Куда Тодд заставляет его идти…
– Тодд? – говорю я.
– Погодите, – произносит вдруг мэр.
– Погодите, – говорит вдруг мэр.
Это он не контролировать меня пытается, никакой гул не идет ко мне параллельно с тем, что я ему посылаю, – с тем, который заставляет его идти в море, топить себя там, быть съеденным теми тварями, што плавают все ближе и ближе к берегу, ожидая свою добычу.
Он просто говорит: «Погодите», – такая вежливая просьба.
– Я не собираюсь тебя щадить, – говорю. – Я бы пощадил, если бы правда мог тебя спасти, – но я не могу. Мне жаль, но спасти тебя нельзя.
– Я знаю, – говорит он и снова улыбается, с невыразимой печалью, и я чувствую, што на этот раз она настоящая. – Знаешь, ты ведь правда меня изменил, Тодд. Понемножку – и к лучшему. Достаточно, чтобы узнать любовь, когда я ее увижу, – он смотрит на Виолу и потом снова на меня. – Достаточно, чтобы теперь спасти тебя.
– Меня? – недоумеваю я и думаю Шаг назад, и он делает этот шаг, еще один.
– Да, Тодд, – кивает он, и пот выступает у него над верхней губой от попыток сопротивляться мне. – Я хочу, чтобы ты перестал гнать меня в прибой…
– Да вот еще!
– …потому что я уйду туда сам.
Я моргаю.
– Хватит с меня игр, – говорю и приказываю сделать еще шаг. – С ними покончено.
– Тодд Хьюитт, – говорит он. – Ты – мальчик, который не убивает.
– Я больше не мальчик, – отвечаю я. – И я убью тебя.
– Знаю. И это сделает тебя еще больше похожим на меня, понимаешь?
Я останавливаюсь и просто держу его там, а у него за спиной грохочут волны, и твари уже дерутся промеж себя и, черт, какие же они громадные…
– Я никогда не врал про твою силу, Тодд, – сказал мэр. – Ты достаточно силен, чтобы стать новым мной, если захочешь…
– Я не…
– Или быть как Бен.
Я морщу лоб.
– Бен-то тут при чем?
– Он тоже слышит голос планеты, Тодд, совсем как я. И как будешь слышать его ты рано или поздно. Но он живет в нем, умеет быть его частью, дает потоку нести себя, не растворяясь, не утрачивая свой разум.
Снег падает на нас, белит волосы мэра. Я вдруг понимаю, как же я замерз…
– Ты мог бы стать мной, – говорит мэр. – Или можешь стать им.
Он сам делает шаг назад.
И я его не заставлял.
– Если ты убьешь меня, это будет еще на шаг дальше от него. И если твоя доброта настолько меня изменила… достаточно, чтобы не дать тебе стать мной, значит, так тому и быть.
Он смотрит на Виолу.
– Лекарство настоящее.
Она бросает взгляд на меня.
– Что?
– Я нанес на первую партию браслетов медленно действующий яд, чтобы убить всех женщин. И спаклов тоже.
– ШТО?! – ору я.
– Но лекарство настоящее, – продолжает он. – Оно работает. Я сделал это для Тодда. Результаты исследований – на корабле. Мистрис Лоусон без труда их проверит и подтвердит. И это, – он кивает ей, – мой прощальный дар тебе, Виола.
Он снова смотрит на меня и улыбается, грустно-прегрустно.
– Вы двое вылепите этот мир и его будущее, Тодд.
Он глубоко вздыхает.
– А я, со своей стороны, очень рад, что мне никогда не придется этого увидеть.
Он разворачивается и делает шаг в прибой, огромный шаг… потом еще один и еще…
– Стой! – кричит ему в спину Виола.
Но он не останавливается и продолжает шагать, почти бегом, и Виола соскальзывает с Ангаррад, и они обе уже рядом со мной, и мы смотрим, как сапоги мэра расплескивают воду и погружаются глубже, и вот волна почти сбивает его с ног, но он удерживается на ногах…
И оборачивается взглянуть на нас…
Его Шум безмолвствует…
Лицо невозможно прочесть…
И с исполинским зевком одна из теней в глубине разбивает поверхность воды – вся пасть и черные зубы и жуткая слизь с чешуей – и летит по воздуху к мэру…
Изворачивая пасть, чтобы схватить его за корпус…
Мэр не издает ни звука, когда огромная тварь вминает его в песок…
И уволакивает назад, под воду…
Вот так, в мгновение ока…
Он исчезает с глаз.
– Всё, – сказал Тодд, и да, я тоже не верила своим глазам. – Он просто взял и ушел туда. Сам.
Тодд тяжело дышал, а на лице у него были написаны неимоверная усталость – и такое же неимоверное удивление от того, что сейчас произошло…
А потом – только потом – он увидел меня. По-настоящему увидел меня.
– Виола, – сказал он.
Я схватила его в объятия, и он схватил меня, и больше не надо было ничего говорить… совсем ничего.
Потому что мы знали, оба знали.
– Все кончено, – прошептала я. – Поверить не могу… Все кончилось.
– Я думаю, он правда хотел умереть, – сказал Тодд, не выпуская меня. – Оно уже почти уничтожило его под конец, эта попытка контролировать вообще все.
