтуэйт нажала кнопку на удаленном пульте, и дорога у мэра за спиной извергла бурю пламени, мгновенно поглотив преследовавших его спаклов, свято уверенных, што изловили случайного солдатика поодаль от разложенной на соседней тропинке очевидной ловушки.
Правда, та ловушка ловушкой на самом деле не была. А вот случайный солдатик был.
Пятая атака, которую мы отразили за пять последних дней. Каждая была умнее прежней, но и мы умнели с каждым разом: ложные ловушки, ложные ложные ловушки, разные направления атаки и все такое в том же духе.
На самом деле по ощущению это было ужасно круто: мы наконец-то што-то делали. Словно и правда…
(выигрывали…)
(выигрывали эту войну…)
(нет, правда, это же круто…)
(да заткнись уже!..)
(нет, ну правда…)
Джульеттина Радость, пыхтя, подскакала и остановилась рядом с Ангаррад, и мы стали смотреть, как огонь собрался в большое облако, как оно поднялось сквозь кроны деревьев и разошлось без следа в холодном ночном небе.
– Вперед! – прокричал мэр.
Гул прошил Шумы выстроившихся позади солдат, и они стройной формашией прострекотали мимо нас по дороге в поисках случайно уцелевших спаклов.
Но, судя по размеру огненного облака, сегодня тоже вряд ли кто-то уцелел. Даже мэр, узрев, какую деструкшию опять учинила взрывчатка, перестал улыбаться.
– И снова здорово, – процедил он, поворачиваясь к мистрис Брейтуэйт. – Опять ваша детонация слишком велика, чтобы хоть кто-то остался в живых.
– А ты бы предпочел, чтобы убили тебя? – огрызнулась она, причем по тону было совершенно ясно, что ее такой исход более чем устроит.
– Ты просто не хочешь, штобы мы первыми захватили спакла, – вставил я. – Первой должна получить мистрис Койл.
На взгляде, которым она меня прожгла, впору было яичницу жарить.
– Будь любезен не говорить так со старшими, мальчик.
Услышав это, мэр разоржался уже совсем.
– Я буду говорить с тобой, как сам того захочу, мистрис, – отрезал я. – Я знаю вашу главную, так што можешь мне тут не притворяться: она точно што-то замышляет.
Мистрис Брейтуэйт перевела взгляд на мэра – с тем же выражением.
– Просто прелесть, – оценила она.
– И ровно в точку, – отозвался мэр. – Впрочем, как всегда.
Шум у меня слегка зарделся от неожиданной похвалы.
– Доложите вашей госпоже об обычном успехе операции, – кивнул мэр. – И об ее обычном провале тоже.
Мистрис Брейтуэйт с мистрис Надари зашагали обратно в город, кидая на нас сердитые взгляды.
– На ее месте я поступил бы точно так же, Тодд, – поделился мэр (солдаты начали возвращаться с пожарища – разумеется, без единого пленника). – Важно не давать оппоненту никаких преимуществ.
– Нам полагалось работать сообща, – возразил я. – И продвигаться в сторону мира.
Эта проблема его, казалось, ничуть не заботила. Мимо, хохоча и перебрасываясь шутками, шли солдаты, довольные очередной победой после стольких поражений. А дома, на площади, ждали другие, готовые устроить овацию своему командиру.
Виола говорила, у них, на холме, мистрис Койл тоже встречают как героиню.
Эти двое явно вели свою войну, друг с другом – за то, кто у нас самый мирный.
– Возможно, ты и прав, Тодд, – сказал вдруг мэр.
– Это в чем еще?
– Что нам стоило бы работать вместе, – он повернулся ко мне с этой своей неизменной улыбкой. – Возможно, нам пора применить новый подход.
– А сейчас что происходит? – Ли запустил пальцы под повязку и пробовал чесаться.
– А ну, прекрати, – я в шутку шлепнула его по руке, и от этого простого движения мою проткнула боль.
Мы с ним сидели в целительской на корабле. Экраны вдоль стен показывали зонды, рассеянные по всей долине. После вчерашней чересчур пламенной атаки мистрис Брейтуэйт мэр внезапно предложил, чтобы следующую операцию провела Симона. Митрис Койл согласилась, и Симона приступила к работе, запланировав миссию строго с прицелом на поимку спакла, которого можно будет потом отослать назад с предложением мира.
После того как мы столько их поубивали, это казалось немного странным. Впрочем, с самого начала было ясно, что в войне нет никакого смысла. Убивать людей только ради того, чтобы сообщить им, что ты больше не хочешь их убивать… М-да.
Чудовища, подумала я. Люди – чудовища. Что мужчины, что женщины.
