СПАКЛЫ НАШЛИ МЕНЯ, сказал он. ДЭЙВИ ПРЕНТИСС ЗАСТРЕЛИЛ…
– Я знаю! – на груди стало тяжело, совсем тяжело, как камень лег, и Шум тоже поник под этим грузом, я уже давно такой тяжести не ощущал, и Бен тоже увидел и сказал…
Покажи.
И я показал, сразу, не успев еще никаких правильных слов подобрать, – я показал ему всю эту жуткую историю, все, што случилось после того как мы расстались, и, вот честное слово, он мне помогал показывать… помогал показывать и смерть Аарона, и ранение Виолы, нашу с ней разлуку, атаки Ответа, клеймение спаклов, клеймение женщин, гибель спаклов, и тут я перевел взгляд на 1017, который так сидел на своем боероге, и про это я Бену тоже все показал, и про то, что было потом… как Дэйви Прентисс стал человеком и потом погиб от руки мэра, и войну, и новые смерти…
ВСЕ ХОРОШО, ТОДД, сказал он. ВСЕ УЖЕ ПОЗАДИ. ВОЙНА КОНЧИЛАСЬ.
И…
И я понял, что он меня прощает.
Он прощает мне все это, говорит, што мне вообще не нужно никакое прощение, што я сделал все что мог, что я совершал ошибки, но эти ошибки делали меня человеком, и дело не в ошибках, а в том, как я на них реагировал, и я это от него чувствовал, оно шло из его Шума, говорило мне, што теперь можно остановиться, што дальше все будет хорошо…
И тут до меня дошло, што он не говорит этого всего словами – он просто посылает смыслы мне прямо в голову… нет, не так – он окружает меня ими, так што я сижу посреди всего этого и знаю, што оно правда… и прощение, и… тут оказалось слово, которого я не знал, а потом вдруг сразу узнал – отпушение… отпушение, если оно мне нужно, отпушение всех моих…
– Бен? – я совсем растерялся, даже больше чем растерялся… – Что происходит, Бен? Твой Шум…
НАМ О СТОЛЬКОМ НУЖНО ПОГОВОРИТЬ, сказал он, и снова не ртом, и мне уже как-то совсем не по себе от этого было, но вокруг стояло такое тепло и Бен, што Шум сам собой раскрылся обратно – навстречу его улыбке…
– Тодд? – донеслось сзади.
Мы обернулись.
На краю толпы стоял, глядя на нас, мэр.
– Тодд? – сказал мэр, когда я поравнялась с ним…
А там правда стоял Бен, самый настоящий всамделишный Бен, понятия не имею как, но это действительно был он…
Они с Тоддом обернулись – ошеломленное облако счастливого Шума клубилось вокруг, расширяясь, распространяясь на все, в том числе и на спакла, так и стоявшего рядом на своем боероге… и я сама кинулась к Бену, и сердце только что из груди не выпрыгивало…
Но, пробегая мимо мэра, я все-таки глянула на него…
И увидела у него на лице боль – на какую-то секунду она промелькнула за этими зеркальными от геля чертами и пропала, а на ее место встало другое выражение, которое мы все слишком хорошо знали – физиономия человека, ошарашенного, но привычно ответственного за все происходящее…
– Бен! – закричала я, и он распахнул мне объятия.
Тодд отступил, освободил мне место, но чувства его были так хороши, так сильны, что через секунду он уже сам обнимал нас обоих, и я сделалась от этого такая счастливая, что разревелась…
– Мистер Мур, – подал голос мэр, с безопасного расстояния. – Сообщения о вашей смерти были, судя по всему, преувеличены.
КАК И О ВАШЕЙ, ответил Бен, но ужасно странно, не ртом вообще, а Шумом – более направленно, чем я вообще в жизни слышала…
– Весьма неожиданное стечение обстоятельств, – сказал мэр, глядя на Тодда. – Но весьма радостное, конечно. Более чем радостное.
Но особой радости за его улыбкой я не увидела.
Зато Тодд, кажется, ничего не заметил.
– Што такое с твоим Шумом? – набросился он на Бена. – Почему ты так разговариваешь?
