шикнули!
– Два слова, «пожалуйста, тише», – шепнул Брэдли. – Прямо у меня в голове. И клянусь, мой Шум как-то сразу приумолк.
– И мой, – признался Ли. – Как будто я снова ослеп.
– Но как? – не поверила я. – Откуда у него может быть столько силы?
– Чтой-то в ём есть смешное такое после взрыва, – поделился Уилф.
– Виола, – Брэдли положил ладонь на мою руку. – Если он способен сделать такое с тысячей человек зараз…
Я обернулась.
И увидела мэра, который стоял перед Тоддом, держал его за плечи и смотрел – смотрел прямо в глаза.
Я зашагала в сторону публики.
– Я всю свою жизнь ждал этого мгновения, – говорил мэр, а я… я не мог отвести от него глаз.
Я на самом деле и не хотел.
– Я сам не знал этого, Тодд. Я хотел только взять эту планету – всю ее – под контроль, а если не получится, уничтожить ее. Если она не может быть моей, пусть не достанется никому.
Шум вокруг нас превратился в почти полную тишину.
– Как ты это делаешь? – спросил я.
– Но я ошибался, понимаешь? – продолжал он. – Когда я увидел, что сейчас сделает мистрис Койл, когда понял, что не сумел этого предвидеть… зато сумел ты, Тодд, – и ты меня спас… – он замолчал и, честное слово, потому, что в голосе было слишком много настоящих, живых эмоший. – Когда ты меня спас, Тодд, все мгновенно и полностью изменилось. Все встало на свои места.
(это тихое жужжание, сияющее, будто маяк, у меня в голове…)
(эта радость…)
(это было так хорошо…)
– Мы сможем сделать этот мир лучше, – говорил он. – Ты и я, мы сделаем его лучше вместе. С твоей добротой, со всем в тебе, что чувствует, страдает, сожалеет и отказывается пасть, что бы ты ни сделал, Тодд, – если мы соединим твой дар с моей способностью вести людей за собой, контролировать их…
– Они не хотят, штобы их контролировали, – сумел выговорить я.
Его глаза… от них никак невозможно оторваться.
– О нет, Тодд, это не тот контроль. Я говорю о мирном контроле, доброжелательном…
Радость…
Я ее чувствовал…
– Такой же, каким пользуется лидер спаклов над своим народом, – говорил мэр. – Я слышал этот голос, я его слушал. Единый голос, Тодд. Они суть он, и он есть они – так они выживают, так учатся, растут… – так существуют.
Он тяжело дышал. Лицо блестело от геля, словно он вынырнул из-под воды.
– Я могу стать этим для собравшихся тут людей, Тодд. Я могу быть их общим голосом. А ты можешь мне помочь. Ты поможешь мне быть лучше. Ты поможешь мне быть добрым.
И я думал…
Я думал, ведь я и вправду могу ему помочь…
Мог бы…
(нет)
– Отпусти меня, – сказал я.
– Я с самого Прентисстауна знал, что ты – особенный, – продолжал мэр. – Но лишь сейчас, лишь когда ты меня спас, понял почему.
Он сжал меня еще сильней.
– Ты – моя душа, Тодд, – толпа вокруг сомлела от того, с какой силой он это произнес, и Шум подтвердил его слова и эхом отразил назад, к нам. – Ты – моя душа, и я искал тебя, сам того не понимая, – он улыбнулся мне, дивясь и восхищаясь. – И я тебя нашел, Тодд. Я нашел тебя…
Звук…
Другой звук, откуда-то с краю толпы… словно легкая рябь в Шуме. Она шла… двигалась к нам от дальнего конца площади.
– Спакл, – прошептал мэр за мгновение до того, как я сам его увидел, – на удивление ясно в Шуме народа.
По дороге ехал спакл верхом на боероге.
– И… – мэр нахмурился и вытянулся во весь рост, чтобы разглядеть што-то над головами.
– И што? – пролепетал я.
И сейчас же увидел – тоже в общем Шуме.
Спакл был не один…
К нам двигались два боерога…
А потом я услышал…
Звук…
От которого целый мир перевернулся с ног на голову…
Я ввинчивалась в толпу, плюя на то, что наступаю людям на ноги и отпихиваю их с пути, – тем более что они едва меня замечали. Даже женщины, которых происходящее тоже как-то захватило: их лица были полны общего странного ожидания …
– С дороги, – бормотала я сквозь зубы.
Потому что, ясное дело, мэр пробрался к Тодду внутрь, до меня только сейчас это дошло, слишком поздно, слишком, конечно, поздно, но он пролез, и Тодд, возможно, действительно его изменил, изменил, без сомнения, к лучшему, но мэр же всегда был сильнее, всегда был умнее, и никакие изменения к лучшему не означают, что он когда-нибудь станет добрым, и, конечно, он и сам параллельно менял Тодда, еще бы он его не менял, и какая же я была дура, что не увидела этого, не поговорила с ним…
Не спасла его…
– Тодд! – крикнула я.
Но мой крик потонул в приливе Шума из толпы. Посыпались картинки, образы, с той стороны площади… там что-то происходило, и это что-то передавалось от человека к человеку, через Шум видевших, расходилось кругами…
Шум показывал двух спаклов на дороге…
Двух спаклов верхом на боерогах… Один из них больше сидел, чем стоял…
Тут меня как током ударило: стоявший был тот самый спакл, что напал на меня…
Но на эти эмоции больше времени не осталось, потому что Шум подправил себя, изменил картинку…
Сидящий спакл был вовсе не спакл.
