– Ты знаешь, со временем воевать становится даже весело. Раньше, в Америке, я работал в банке, и это было довольно скучно. А сейчас мы с Адамом летаем на вертолете – он рулит, а я стреляю. Ты знаешь, иногда стрелять так забавно!
– Да нет, не слушай его, – очень серьезным тоном перебил Адам, – это совсем не весело. Никогда, ни в какой ситуации убивать людей не бывает забавно. Не говори так.
– Ладно, на самом деле у нас транспортный вертолет. И стрелять приходится, только если по нам открывают огонь.
– И часто по вам открывают огонь?
– В Ираке кто угодно может выстрелить, любой фермер, – вдруг признался Джон. – Работает он у себя в поле, видит – вертолет летит, побежал, схватил в канаве автомат – и давай стрелять. А мне приходится отвечать.
– Точно, у этих фермеров оружия навалом, – вторил Адам, только что расписывавший мне добродушие иракцев.
– Но ты же говорил, что вы боретесь только с террористами? – продолжал допытываться я.
Адам и Джон при этих словах как-то болезненно улыбнулись.
– Да, мы ведь боремся с террористами. Мы не стреляем по мирным жителям. Но нам приходится убивать, чтобы не убили нас. Ты был когда-нибудь в Багдаде? – вдруг спросил Адам.
– Да, только до войны, – признался я.
– А я только после войны. И он сейчас выглядит так, как будто прошел торнадо. Все разворочено, разбито. Но это не потому, что мы старались разрушить город. Мы не хотели разрушать весь город! Мы же наносили удары только по военным объектам, по дворцам Саддама. Мы не бомбили школы и частные дома. Но террористы нас вынудили...
– Извини, а как ты думаешь, почему эти террористы ненавидят американцев?
– Ну, им не нравится наш образ жизни. Они ненавидят то, как у нас одеваются женщины... Еще мы – самая свободная страна, и они ненавидят нас за то, что у нас столько свобод... Им не нравится наш образ жизни.
– Иракцы говорят, что ненавидят американцев за то, что вы на них напали.
– Но ведь мы не первые начали! – почти закричал на меня Адам. – Ты не помнишь 11 сентября? Это было ужасно. Это они объявили нам войну. Как нас в школе учили – никогда не начинай драку первым. А они начали, и теперь им приходится отвечать.
– Но ведь 11 сентября в тех самолетах не было иракцев...
– Да, но мистер Хусейн, он ненавидел Америку! Он ненавидел американцев, не раз жег американские флаги! Он был очень богатым человеком и все время давал деньги террористам, Осаме бен Ладену. А Афганистан был логовом террористов, и нам пришлось прогнать их оттуда.
К нам подошли две темнокожие девушки.
– Офицеры, – шепнул мне Джон, повернулся к ним и стал рассказывать про сделанные покупки. Одна из них позвала моих собеседников в автобус.
– Ладно, ты нас извини, у нас не очень много времени, – начал прощаться со мной Адам, – мы здесь, в Катаре, всего три дня – завтра назад, в Ирак. Надеюсь, в следующий раз встретимся уже в Америке. Если хочешь, можешь потом еще с кем-нибудь пообщаться – сейчас очень много ребят привозят. Сплошным потоком, каждый день. О-очень много.
Он с шумом допил свой молочный коктейль и поспешил к автобусу, увозящему его на войну.
«Коммерсантъ», 19.04.2004
Глава 3КиргизияБесконечная революция
Бишкек накануне революции. – Путь революции от наркологической клиники до Белого дома. – Разгромленный Бишкек. – Неоконченное восстание в Кемине. – Вторая киргизская революция против Бакиева и Березовского. – Козлодрание как символ политического процесса
Первая киргизская революция для меня произошла очень быстро. Я едва успел приехать в Бишкек и написать, что она вот-вот случится, – и она сразу случилась.
С другой стороны, киргизская революция для меня тянулась очень медленно.
День 24 марта 2004 года вообще казался бесконечным – его я провел на площади Ала-Тоо, пытаясь вычислить, с какой стороны сейчас нападут. Справа митингующих закидывали камнями, слева наступали всадники, справа же стоял ОМОН, толпа волнами бегала то в одну, то в другую сторону – сначала отступала под натиском, а потом сминала нападавших. Мне приходилось бегать вместе с ней, но я все время ловил себя на мысли, что хочу только одного: чтобы все это как можно скорее закончилось. Не важно как – но чтобы я мог с чистой совестью уйти писать репортаж. Но ничего не закончилось. Ни в тот день, ни на следующий, ни через месяц, ни сейчас. Я написал уже больше десятка репортажей, а противостояние в Киргизии все еще продолжается: волна то нахлынет, то схлынет.