В общем, сегодня Симона решила применить еще более масштабную диверсионную тактику, средь бела дня разместив зонды так, словно мы ожидаем атаки спаклов с юга, по одной конкретной дороге. Мистрис Брейтуэйт разместила там бомбы-приманки, которые должны были сработать слишком рано, – будто бы по ошибке, оставляя другую тропу, с севера, совершенно беззащитной. Там отряд вооруженных женщин Ответа во главе с Симоной устроит засаду с целью захвата хотя бы одного спакла, под прикрытием отсутствующего Шума.
– Ты мне ничего не рассказываешь, – пожаловался Ли и снова полез под повязку.
– Может, пусть лучше Брэдли с тобой посидит? – предложила я. – Будешь все видеть у него в Шуме.
– Лучше ты.
И я увидела себя у него в Шуме – ничего такого… слишком приватного! – просто улучшенная версия меня, чистая, отмытая, здоровая, безо всякой температуры, а не отощавшая и грязная до того, что уже и не отмоешь, наверное.
Про свою слепоту Ли совсем не говорил – так, пошучивал иногда, а когда рядом был кто-то с Шумом, до сих пор мог видеть через него. Говорил даже, что это ничем не хуже глаз. Но я сейчас много времени проводила с ним наедине, так как мы оба уже, кажется, поселились в этой чертовой целительской, и я это в нем видела… – как бо́льшая часть жизни Ли вдруг взяла и исчезла, и видел он теперь только собственные воспоминания да чужие впечатления о мире.
И даже плакать по этому поводу не мог – уж очень скверные были ожоги.
– Когда ты вот так сидишь, притаившись, – сказал он, – я знаю, что ты меня читаешь.
– Ой, прости, – я отвела глаза и еще закашлялась вдобавок. – Я просто волнуюсь. Оно должно, наконец, сработать!
– Перестань уже думать, что это ты во всем виновата, – сказал он. – Ты защищала Тодда, вот и все. Если бы мне пришлось начать войну, чтобы спасти маму с сестрой, я бы долго не раздумывал.
– Но война не должна становиться личным делом, – попробовала возразить я. – Иначе не сможешь принимать верные решения.
– А если не будешь принимать личные решения, перестанешь быть личностью. Любая война – в чем-то личное дело, разве нет? Хоть для кого-то. Правда, из всех личных дел там в основном ненависть.
– Ли…
– Я просто хочу сказать, что ему ужасно повезло. Кто-то любит его настолько сильно, что целым миром готов пожертвовать. – Шуму его было неудобно: он гадал, какое у меня сейчас лицо, как я реагирую. – Это все, что я имел в виду.
– Он бы сам сделал это для меня, – тихо проговорила я.
Я БЫ ТОЖЕ ЭТО ДЛЯ ТЕБЯ СДЕЛАЛ, сказал его Шум.
И я знала – это правда.
Но те люди, которые умерли, потому что мы это сделали… – разве у них не было тех, кто тоже убил бы ради них?
И кто тогда, получается, прав?
Я опустила голову на руки. Все это так тяжело. День за днем, день за днем… Мистрис Койл пробовала все новые подходы к лечению, и каждый раз мне становилось чуть-чуть лучше – на какое-то время, только чтобы потом все стало опять плохо… и еще хуже, чем было.
Смертельная, подумала я. Она смертельная.
А до конвоя еще недели… если они вообще смогут помочь…
Из колонок громкой связи раздался такой треск, что мы оба подскочили.
– Они это сделали, – голос Брэдли звучал даже как-то удивленно.
– Что сделали? – не поняла я.
– Взяли одного. На северной дороге.
– Но еще же слишком рано, – я забегала глазами по экранам. – Они даже еще не…
– Это не Симона. – Брэдли, кажется, растерялся не меньше моего. – Это Прентисс. Он захватил спакла, пока мы еще даже операцию начать не успели.
– У мистрис Койл дым из ушей повалит от злости, – заметил я.
Мэр продолжал пожимать руки солдатам, которые все шли и шли с поздравлениями.
– Эта перспектива странным образом оставляет меня равнодушным, Тодд, – сказал он, так и упиваясь своей победой.
Выходит, тот отряд на севере продолжал торчать там и бить баклуши? Валяли себе дурака, пока мимо, посмеиваясь, шныряли спаклы и безнаказанно атаковали город.
Мистрис Койл про них забыла. Брэдли с Симоной тоже. Даже я о них забыл!
А мэр – не забыл.
Он смотрел по комму, как Симона разрабатывает свой большой план, дал добро на место и время взрыва бомб-приманок мистрис Брейтуэйт, а потом, когда до спаклов дошло, што ту часть долины, на северной дороге, никто не защищает (потому што мы изо всех сил притворялись, будто смотрим строго на юг), они взяли и послали нам в тыл маленький отряд – незаметно пробраться мимо наших кордонов, как они уже десятки раз делали раньше…