Человек.
И в Шуме толпы, словно эстафетная палочка, до меня докатилась…
Песня.
Человек пел.
У меня желудок не то что в пятки упал – он из них наружу вывалился. Дыхание сперло, ноги сами потащили меня вперед, вырвав из хватки мэра… Кажется, он мне синяков наставил – так не хотел отпускать.
Но я вырвался…
Я бежал…
Христе, я бежал…
– Тодд! – крикнул вслед мэр – абсолютный шок в голосе, реальная боль, оттого что я от него убегал…
Но я убегал, да…
И остановить меня не могло ничего…
– С ДОРОГИ! – орал я…
Солдаты и горожане впереди быстро, послушно убирались с дороги, будто это кто-то решил за них…
Не сами решили, уж точно…
– Тодд! – снова донеслось сзади… опять мэр, но уже дальше, слабже…
Потому что впереди…
Ох, Исусе, я не верю, я ушам своим не верю…
ВОН! ШЕВЕЛИСЬ!
Я слушал, я пытался снова расслышать этот звук… эту песню…
А толпа расступалась, расходилась с дороги, словно я был огонь, который пришел пожрать их…
А в их Шуме двигался спакл…
1017…
Спакл был 1017…
– НЕТ! – взвыл я и припустил еще быстрее.
Потому что бог его знает, што это значит, если 1017 здесь…
А он здесь – вот он в Шуме толпы…
Все яснее и ярче с каждым шагом навстречу…
Гораздо яснее и ярче, чем обычно выглядит Шум…
– Тодд! – донеслось сзади…
Я не остановился.
Потому что чем ближе, тем слышнее…
И даже общий Шум никак не мог ее заглушить…
Песня…
Чистая, как утренний воздух…
Разрывая мне сердце надвое…
Песня, моя песня…
РАНЫМ-РАНО ПОУТРУУУУУ, КОГДА СОЛНЦЕ ВСТАЛО…
Из глаз текло, толпа редела, и дорога, освобожденная для меня, сливалась с освобожденной для спакла…
Еще несколько человек…
Еще парочка…
Больше никого…
И там…
Он…
Прямо передо мной…
Мне пришлось остановиться…
Пришлось остановиться, потомуш меня больше не держали ноги…
А когда рот попытался сказать его имя, получился едва слышный шепот…
но он его все равно услышал…
– Бен!
Это Бен.
Я видела его в Шуме толпы так же ясно, как если бы он сам стоял передо мной. Впереди спакл, который пытался меня убить, 1017, верхом на боероге (стоймя), а за ним Бен, сидит на другом и поет. Песню слышно совсем чисто.
ДЕВА КЛИКАЛА МЕНЯ ВО ДОЛИНЕ НИЗКОЙ…
Но его губы не шевелились…
Видимо, общий Шум тоже может ошибаться…
Но он был там, он там был, ехал к нам по дороге, и поскольку никто тут его знать не мог, лицо должно быть то самое… это правда должен быть Бен…
Мэрское лекарство бежало по жилам, я собрала свои новые силы и принялась с удвоенной энергией расталкивать народ с пути…
Потому что Шум показывал и еще кое-что: мэр тоже рвался через толпу вперед, и он меня опережал…
Но Тодд уже был рядом с Беном…
Я видела это так, словно сама там стояла…
Чувствовала это, словно сама там стояла, возле них, потому что Тоддов Шум распахнулся во все стороны, стоило ему только оказаться подальше от мэра и поближе к Бену… его Шум раскрылся во всю ширь, совсем как раньше, выплеснулся изумлением и радостью, и такой любовью, что на это почти невозможно было смотреть, и все эти чувства прибоем катились обратно по толпе, и люди буквально шатались под их натиском, шатались от силы чувств, которые транслировал им Тодд…
Транслировал, как до сих пор мог только мэр…
Я даже сказать ничего не мог просто не мог рта раскрыть слов не было я просто бежал к нему бежал мимо 1017 и Бен слезал с боерога и Шум его вставал мне навстречу и там было все што я о нем знал о Бене с тех пор как был ребенком и все оно говорило это действительно Бен…
И он говорил это без слов…
И он раскрыл мне навстречу руки, а я кинулся в них, прямо к нему в объятия…
Я врезался в него с такой силой, што мы оба рухнули назад, стукнулись о зверюгу, на которой он приехал…
КАКОЙ ЖЕ ТЫ СТАЛ БОЛЬШОЙ, сказал он…
– Бен! – выдохнул я. – Ох, Исусе, Бен…
ТЫ УЖЕ РОСТОМ С МЕНЯ, сказал он. НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА.
Я даже почти не заметил, как странно он это говорит, потому что сжимал, обнимал его со всех сил, и глаза текли водой, и я ни слова толком не мог выдавить, потому што чувствовал его здесь, вот прямо здесь, во плоти, живого живого живого…
– Как?! – выговорил, наконец, я, оторвавшись от него хоть чуть-чуть, но все еще держась обеими руками, и ничего больше сказать не смог, но он все равно знал, о чем я…