Сейчас я понимаю, что борьба вообще никогда не заканчивается. Ее можно бросить, а можно даже и не пытаться – но выиграть нельзя. А если тебе кажется, что ты победил, то уже в следующий миг тебя, вероятнее всего, обманут. И нужно будет бороться опять за тот самый один счастливый миг.
Тюльпан или пропал
24 марта 2005 года
Сегодня в Бишкеке должны начаться массовые антиправительственные выступления. Вчера первый такой митинг был разогнан ОМОНом.
Белые кепки против белых бейсболок
В Киргизии сейчас школьные каникулы. Центральная площадь Ала-Тоо после полудня полна гуляющих: школьники, дети с родителями, фотографы, которые делают им снимки на память. На краю площади столпился народ – это очередь желающих сфотографироваться с огромными плюшевыми слоном и жирафом.
Несколько минут спустя хозяева игрушек начинают спешно засовывать их в кузов своей машины. Фотограф садится за руль, а две женщины начинают сзади толкать ее – в ворота находящегося прямо здесь же гаража.
– Помоги, пожалуйста, дотолкать машину, – обращается ко мне одна из них.
Еще не рассосавшаяся очередь недоумевает.
– А можно хоть фотографию получить? Мы вчера фотографировались... – обиженно говорит женщина с маленькой девочкой.
Фотограф подбегает к ней и начинает увещевать быстрым шепотом:
– Какая фотография? Уходите домой. Мы сейчас не работаем. Нам сказали срочно уйти, по крайней мере до пяти нас тут не будет. Некогда сейчас, уходите.
Я вопрошающе смотрю на помощницу фотографа.
– Подходили из хакимията (мэрии. – прим. автора). Сказали, что сейчас будет митинг и нам надо срочно уйти.
О митинге, намеченном на три часа дня, я и так знаю. Правда, оппозиция хотела собираться не на главной площади, где много госучреждений, а чуть поодаль – на 500 метров в сторону, на пересечении Чуйского проспекта и Советской улицы.
Я неспешно иду к месту проведения митинга. На автобусной остановке вдруг раздается громкий вздох. Женщины, вышедшие из магазина, хорошо видели с этой стороны улицы, как около десяти протестующих подошли к памятнику Уркые Салиевой – киргизской революционерке, которая в 1920-е годы выступила против басмачества, а из-за угла к ним вдруг побежали около 200 милиционеров, все они с офицерскими погонами. Некоторые женщины на остановке прижимаются к стенам зданий. Другие переходят улицу, чтобы рассмотреть поближе.
Поравнявшись с пикетчиками, стражи порядка берутся за руки и, образовав цепочку, оттесняют их на газон. Те не сопротивляются, они послушно идут назад, но при этом, не отворачиваясь, смотрят в лица милиционерам. Газон, на который они ступают, кажется свежим и мягким, но на самом деле его, очевидно, совсем недавно обильно полили, и ноги по щиколотку вязнут в мокрой грязи.
Одна из пикетчиц в громкоговоритель рассказывает собравшимся, зачем они собрались:
– Мы хотим знать правду о том, что происходит на юге страны, и о том, как прошли выборы. Мы просто хотим обменяться мнениями и заявить о своей позиции.
Вдруг в теснимой милицией толпе начинается потасовка. Пять-шесть плохо выглядящих женщин разного возраста начинают что-то громко кричать, размахивать руками, явно стараясь задеть митингующих. Одна из них кидается на женщину с громкоговорителем, пытается вырвать его.
– Зачем вы мешаете нам жить? Не надо создавать беспорядков! Уходите отсюда! Мы хотим жить спокойно! Вы продались за 20 долларов! – кричит она, стараясь ударить пикетчицу. Та отступает.
Демонстранты явно растеряны. Пять «сторонниц закона и порядка» кричат еще с минуту, потом резко замолкают. Я подхожу к одной из них, чтобы спросить, почему они решили прийти сюда.
– Не надо подходить ко мне! Не спрашивай меня! Отойди! – начинает она, едва не срываясь на истерику, и явно норовит влепить мне пощечину.
