– Знаешь, Виола нам однажды сказала, – улыбнулся он, – что если мы когда-нибудь засомневаемся в том, что здесь происходит, на тебя всегда можно будет положиться.
У меня резко запылала вся физиономия.
– Эээ, – сказал я. – Да.
Он крепко, но дружески похлопал меня по плечу.
– На заре мы снова прилетим сюда. А к концу дня – кто знает? – у нас, возможно, будет мир, – он подмигнул. – А потом, попозже, ты, возможно, согласишься мне показать, как у тебя получается быть таким тихим.
Они с Ли, Симоной и мистрис Койл ушли в корабль – свою телегу мистрис оставила Уилфу, штобы он ее завтра забрал. Брэдли по громкой связи объявил, штобы все отошли и освободили место. Солдаты так и сделали, двигатели взревели, и судно пошло вверх на воздушной подушке.
Но не успело оно пройти и половину расстояния до холма, как…
– Джентльмены! – раздался голос мэра, с силой ввинчиваясь во всех, кто стоял близко, и эхом разносясь по всей площади, от головы к голове. – Объявляю, что мы ПОБЕДИЛИ!
И на сей раз овации длились очень, очень долго.
Я проснулась, когда корабль плюхнулся обратно на верхушку холма и отворился люк.
Услышала, как мистрис Койл прокричала ждущей толпе:
– Мы ПОБЕДИЛИ!
Ликующие вопли доносились даже через толстые металлические переборки.
– Это не к добру, – проворчал Ли (он уже снова лежал на соседней койке), любуясь в Шуме изображением мистрис Койл: руки торжествующе воздеты, леди подхватывают ее, поднимают на плечи, несут через поляну в импровизированной триумфальной процессии.
– Не волнуйся, далеко не унесут, – сострила я и даже хихикнула, отчего тут же страшно закашлялась.
Открылись двери, вошли Симона и Брэдли.
– Вы тут такое шоу пропустили, – саркастически заметил он.
– Даже Мистрис Койл имеет право на звездный час, – возразила она. – Выдающаяся женщина во многих смыслах.
Я уже совсем было собралась ответить, но меня снова накрыл приступ кашля, да такой сильный, что Брэдли пришлось взять новый пластырь с медикаментом и приклеить мне на горло. От охлаждающего эффекта тут же стало лучше. Я даже рискнула пару раз медленно вздохнуть, пропуская пары в легкие.
– Итак, каков наш план? – спросила я. – И сколько у нас времени?
– Где-то пара часов, – ответил Брэдли. – Потом мы полетим обратно, в город, и Симона установит проекции для людей в обоих лагерях, чтобы все могли следить за происходящим в реальном времени. Корабль останется в воздухе все время проведения переговоров, сколько бы они ни заняли.
– Я буду за вами присматривать, – с очень серьезным видом кивнула Симона. – За вами обоими.
– Приятно слышать, – тихо, но ужасно тепло проговорил Брэдли и повернулся ко мне. – Уилф приведет вниз Желудя, чтобы тебе было на ком ехать, а мне Тодд обещал дать свою лошадь.
– Что, правда? – удивилась я.
– Жест доверия, я так понимаю? – улыбнулся в ответ он.
– Это значит, он верит, что ты вернешься.
Две пары шагов простучали по трапу. На фоне народного ликования, но уже меньше, чем раньше. Голоса, сопровождавшие шаги, отчаянно препирались.
– Я думаю, что это неприемлемо, мистрис, – говорил Айвен, входя следом за мистрис Койл.
– И с какой стати ты решил, что приемлемость здесь кого-то волнует? – отрезала она тем самым голосом, от которого большинство пугливо прижимало уши.
Но почему-то не Айвен, по крайней мере не сейчас.
– Я говорю от лица народа!
– Это я здесь говорю от лица народа, Айвен. Не ты.
Он стрельнул глазами на нас с Брэдли.
– Ты посылаешь девчонку и Гуманиста на переговоры с армией, достаточно большой, чтобы нас всех уничтожить. И правда я не думаю, что народ с этим согласится, мистрис.
– Иногда народ понятия не имеет, что для него лучше, Айвен, – ответила она. – Иногда народу приходится объяснять, что действительно нужно сделать. Это называется «лидерство». Именно это, а не орать до хрипоты в поддержку каждой их фанаберии.
– Надеюсь, что вы правы, мистрис, – проворчал он. – Ради вашего же блага.
Он еще раз окинул взглядом нас всех и был таков.
– У вас там все в порядке? – осведомилась Симона.
– Отлично, просто отлично, – отозвалась мистрис Койл, но мыслями явно была где-то далеко.
– Они там опять ликуют, – заметил Ли.
Мы все это слышали, да.
Но на сей раз причиной ликования была точно не мистрис Койл.
МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК, сказала Ангаррад и пихнула меня теплым носом. МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК ДА.
– Это ради нее, понимаешь? – сказал я. – Если што-то случится, я хочу, штобы он смог ее оттуда вытащить. Даже если для этого придется ее нести, ладно?
МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК, повторила она, снова пихая меня носом.
– Ты уверена, девочка? Ты точно уверена, что с тобой все хорошо? Потому что я не собираюсь тебя никуда посылать, если ты не…
ТОДД, сказала она. ДЛЯ ТОДДА.