– Думаю, у меня есть одна идея, – заметил мэр.
Но Тодд его совершенно не слушал.
– Я тебе все объясню, – сказал Бен – в первый раз через рот, и голос у него оказался хриплый и нечленораздельный, словно он им уже целую вечность не пользовался.
НО СНАЧАЛА Я ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ КОЕ-ЧТО, продолжал он уже опять через Шум, обращаясь к мэру и ко всей маячившей за ним толпе. МИР ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ, С НАМИ. ЗЕМЛЯ ВСЕ ЕЩЕ ХОЧЕТ ЕГО. НАСТОЯЩИЙ НОВЫЙ МИР ОТКРЫТ ДЛЯ НАС И ЖДЕТ. Я ПРИШЕЛ, ЧТОБЫ СООБЩИТЬ ВАМ ЭТО.
– Неужели? – мэр улыбнулся своей холодной улыбкой.
– Но што он здесь делает? – Тодд кивнул на 1017. – Он пытался убить Виолу. Он не хочет никакого мира.
ВОЗВРАЩЕНИЕ СДЕЛАЛ ОШИБКУ, сказал Бен. ЗА КОТОРУЮ МЫ ДОЛЖНЫ ЕГО ПРОСТИТЬ.
– Кто чего сделал? – остолбенело переспросил Тодд.
Но 1017 уже поворачивал своего боерога назад, в сторону дороги, не обращая на нас больше никакого внимания… и двигался через толпу на выход, прочь из города.
– Ну что ж, – сказал мэр все с той же приклеенной ко рту улыбкой.
Бен и Тодд сложились домиком, прильнули друг к другу. Чувство катилось от них волнами, по всей площади, и от этого чувства мне стало так здорово… несмотря на все горести последних дней.
– Ну что ж, – повторил мэр, погромче на сей раз, чтобы все уж точно обратили на него внимание. – А сейчас я бы очень, очень хотел послушать, что скажет нам Бен.
УВЕРЕН, ЭТО ТАК, ДЭВИД, сказал Бен своим странным Шумным голосом. НО СНАЧАЛА МНЕ НУЖНО О МНОГОМ ПООБЩАТЬСЯ С МОИМ СЫНОМ.
И от Тодда снова покатилась волна чувств…
А нового проблеска боли на лице у мэра он, конечно же, не заметил.
– Нет, я не понимаю, – сказал я, и уже не в первый раз. – Ты теперь после этого кто – спакл? Или нет?
НЕТ, сказал Бен через Шум, но гораздо чище, чем Шумная речь вообще бывает в природе. СПАКЛЫ ГОВОРЯТ ГОЛОСОМ ЭТОЙ ПЛАНЕТЫ. ОНИ ЖИВУТ В НЕМ. А Я БЫЛ ТАК ДОЛГО ПОГРУЖЕН В ЭТОТ ГОЛОС, ЧТО ТЕПЕРЬ ТОЖЕ ТАК УМЕЮ. Я СВЯЗАН С НИМИ.
Опять это слово – связан.
Мы сидели у меня в палатке, только он и я. Ангаррад привязали снаружи – так, штобы она загораживала собой вход. Я знал, что мэр, и Виола, и Брэдли, и все остальные ждали сейчас там – ждали, пока мы выйдем и объясним им, какого черта вообще происходит.
Но пусть себе подождут.
Я получил своего Бена назад и больше глаз с него не спущу.
Короче, я проглотил слюну и еще разок крепко подумал. Потом сказал:
– Нет, все-таки не понимаю.
– Я думаю, это может быть такой путь вперед для нас всех, – сказал Бен голосом, надтреснутым и похожим на карканье. ЕСЛИ ВСЕ МЫ НАУЧИМСЯ ГОВОРИТЬ ВОТ ТАК, БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ НИКАКИХ РАЗДОРОВ МЕЖДУ НАМИ И СПАКЛАМИ, И МЕЖДУ ЛЮДЬМИ ТОЖЕ. ТАКОВ СЕКРЕТ ЭТОЙ ПЛАНЕТЫ, ТОДД. КОММУНИКАЦИЯ, ОТКРЫТАЯ И НАСТОЯЩАЯ, ЧТОБЫ ВСЕ МЫ МОГЛИ МГНОВЕННО ПОНИМАТЬ ДРУГ ДРУГА.