– Не подходите к ним, не обращайте на них внимания! Вы же видите, они пьяные, они не в себе! – обращается ко мне женщина с громкоговорителем. – Они приходят на все митинги, это дежурные провокаторши. Они, судя по всему, или из наркодиспансера, или заключенные, с поселений, – убрав мегафон в сторону, говорит она мне шепотом. Явно старается не навлечь на себя очередной всплеск гнева «сторонниц порядка».
Пока митингующих еще мало, эти пять женщин их легко перекрикивают. Но пока «передовые группы» пикетчиков отвлекают их, задние устанавливают на сухой лужайке с краю площади микрофон, динамики и генератор электричества. Начинаются выступления.
Молодые люди поднимают над толпой транспаранты с эмблемой молодежного движения «Бирге» («Вместе»). Его логотип до боли напоминает поднятый вверх кулак, который был символом сербского «Отпора», грузинской «Кмары» и украинской «Поры». Только киргизский кулак одновременно еще стилизован под цветок тюльпана. «Революция тюльпанов» – одно из названий нынешних событий.
«Наркоманки», как зовут их митингующие, то и дело пытаются пробраться в гущу митинга и выдернуть провода у генератора. Но пикетчики берутся за руки и создают живую стену вокруг ораторов. Всего таких живых стен на площади две – вторую, чуть большую, составляют милиционеры, окружающие митинг. Правда, где-то их кольцо точно не смыкается – митингующих становится все больше.
В какой-то момент с другого конца площади в сторону митингующих начинает двигаться довольно большая толпа – с шариками и в белых бейсболках. Ораторы испуганно переглядываются.
– Может быть, это «Кел-Кел» – оппозиционная молодежная организация. А может, и сторонники Акаева, те ведь тоже носят белые кепки, – объясняют мне митингующие.
Люди с шариками убыстряют шаг и быстро прорывают милицейское заграждение, вливаясь в ряды митингующих. Они оказываются активистами оппозиционного молодежного движения «Кел-Кел» и начинают обниматься с пикетчиками. Воспользовавшись суматохой, самая активная провокаторша прорывается к генератору, вырывает провода и начинает пинать ногами колонки. Ее пытаются оттеснить, и наконец завязывается драка. Кто-то из молодых людей хватает ее и пытается утащить с площади, она брыкается и матерится.
Чтобы заглушить крики ее и подоспевших подруг, юноши и девушки начинают хором скандировать лозунги своих организаций: «Бирге! Кел-Кел!»
Мимо них по Чуйскому проспекту проезжают несколько «Икарусов», забитых омоновцами. Молодежь перестает скандировать, когда на бордюр пешеходного перехода забирается пожилой человек в национальном колпаке. Это Болот Шамшиев, известный кинорежиссер. Он баллотировался в депутаты по тому же округу, что и дочь президента Бермет Акаева, но, по официальным данным, проиграл ей во втором туре.
– Я Болот Шамшиев! – начинает он.
Толпа разражается аплодисментами. Он произносит еще несколько слов, и в этот момент в толпу митингующих сзади врезается колонна омоновцев. Они бегут по двое и моментально разрезают митинг на две половины. Пожилого Болота Шамшиева сталкивают с бордюра. Каждую половину немедленно окружают. Лидеров скручивают.
– Не бежать! Не надо бежать! Без паники! – звучит над паникующей толпой. Но все бегут по залитому газону, меся ногами грязь.
– Они нас не должны тронуть. На Украине же их не тронули! – голос становится все тише.
Молодежь, которая только что скандировала «Бирге! Кел-Кел!», окружена. Омоновцы ставят их на колени и по одному быстро оттаскивают в автобусы. Один за другим от площади отходят шесть «Икарусов». В них от 150 до 250 задержанных.
По полю бегает грузный человек в штатском, который раскатистым басом отдает приказания омоновцам. Я бегу за ним, спрашивая, на каком основании разогнали митинг, ведь он вроде бы был санкционирован мэрией.
– Сейчас не время задавать вопросы! – не глядя на меня, рявкает он. – Так, вы к краю площади, цепь не размыкать!
Я не отстаю и прошу его объяснить, куда и почему везут молодых людей.
– В конце концов, перестанете вы мешать мне работать? – наконец замечает он мое присутствие и немедленно скрывается по ту сторону омоновского заграждения.