Мы не сговариваясь перевели взгляд на море. Громадные твари все еще ходили кругами, прикидывая, не пожелаем ли мы с Тоддом стать следующим блюдом. Ангаррад просунула морду между нами и носом толкнула Тодда в нос.
МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК, сказала она, да с таким чувством, что у меня слезы брызнули из глаз. МАЛЬЧИК-МОЙ-ЖЕРЕБЕНОК.
– А вот и моя девочка, – Тодд погладил ее по носу, но и меня не выпустил… а потом увидел ее Шум, и лицо его стало печально.
– Желудь.
– Мне пришлось бросить Брэдли, – совесть снова запустила в меня зубы. – И Уилфа с Ли тоже, и я понятия не имею, что там у них…
– Мэр сказал, што мистер Тейт его подвел, – покачал головой Тодд. – И спаклы тоже. Это может означать только хорошее.
– Нам нужно скорее назад, – я извернулась в его объятиях и бросила взгляд на стоявший поодаль корабль. – Он же вряд ли научил тебя им управлять?
– Виола, – сказал он так, что я мгновенно повернулась обратно и поймала его взгляд. – Я не хочу быть таким, как мэр.
– Ты и не будешь, – твердо сказала я. – Это невозможно.
– Нет, – он помотал головой. – Я не это имею в виду.
Он погрузил взгляд мне в глаза.
Я почувствовала прилив, увидела, как сила поднимается в нем, наконец-то свободная от присутствия мэра…
Он открыл Шум…
А потом еще открыл и еще и еще…
Там был он, он весь, и все, что с ним случилось, все, что он чувствовал…
Все, что он чувствовал сейчас…
Ко мне…
– Знаю, – сказала я. – Я читаю тебя, Тодд Хьюитт.
А он улыбнулся этой своей кривой улыбкой.
Дальше по берегу, там, где дюны встречались с лесом, раздался какой-то звук…
Мой боерог спрыгивает на пляж, и на мгновение меня ослепляет океан… его огромность, ясность, неотвратимость заполняют собой мой голос…
Но мой зверь уже мчит вперед, поворачивая к заброшенному селению Расчистки…
Я опоздал.
Одна особенная Ножа уже здесь, и ее лошадь тоже…
А самого Ножа нигде нет…
Только вождь Расчистки схватил одну особенную Ножа и держит, его одежда черным пятном выделяется на фоне песка и льда, он прижимает к себе одну особенную Ножа, держит в руках, не дает вырваться…
Стало быть, Нож наверняка уже мертв…
Ножа больше нет…
Удивительная пустота возникает внутри, как будто там больше нет того, что должно быть…
Даже тот, кого ненавидишь, уйдя, оставляет по себе пустоту…
Но это все – чувства Возвращения…
А я больше не Возвращение…
Я – Небо…
Небо, который заключил мир…
Небо, который должен убить вождя Расчистки, чтобы сделать мир нерушимым…
Я мчусь вперед, и фигуры на льду вдалеке приближаются…
Я поднимаю оружие…
Я пытаюсь хоть что-то разглядеть сквозь снег, который с каждой секундой валит все гуще…
– Кто это там?
– Это не лошадь, – Виола отодвигается от меня, чтобы лучше видеть. – Это… боерог!
– Боерог? – не поверил я. – Но я думал…
Воздух выбило у меня из легких…
Увидев меня, он отталкивает ее и открывается для выстрела.
Где-то вдалеке, позади меня голос кричит…
Стой!
Но именно колебания в прошлом губили меня, когда приходило время действовать, а я не…
Больше такого не будет.
Только не в этот раз.
Небо действует…
Вождь Расчистки поворачивается ко мне…
И я действую…
(но…)
Я стреляю в него.
Тодд издает звук, будто рушится мир, и хватается рукой за грудь.
Грудь горит, дымится, расплескивается кровью…
– ТОДД! – кричу я и бросаюсь к нему. …
А он падает на песок, навзничь, и рот у него распялен от боли…
Но изнутри даже воздух не выходит, только хрип, бульканье, страшный, задыхающийся звук рвется из горла…
Я бросаюсь на него, падаю сверху, закрываю собой от нового выстрела, который, может быть, будет, хватаюсь руками за мундир, который горит… нет, просто распадается, исчезает у меня под пальцами, испаряясь на глазах…
– ТОДД!!!
Он глядит мне в глаза, перепуганный, Шум крутится бешеным вихрем, больше ему неподвластный, весь – ужас и боль…
– Нет, – твержу я, – нет нет нет нет нет нет…
И почти не слышу топота боерога, который приближается, мчится к нам…
И еще один топот, следом за ним…
Ветер несет голос Бена над дюнами…
СТОЙ! – кричит он…
– Тодд? – я рву тающую ткань у него с груди, вижу страшный, страшный ожог под ней, кожа пузырится и течет кровью, и все еще этот кошмарный задыхающийся звук у него изо рта, как будто все мускулы в грудной клетке вдруг перестали работать и он не может шевельнуть ими, заставить сделать хоть один вдох…
Словно он задыхается и сейчас задохнется до смерти…
Словно он умирает, вот прямо сейчас умирает, у меня на руках, на этом холодном, заснеженном берегу…
– ТОДД!!!
Боероги приближаются…
Я слышу Шум 1017, слышу, что выстрелил он…
Слышу, как он понимает, что… ошибся