Этот, второй, был такой же громкий, как первый. Ночь озарилась – свет шел с севера и запада от города. Солдаты повысыпали из палаток на звук и теперь таращились на расползающийся в северной части неба дым.
– Полагаю, еще один довершит дело, капитан, – поделился мнением мэр.
Мистер Тейт кивнул и еще раз вскинул факел над головой. На остове соборной колокольни – теперь я видел его ясно – другой человек, зажегший факел в ту же минуту, што и мистер Тейт, повторил его жест, передавая сигнал дальше, людям на берегу реки…
Людям, заправлявшим артиллерией, которую все еще контролировал мэр…
Ею перестали пользоваться, когда на нашу защиту встал корабль с его более мощным и обширным арсеналом…
Но работать-то она от этого не перестала, артиллерия, спасибо большое…
И вот сейчас она заработала…
Я снова схватился за комм…
Который вовсю квакал перебивающими друг друга голосами – в том числе и Виолиным: все пытались понять, что вообще происходит.
– Это мэр! – выплюнул я туда.
– Куда он стреляет? Явно не туда, откуда двигались огни…
В следующую секунду комм вырвали у меня из рук. На физиономии у мэра была написана победа, он только што не сиял в прыгающем свете факелов.
– Да, но зато туда, где на самом деле были спаклы, моя милая девочка! – он завертелся, не давая мне снова схватить средство коммуникации. – Спросите об этом вашего друга Небо, хорошо? Уверен, он вам все расскажет.
Комм я наконец отвоевал, но улыбка у мэра на роже плавала такая, што на нее смотреть было невозможно.
Будто он реально што-то выиграл.
Более того, будто он выиграл самый большой приз в своей жизни.
– Что это значит? – в панике завопила в комм мистрис Койл. – Виола, что все это значит?!
Небо обернулся к нам. Его Шум вихрился с такой скоростью, кипя картинками и эмоциями, что прочесть было решительно невозможно.
Но он явно не радовался.
– Я направила зонды туда, куда стрелял президент, – сказала через комм Симона. – О… о господи!
– Дай сюда, – Брэдли выхватил у меня комм, что-то в нем нажал, и тот неожиданно выбросил трехмерную картинку, совсем как те, на больших проекциях, только маленькую.
Она зависла в темноте, подсвеченная моим крохотным коммом, а на ней…
Тела.
Спачьи тела. И оружие. Все то оружие, которое Брэдли разглядел в случайном промельке Шума. Десятки спаклов, способные устроить хаос, доберись они только до города.
Более чем достаточно, чтобы захватить Тодда и мэра или убить их, если операция не удастся.
А вокруг темнота, никаких огней, нигде.
– Если все это сейчас в северных холмах, – сказала я, – то что идет на город с юга?
– Там никого, – проорал, влетая в лагерь, мистер О’Хеа. – Ничего и никого. Несколько факелов торчат в земле и горят, а больше – ничего.
– Да, капитан, – сказал мэр. – Я в курсе.
Мистер О’Хеа остановился на полном скаку.
– Так, значит, вы… знали?
– Ну, разумеется, знал, – мэр повернулся ко мне. – Могу я еще разок воспользоваться коммом, Тодд?
Он протянул руку. Я не дал.
– Я обещал спасти Виолу – было дело? – сказал он. – Как думаешь, что бы с ней случилось, если бы спаклам удалось одержать сегодня эту маленькую победу? И что бы случилось с нами?
– Откуда ты знал, что они нападут? – уперся я. – Как понял, что это уловка такая?
– Так тебе интересно, как я нас всех спас? – он все еще тянул ко мне руку. – Я спрошу тебя еще один раз, Тодд. Ты мне доверяешь?
Я посмотрел ему в лицо – в это совершенно ненадежное, неисправимое, недостойное никакого доверия лицо…
(и услышал жужжание, так, совсем чуть-чуть…)
(и да, да, да, я знаю…)
(знаю, что он у меня в голове…)
(я все-таки не идиот…)
(но он нас всех спас…)
(и он отдал мне слова моей ма…)
Я протянул ему комм.
Шум Неба ходил волнами, как буря.
Мы все видели в проекции, что случилось. Слышали ликование солдат в городе. Все ощущали далекий рокот корабля, который поднимался в воздух и шел над долиной к нам.
Я стояла и думала, что теперь будет со мной и Брэдли. Хорошо бы все случилось быстро.
Брэдли, однако, продолжал спорить.
– Вы на нас напали! – говорил он. – Мы пришли сюда в полном доверии, а вы…
Бибикнул комм.
– Полагаю, настала пора послушать МЕНЯ, Брэдли.
Это снова оказался мэр, и даже не только голос, но и лицо – огромное, злорадное, улыбающееся… Оно само собой возникло в транслируемой из комма картинке. Он даже повернул голову, словно хотел посмотреть в лицо Небу.
Кажется, он действительно смотрел тому прямо в глаза.
– Ты думал, будто что-то узнал, правда? – сказал мэр. – Думал, твой пленный солдат заглянул в меня и увидел, что я могу читать Шум так же глубоко, как ты? И решил для себя – ага, почему бы этим не воспользоваться?