У меня аж горло перехватило. Мне пришлось пару раз проглотить ком, пока я смог опять заговорить.
– Спасибо, девочка.
О том, что случилось в последний раз, когда я просил зверя мне помочь, я старался не думать.
– Ты – по-настоящему особенный молодой человек, Тодд, ты в курсе? – сказали сзади.
Я вздохнул. Опять он.
– Я просто разговариваю со своей лошадью.
– Нет, Тодд, – мэр вышел из палатки. – Я давно собирался кое-что тебе сказать и прошу разрешить мне сделать это сейчас, пока мир не изменился бесповоротно.
– Мир все время меняется. Каждую секунду, – я покрепче взялся за поводья Ангаррад. – По крайней мере, для меня.
– Послушай меня, пожалуйста, Тодд, – он заговорил очень серьезно. – Я хотел сказать, как сильно начал уважать тебя по мере нашего знакомства. Уважать за то, как ты сражался бок о бок со мной; как ты был здесь, среди всех этих испытаний и опасностей, да – но также и за то, как ты выступил против меня, когда больше никто не осмелился; как ты отвоевал этот мир, когда все и вся кругом просто потеряли голову.
Он положил ладонь на бок Ангаррад и ласково потрепал. Она переступила с ноги на ногу, но позволила.
И я – тоже позволил.
– Думаю, это с тобой новые поселенцы захотят разговаривать, Тодд, – продолжал мэр. – Не со мной, не с мистрис Койл – это в тебе они увидят здешнего лидера.
– Ну да, ну да, – сказал я. – Давай сначала заключим нормальный мир, а потом будем раздавать почести, ладно?
Он выдохнул облачко пара через нос.
– Я хочу тебе кое-что подарить, Тодд.
– Ничего мне от тебя не надо, – возразил я.
Но он уже протягивал мне какой-то листок бумаги.
– Возьми.
Я подождал секунду, но потом все-таки взял. Строчка слов, черных, жирных и совершенно непонятных.
– Прочти.
Я внезапно взбесился, причем реально.
– Тебе в рожу дать или как?
– Пожалуйста, – произнес он, и это прозвучало так мягко, так искренне, што, несмотря на всю свою злость, я машинально опустил глаза на бумагу.
Просто какие-то слова, написанные, надо полагать, его собственной рукой… густые, как кусты; далекие, как горизонт, к которому, хоть ты тресни, не приблизиться…
– Посмотри на слова, – произнес он. – Скажи мне, что они значат.
Бумага мерцала в неверном свете костра. Слова были не слишком длинные… и два из них я даже опознал как собственное имя…
Даже такое чучело, как я, знает хотя бы это…
Так, хорошо. Первое слово —
Меня зовут Тодд Хьюитт. Я человек Нового Прентисстауна.
Я моргнул.
Вот это там и было написано, черным по белому, поперек страницы. Каждое слово сияло светло и ясно, што твое солнце.
Меня зовут Тодд Хьюитт. Я человек Нового Прентисстауна.
Я поднял глаза. На физиономии мэра была написана крайняя степень сосредоточенности – он смотрел глубоко в меня. Никакого гула контроля, только слабое жужжание.
(такое же точно, как я слышу, когда думаю Я есмь круг…)
– Так что там написано? – повторил он.
Я посмотрел на бумагу…
И прочитал…
А потом прочитал вслух.
«Меня зовут Тодд Хьюитт. Я человек Нового Прентисстауна».
Он испустил долгий вздох, и жужжание стихло.
– А теперь?
Слова были все еще там, на бумаге, но они разбегались, ускользали, прятались от меня, прятали свой смысл…
Но не насовсем.
Меня зовут Тодд Хьюитт. Я человек Нового Прентисстауна.
Вот што там говорилось.
Все еще говорилось, да.
– Меня зовут Тодд Хьюитт, – прочитал я, гораздо медленнее, потому што все еще пытался увидеть это в буквах. – Я человек Нового Прентисстауна.
– Воистину так, – кивнул мэр.
– Это не настоящее читание, – сердито воззрился на него я. – Это просто вкладывание слов мне в голову.
– Нет, – сказал он. – Я много думал о том, как учатся спаклы, как они передают друг другу информацию. У них нет письменности, но если они постоянно пребывают в контакте друг с другом, им это и не нужно: они просто обмениваются знанием напрямую. Они носят то, кто они такие и что им известно, в Шуме – все это находится в их едином, одном на все племя голосе. Может быть, даже одном на весь мир.
Меня как што-то толкнуло. Единый голос. Тот спакл, который приходил к нам на площадь… Единый голос, как будто говорил целый мир… Со мной говорил.
– Я не слова тебе дал, Тодд, – продолжал мэр. – Я дал тебе мое знание, мое умение читать, и ты сумел взять его у меня. Точно так же я делился умением оставаться в безмолвии. Это более масштабная связь, больше даже, чем я сам предполагал, – контакт вроде того, какой постоянно поддерживают спаклы. Пока метод работает тупо и неизящно, но его можно усовершенствовать. Только представь, чего можно добиться, овладей мы этим навыком, Тодд, – сколько знаний можно разделить с другими и с какой легкостью!
Я снова уставился на бумагу.