– Что же происходит? Там же были наши! Куда их потащили? Мы же просто пришли посмотреть, мы не члены этих организаций, – начинает плакать рядом со мной студентка.
– Девушка, освободите площадь, идите домой, – вежливо и даже виновато говорит ей лейтенант.
– Да идите вы в жопу! – вдруг срывается она и начинает рыдать. – Там мои друзья! Что же вы делаете? Как вам не стыдно? Вы головой своей думаете? Зачем вы так?
– Не надо, идите домой, – бормочет милиционер и быстро уходит.
Неожиданно площадь начинает наводнять другая толпа, тоже в белых кепках. Они разительно отличаются от тех чистеньких, радостных студентов, которых только что запихали в «Икарусы». Усталые и равнодушные, они строем идут заполнять то место, которое освобождают им омоновцы.
– Из какой вы организации? – спрашиваю я того, кто возглавляет шествие.
– Мы не из организации. Мы за порядок, закон и против беспорядков.
– А почему у вас такая кепка?
– А мне жарко, – все больше раздражается мой собеседник.
– А почему у вас у всех одинаковые кепки?
– А нам всем жарко, – почти с ненавистью в голосе кричит он и скрывается за омоновским ограждением.
Не то, чем кажется
Бишкек сейчас совсем не кажется революционным городом. Тут тепло и пахнет весной – совсем не похоже, к примеру, на Киев октября-ноября прошлого года. Хотя символические «помаранчевые» ассоциации можно отыскать на каждом шагу. Вчерашний подавленный митинг, скажем, находился совсем рядом с улицей Киевской, которая в двух шагах от местного «майдана» – площади Ала-Тоо.
На каждой улице висят растяжки, рекламирующие предстоящий концерт Софии Ротару. Она, кстати, выступала на майдане в поддержку Виктора Ющенко.
На бишкекском «майдане» даже стоит точно такая же сцена, какая была на киевском. Ее соорудили для праздника Навруз, который отмечали в понедельник, и до сих пор не разобрали. Может, пригодится.
Люди с виду спокойные, но стоит заговорить даже с незнакомцем, беседа немедленно переходит на политику.
– Слышали, что сегодня Акаев отправил в отставку генпрокурора и главу МВД? – вместо «здравствуйте» говорит мне таксист. – Генпрокурор, вернее, сам ушел. Он порядочный человек, очень уважаемый, не стал терпеть. А министра внутренних дел правильно он уволил. Это он приказал брать штурмом спящих людей в Джалал-Абаде.
– Так, значит, Акаев пошел на уступки?
– Мне так не кажется. Наоборот, новый еще хуже. Он очень близкий к Акаеву человек. Одноклассник его жены.
Жители Бишкека все время обсуждают последние новости, потому что по телевизору о них узнать невозможно.
– Из новостей нашего телевидения ничего узнать невозможно, – рассказывает мне молодой правозащитник Дмитрий Кабак.
Вокруг нас тут же собирается народ.
– Как российские каналы выворачивают информацию! Они ведь преподносят все так, как будто у нас здесь восстание узбеков против киргизов. Или говорят, что это война севера и юга. И то, что это только наркобароны воду мутят. Это, наверное, потому, что Путин поддержал Акаева.
– Да нет. Это неправда, – включается другой прохожий, – Путин не может поддерживать Акаева. Ты просто не смотри российские каналы.
А свое государственное телевидение в Бишкеке даже защищают.
– Только что мне позвонили с государственного телевидения – оно бунтует. 600 человек написали открытое письмо, в котором говорят, что поддерживают оппозицию, – говорит мне главный редактор оппозиционной газеты «Агым» («Течение») Мелис Эшимканов.
– Но почему же они не могут повлиять на содержание эфира?
– Как же они это могут? У них есть начальство. Но если 600 человек из тысячи сотрудников телевидения поддерживают оппозицию, это уже много.
Действительно, на юге страны, в Джалал-Абаде и Оше, телевидение ведет уже совсем другую политику.
– У нас телевидение нормально работает, – рассказывает мне по телефону бизнесмен и депутат парламента Баяман Эркинбаев. – Просто оно теперь говорит правду, дает не однобокую, а полную картину событий.
О том, что происходит за пределами Бишкека, в столице могут только гадать. Местные жители, даже сочувствующие оппозиции, говорят о бесчинствах и мародерстве в Оше и Джалал-Абаде. Лидеры оппозиции, находящиеся на юге страны, дают прямо противоположную картину событий.