– Как он это делает? – сказала мистрис Койл по другой линии, «только голос». – Он транслирует это к нам, на холм…
– Ты отправил его к нам назад, как посланца мира, – мэр словно бы и не услышал ее, – и заставил показать ровно столько, чтобы я решил, будто вот это он и есть, ваш план напасть на нас с юга. Но за ним скрывался другой план, не так ли? Закопанный слишком глубоко, чтобы какая-то там… – он сделал паузу для пущего эффекта, – РАСЧИСТКА смогла его прочесть.
Шум Неба вспыхнул.
– Отнимите у него кто-нибудь комм! – проорал голос мистрис Койл. – Вырубите ему канал!
– Но ты не принял в расчет МОИХ способностей, – как ни в чем не бывало продолжал мэр. – Ты не подумал, что я могу читать глубже любого спакла – достаточно глубоко, чтобы докопаться до НАСТОЯЩЕГО плана.
Лицо Неба было лишено всякого выражения, но Шум полыхал открыто, громко и яростно.
Кипя от сознания того, что все слова мэра – чистая правда.
– Я заглянул в глаза твоего мирного посланца, – говорил тот. – В твои глаза, и я прочел там все. Я услышал голос и увидел, как вы идете, – он поднес к себе ближе комм, так что лицо в проекции выросло еще больше. – Так что запомни мои слова и запомни хорошенько: если дойдет дело до битвы между нами, победа останется ЗА МНОЙ.
Лицо исчезло. Мэр пропал из эфира. Небо смотрел на нас. Воздух полнился ревом двигателей, но корабль одолел еще только полдороги через долину. Спаклы стояли, все тяжеловооруженные, но это вряд ли имело какое-то значение: Небо и сам отлично бы справился с Брэдли и мной, захоти он только с нами покончить.
Но Небо не двигался с места. Его Шум темно клубился и бурлил, словно все спаклы мира сейчас смотрели на нас его глазами и обдумывали произошедшее…
А заодно свой следующий шаг.
А потом он его сделал…
Шаг.
Он шагнул к нам, вперед.
Я машинально отступила, налетела на Брэдли; он положил мне руку на плечо.
ЧТО Ж, ДА БУДЕТ ТАК, сказал Небо.
А потом сказал: МИР.
МИР, раздалось из Шума спачьего вождя и раскатилось по площади, как только што мэрский голос, и лицо его заполнило проекшию…
И кругом грохнули аплодисменты – не удивлюсь, если по всей планете было слышно.
– Ты как это сделал? – я не отрывал глаз от комма.
– Тебе же надо иногда спать, Тодд, – сказал мэр из-за спины. – Стоит ли меня винить, если я тоже интересуюсь новыми технологиями?
– Мои поздравления, сэр, – мистер Тейт уже тряс руку мэра. – Ух вы им показали!
– Благодарю, капитан, – тот повернулся к мистеру О’Хеа, который стоял с мрачной рожей: шутка ли, когда тебе пришлось носиться по округе взад-вперед и все зазря!
– Вы проделали превосходную работу, капитан. Мы должны были выглядеть убедительно, поэтому я не мог рассказать вам заранее.
– Разумеется, сэр, – ничего превосходного мистер О’Хеа в этом явно не видел.
А потом на нас нахлынули солдаты, и каждый рвался пожать мэру руку и восторгался, как ловко он перемудрил этих спаклов и сам, своими руками завоевал нам этот мир, безо всяких там кораблей, и вообще ужасно круто им всем показал, да ведь, да?
Мэр стоял и впивал все это, поглощая каждое сказанное ему слово.
Каждую похвалу его несравненной победе.
И на какую-то секунду, всего на одну…
Я тоже почувствовал себя немножко гордым.
Я поднимаю нож
[Возвращение]
Я вскидываю нож, который украл по дороге сюда в хижинах, где готовят. Нож, которым потрошат птицу, длинный, тяжелый, острый. Грубый.
Вскидываю его над Источником.
Я мог отменить этот мир, сделать войну нескончаемой, мог вырвать сердце и саму жизнь из Ножа…
Но не сделал этого.
Я увидел ее браслет.
Увидел боль, внятную даже у безголосой Расчистки.
Ее тоже заклеймили, как Бремя, и, кажется, с такими же последствиями.
Я вспомнил муку клеймения – больно было не только руке; браслет словно взял в кольцо мое «я», оковал его и умалил, сделал меньше, так что с тех пор Расчистка перестала видеть меня и видела только браслет на руке – не мое лицо, не мой голос, который у меня тоже отняли…
Отняли, чтобы сделать нас такими же, как Расчисточьи безголосые.
Я не смог ее убить.
Она была такая же, как я.
Ее заклеймили, как меня.
А потом эта тварь задрала задние ноги и пнула меня так, что я полетел кубарем. Наверняка сломала мне не одну кость в груди – они до сих пор болят, эти кости, – но это не помешало Небу схватить меня и швырнуть в руки Земли, показав: Если ты не говоришь заодно с Землей, то лишь потому, что САМ это выбрал.
Я все понял. Меня изгоняют. Возвращение больше не вернется.
Земля выволокла меня с места переговоров, отвела поглубже в лагерь и послала своей дорогой. Грубо.
Но нет, не получив того, что обещал мне под конец Небо, я никуда не пойду.