Я прочистил горло.
– Но у женщин же нет Шума. С ними-то што будет?
Бен замер.
Я СОВСЕМ ЗАБЫЛ, сказал он. Я ТАК ДАВНО НЕ ВИДЕЛ НИ ОДНОЙ ИЗ НИХ. Он просветлел. У ЖЕНЩИН СПАКЛОВ ШУМ ЕСТЬ. И ЕСЛИ СУЩЕСТВУЮТ СПОСОБЫ ДЛЯ МУЖЧИН ПРЕКРАТИТЬ ШУМ, он внимательно посмотрел на меня, ЗНАЧИТ, ДОЛЖНЫ БЫТЬ И ДЛЯ ЖЕНЩИН – ЕГО ПОЛУЧИТЬ.
– Понимаешь, у нас тут все так закрутилось, – сказал я. – Вряд ли людям такие идеи понравятся.
Мы немного посидели молча. Ну, не совсем молча, потому что Бенов Шум постоянно клубился вокруг, забирал мой собственный Шум и вмешивал его в себя, словно ничего естественнее и на свете нет, так што каждое мгновение я знал о нем все, все вообще. Как после выстрела Дэйви он свалился в подлесок умирать и пролежал там целый день и целую ночь, пока его не нашла охотничья партия спаклов, а потом были долгие месяцы сна, когда он лежал почти мертвый, месяцы напролет в мире странных голосов, и он узнавал все знания, все истории обо всем, што только знали спаклы, и новые имена, и чувства, и понимания…
А потом он проснулся и был уже другой.
Но и Беном тоже остался.
А я рассказывал ему, Шумом, насколько мог, Шумом, который опять был открыт и свободен, каким я его и не помнил уже многие месяцы, обо всем, што случилось у нас, и как так вышло – сам до сих пор не понимаю как, – што я ношу вот эту вот униформу…
И выслушав все это, он спросил только одно:
– Почему Виола сейчас не с нами?
– Тебе не кажется, что тебя оставили за бортом? – мэр снова, уже в который раз, двинулся кругом костра.
– Вообще-то нет, – бросила я. – Он там со своим отцом.
– Не настоящим отцом, – нахмурился мэр.
– Достаточно настоящим.
Он продолжил мерить площадку шагами. Лицо его было холодное и жесткое.
– Если, конечно, ты не имеешь в виду…
– Если они вообще оттуда когда-нибудь вылезут, – он подбородком показал на палатку, где до сих пор разговаривали Бен и Тодд, где облако Шума – его было и видно и слышно – вращалось плотнее и затейливее, чем у любого известного мне человека, – пошли за мной Тодда.
Ушел.
Капитан Тейт и капитан О’Хеа следом.
– Что с ним такое? – Брэдли проводил его взглядом.
Но ответил ему Ууилф.
– Он думает, что п’терял своего сына.
– Какого сына? – не понял Брэдли.
– Мэр зачем-то вбил себе в голову, что Тодд – хорошая замена Дэйви, – сказала уже я. – Ты же сам видел, как он с ним разговаривал.
– Я что-то такое слышал через толпу, – вмешался Ли, сидевший в тени рядом с Уилфом. – Что-то на тему, как Тодд его изменил.
– А тут откуда ни возьмись является Тоддов настоящий отец, – кивнула я.
– Момент – хуже не придумаешь, – поддакнул Ли.
– Ну, или лучше не придумаешь, это как посмотреть, – возразила я.
Полог палатки шевельнулся, и наружу высунулся Тодд.
– Виола? – позвал он.
Я обернулась к нему —
И услышала все, что он думает…
Все…
Яснее и чище прежнего. Яснее, чем вообще бывает…
Не уверена даже, что мне полагалось это слышать… но я заглянула ему в глаза и увидела…
Прямо посреди всего, что он чувствовал…
Даже после нашей с ним ссоры…
После того как я позволила себе в нем сомневаться…
После того как причинила ему боль…
Я увидела, как сильно он меня любит.
Но и не только это…