– Эй, – ему пришлось меня остановить: еще немного, и я бы ушла в штопор. – Остынь. Слушай, мне надо связаться с конвоем, сообщить им, что случилось, – его Шум заволокло горем. – Рассказать, что мы ее потеряли.
Я кивнула. Глаза с каждой секундой становились мокрее.
– А тебе надо поговорить с твоим мальчиком, – он легонько подцепил мой подбородок и поднял. – И если его нужно спасать – спасти. Разве не это вы постоянно делаете друг для друга?
Я не совладала еще с несколькими слезинками, но потом все-таки кивнула.
– Ага. Раз за разом.
Он обнял меня, крепко и грустно, и я ушла, чтобы дать ему поговорить с конвоем. До целительской было не слишком далеко, но это расстояние я шла очень долго… чувствуя с каждым шагом, что меня словно бы разорвали пополам. Невозможно поверить, что Симоны больше нет.
Невозможно поверить, что мистрис Койл больше нет.
И невозможно поверить, что Тодд спас мэра…
Тодд… Которому я доверяла свою жизнь. В буквальном смысле слова! Доверила налепить мне эти пластыри… от которых вообще-то уже чувствовала себя лучше, чем все долгие последние месяцы.
Если он спас мэра, у этого должна быть причина. Обязана.
Перед дверью целительской я остановилась и сделала глубокий вдох.
Потому что причина – это доброта, так? Потому что Тодд в основе своей – он такой. Несмотря на все свои ошибки, на убийство спакла тогда, у реки, несмотря на всю работу, которую Тодд делал для мэра, – он по сути своей добрый, я это знаю, я сама это видела, я чувствовала это у него в Шуме..
Но больше не чувствую, вот в чем все дело.
– Нет, – сказала я вслух. Это же Тодд. Это Тодд.
Я нажала кнопку и открыла дверь.
Моим глазам предстали Тодд и мэр.
В одинаковой униформе.
В дверях показалась Виола. Какой же здоровой она выглядела!
Увидела, во што мы с мэром одеты – совсем одинаковое, вплоть до золотых полосок на рукавах мундира.
– Это не то, што ты думаешь, – быстро сказал я. – Моя одежда вся сгорела…
Но она уже уходила. Отступала от порога назад, в коридор, и уходила…
– Виола, – сказал мэр, с достаточной силой, чтобы она замерла на полшаге. – Я понимаю, тебе сейчас нелегко, но мы должны обратиться к народу. Мы должны уверить их, что мирное урегулирование будет продолжаться, как мы планировали. И как только сможем, мы должны послать делегацию к спаклам – объяснить то же самое.
Она посмотрела ему в глаза.
– Слишком легко ты разбрасываешься этим «должны».
Мэр попытался улыбнуться – через ожоги.
– Если мы не поговорим с народом прямо сейчас, Виола, все начнет очень быстро разваливаться. Ответ может пожелать закончить дело мистрис Койл и воспользоваться для этого нынешним хаосом. Спаклы могут атаковать нас – по этой же самой причине. Даже мои собственные люди могут вбить себе в голову, что я недееспособен, и попытаться организовать путч. Полагаю, ты вряд ли хочешь именно этого.
Она тоже это чувствовала…
Эту исходящую от него странную радость.
– И что ты собираешься им сказать? – осведомилась она.
– А что ты хочешь, чтобы я им сказал? – спросил он. – Скажи мне, и я повторю слово в слово.
– В какие игры ты играешь? – она опасно сузила глаза.
– Ни во что я не играю, – возразил он. – Я сегодня мог погибнуть, но не погиб. И не погиб потому, что меня спас Тодд, – он шагнул вперед и заговорил с рвением в голосе. – Возможно, я тебе не нравлюсь и не меня ты хотела бы видеть сейчас на этом месте, но если Тодд меня спас, значит, я достоин спасения, разве ты не понимаешь? А если спасения достоин я, значит, достойны все мы – весь этот мир.
Виола посмотрела на меня, явно прося помощи.
– Думаю, у него шок, – покачал головой я.
– Ты, скорее всего, прав, – покачал головой он. – Но это не отменяет необходимости поговорить с людьми, Виола. Мы должны это сделать, и побыстрее.
Но Виола смотрела на меня, на мою униформу – она искала правду. Я попробовал утяжелить Шум, дать ей увидеть мои чувства, показать, как все вырвалось из-под контроля… как я не хотел, штобы все так получилось, но теперь оно все как-то до…
– Я не слышу тебя, – тихо произнесла она.
Я снова попытался открыть Шум, но меня словно што-то не пускало…
Она посмотрела на Уилфа и нахмурилась еще больше.
– Ну ладно, – бросила она, не глядя на меня. – Пошли говорить с народом.
– Виола, – полетело мне в спину. – Виола, прости. Почему ты не даешь мне слова сказать?
Я остановилась и еще раз, снова попыталась понять, что у него внутри.
Но услышала только тишину.
– Ты правда просишь прощения? Ты уверен, что, случись тебе опять выбирать, ты не сделал бы то же самое?
– Да как ты можешь такое говорить? – поморщился он.
– Ты вообще видел, что на тебе надето?
Наверху трапа показался мэр. Шел осторожно, медленно, берег раны, но ухмылялся сквозь антиожоговый гель во всю рожу. И униформа на нем была невозможно чистая.