– Сегодня у нас состоялось собрание сотрудников правоохранительных органов. Они решили вернуться к исполнению своих обязанностей, – рассказывает мне находящийся в Джалал-Абаде Джаныш Бакиев, брат лидера оппозиции, экс-премьера Курманбека Бакиева. – Областной парламент предложил три кандидатуры на пост и. о. главы УВД, и выбрали меня.
Бакиев 30 лет проработал в милиции, но несколько лет назад его сократили – он говорит, что из-за оппозиционной деятельности брата.
– С тех пор я просто помогал брату, работал в его штабе как юрист. В Джалал-Абаде меня хорошо знают, я там работал, поэтому местные милиционеры и выбрали меня.
По его словам, никаких следов беспорядков в городе нет, милиция и добровольцы-дружинники патрулируют улицы. Банки, магазины и учреждения работают в обычном режиме, и уже завтра начнется ремонт испорченных в минувшие выходные зданий.
У протестующих с милиционерами действительно очень странные отношения: разгоняя толпу, милиционеры стыдливо опускают глаза и просят «не держать на них зла».
Помощь идет
Лидеры оппозиции в один голос утверждают, что происходящее в Бишкеке – это агония власти. Они уверены, что все закончится очень быстро.
– Оппозиция уже полностью контролирует Ошскую, Джалал-Абадскую, Баткенскую области, а также частично Таласскую, Нарынскую и Иссык-Кульскую, – рассказывает мне Баяман Эркинбаев, один из бизнесменов-оппозиционеров, выигравший последние парламентские выборы, но не приехавший на первое заседание парламента, а оставшийся в Оше.
Главное сражение за Бишкек начинается сегодня. С 12 часов оппозиция одновременно организует сразу пять митингов в разных местах. На каждом планируется собрать по 5 тыс. человек или даже больше, потом все они пойдут к зданию президентской администрации. Вчерашний митинг возле памятника Уркые Салиевой был только подготовительным.
Как рассказывает мне один из лидеров оппозиции, Мелис Эшимканов, часть милиции уже сегодня перейдет на сторону восставших. В частности, замглавы МВД Суранчиев пообещал оппозиции, что вне зависимости от того, уволят ли его до вечера или нет, он примет участие в антиправительственных пикетах и поведет за собой своих людей.
Мелис Эшимканов, как и все лидеры оппозиции, боится провокаций. Он рассказывает, что в том округе, где он баллотировался, его помощники обнаружили три грузовика с булыжниками. По его мнению, власти заготовили их для того, чтобы во время сегодняшних протестов вывести на улицы свои контрмитинги, вооружить их камнями и тем самым спровоцировать насилие.
– До самого начала протестов мои люди будут уламывать водителей этих грузовиков, уговаривать их не слушаться властей и уехать, – говорит оппозиционер.
Еще он уверен, что массовых проправительственных митингов сегодня собрать не удастся. Два дня назад на площади Ала-Тоо власти собрали 10 тыс. студентов и бюджетников.
Зато на помощь жителям Бишкека, говорят, уже приехали активисты с юга. По словам Баямана Эркинбаева, в Бишкеке сейчас около 5 тыс. только из Оша и Джалал-Абада.
– Акаева уже перестали поддерживать те люди, на которых он совсем недавно опирался, – некиргизское население, прежде всего русские. Теперь они тоже ненавидят его, русскоязычное население Киргизии на нашей стороне, – уверяет Мелис Эшимканов. – Мне даже жаль Акаева. Он начинал очень неплохо, и лично я до самого последнего момента был в конструктивной оппозиции к нему. Три года назад я уговорил его пойти на уступки, мы разговаривали с ним в Вашингтоне в присутствии Джорджа Буша. И я предлагал ему провести реформы, которые могли бы спасти его и страну, отпустить политзаключенного Феликса Кулова, обуздать свое окружение и номенклатуру. Но он не послушал. Он кинул нас – и стал заложником своей семьи, своей жены, которая на самом деле держит в своих руках всю власть в стране. Может показаться, что это мы, оппозиционеры, делаем эту революцию. Но на самом деле все это не так. Это сам Акаев сделал эту революцию. Только его вина в том, что происходит, и если он сейчас не одумается, его точно ждет судьба Чаушеску.
«Коммерсантъ», 24.03.2005