Такая же, как у Тодда.
– Вы вполне могли бы быть папой и сыном.
– Не смей так говорить!
– Что делать, если это правда. Ты на себя-то посмотри.
– Виола, ты меня знаешь. Из всех, кто еще остался жив на этой планете, ты – единственная, кто знает.
Я покачала головой.
– Видимо, уже нет. С тех пор как перестала тебя слышать…
Вот тут он реально сморщился.
– Так ты этого хочешь? Я гожусь, только пока ты слышишь все мои мысли, но не наоборот, – я-то твоих не слышу? Мы – друзья, пока вся власть у тебя?
– Дело не во власти, Тодд. А в доверии…
– И я сделал еще недостаточно, чтобы мне можно было доверять? – он яростно ткнул пальцем в мэра. – Он теперь за мир, Виола. И он такой из-за меня. Потому что я его изменил, Виола.
– О да, – я оттянула золотую полоску у него на рукаве и отпустила; раздался щелчок. – А как он попутно изменил тебя? Достаточно, чтобы ты спас его, а не Симону?
– Он меня не менял, Виола…
– Ты контролировал Уилфа, когда заставил его спрыгнуть с телеги?
Он широко раскрыл глаза.
– Я видела все у него в Шуме, – сказала я. – Если Уилфу от этого не по себе, дело точно неладно.
– Да я же ему жизнь спас! – вскрикнул Тодд. – Это его же блага ради…
– А раз так, значит, людей контролировать можно? Если не желаешь им ничего плохого? И скольких ты уже контролировал ради их собственного блага?
Он на несколько секунд дар речи потерял. В глазах проглянуло настоящее сожаление – о том, что он мне чего-то не сказал… но этого чего-то я все равно не видела – в этом его тотальном отсутствии Шума…
– Я для тебя все это делаю! – вырвалось наконец у него. – Я пытаюсь создать для тебя безопасный мир…
– А я для тебя, Тодд! – заорала в ответ я. – Только все напрасно, потому что ты – видимо, уже больше не ты!
И на лице у него проступил такой гнев – но вместе с тем и такой ужас… и потрясение, и боль от моих слов, что я почти…
На какую-то секунду я даже почти услы…
– ЭТО ОН!
Один голос прорезал РЕВ собравшейся вокруг корабля толпы.
– ЭТО ПРЕЗИДЕНТ!
Другие голоса присоединились – один, потом сто, потом тысяча – РЕВ сделался громче, вырос, и вот уже целый океан Шума накатил на трап и вознес мэра надо всем миром.
Он медленно пошел вниз, с высоко поднятой головой, сияющий, протянув руку к толпе, словно говоря: да, да, все хорошо, я жив, ваш вождь все еще с вами.
Все еще во главе. Все еще победитель.
– Тодд, Виола, идемте, – сказал он. – Мир ждет нас.
– Мир ждет нас, – сказал мэр и взял меня за руку и потянул прочь от Виолы.
Не отрывая глаз от толпы, которая кричала ему, РЕВЕЛА ему, – а проекшии все еще работали, и зонды исправно выполняли программу следить за каждым нашим шагом, следить за ним, и мы были на всех домах вокруг площади: мэр впереди, меня тащат следом за ручку, а Виола так и стоит наверху, и с нею рядом Брэдли и Уилф…
– Послушай их, Тодд, – сказал мэр, и я снова ощутил жужжание…
Тихий гул радости…
Даже сквозь РЕВ толпы я слышал его…
– Мы можем правда это сделать, – сказал он, а толпа уже раздавалась впереди, расступалась надвое, открывая дорогу к новой платформе, которую сколотили мистер Тейт и мистер О’Хеа (они времени даром не теряли, да). – Мы и правда сможем править этим миром. Сделать его лучше…
– Пусти меня, – сказал я.
Он не пустил.
Он даже не взглянул на меня.
Я оглянулся – Виола так и не сделала ни шагу. Ли протолкался к ней, и теперь они оба стояли и смотрели, как меня волокут через толпу: один человек в униформе другого…
– Отпусти меня, – повторил я и дернул.
Мэр развернулся и схватил меня за плечи, крепко, не вырвешься, и толпа сомкнулась, залила пустое пространство между мной и Виолой…
– Тодд, – сказал он, и гул радости изливался от него, как свет от полуденного солнца. – Тодд, неужели ты не видишь? Ты это сделал. Ты провел меня путем искупления, и ныне мы пришли.
Теперь, когда мэр был среди них, толпа РЕВЕЛА уже совершенно оглушительно.
Он приосанился, окинул взглядом солдат и горожан – и даже женщин! – которые орали и ликовали, и с ласковой улыбкой на лице приказал:
– Пожалуйста, тише.
– Какого черта?!
РЕВ толпы умолк практически в ту же секунду. Тишина разошлась кругами, ликование стихло, и в голосе, и в Шуме, – насколько это место вообще знало, что такое тишина. Местные женщины наверняка и понятия не имели, что мужчины умеют быть такими тихими.
– Я это слышал, – шепотом сказал Брэдли.
– Я т’же слышал, – так же шепотом подтвердил Уилф.
– Что слышали? – брякнула я, слишком громко для воцарившегося безмолвия, так что несколько лиц в толпе оборотились ко мне – и