17 мая 2005 года
Вчера в Ташкенте прошел митинг памяти погибших в минувшие выходные в Андижане. Массовых протестов не было. На митинг пришли несколько узбекских правозащитников с гвоздиками и около 30 российских журналистов с вопросом: почему никто в столице не реагирует на события в Андижане? Свой ответ на этот вопрос получил и я.
Как это ни странно, жители Ташкента знают о том, что случилось в Андижане. Вернее, догадываются. Местные СМИ сообщили о случившемся только то, что сказал в своем выступлении президент Ислам Каримов. Но для многих и этой информации было достаточно.
– Представляешь, прихожу домой, кидаюсь к телевизору, пытаюсь узнать, что там и как в Андижане. А там ничего – черный экран, – жалуется мне местный предприниматель Шукрат, – и радио тоже молчит. Ну просто смех. Когда ничего не происходит, все у нас работает, все нормально. Но чуть что случись – хоп, и они выключили рубильник. Никакого телевидения. Так что мы уже по этому научились определять: если телевидение не показывает, значит, опять происходит что-то страшное. А еще одно правило: на самом деле все не так, как говорят власти, а наоборот. Если правительство говорит, что жертв мало, значит, их – горы. Если утверждает, что террористы напали, значит, силовики кого-то покрошили и теперь отмазываются. Так все было в Андижане, да? Расскажи!
Шукрат, конечно, лукавит. Информации в Ташкенте намного больше: ее черпают из Интернета, из новостей спутниковых каналов «Би-Би-Си» и Euronews. Да и российские каналы местные власти не всегда вырубают вовремя.
– Я тут как-то прихожу домой, включаю телевизор, а там говорят: «Каримов – самый жестокий правитель в СНГ». Я аж вздрогнул, зову жену. И сразу же – хлоп. Выключили нам телевидение. Снова отдыхаем.
Еще один надежный источник информации – звонки родственников. Городские телефоны во многих городах Ферганской долины не работают, но мобильная связь, хоть и нестабильная, есть. «Силовики же тоже пользуются „соткой“, поэтому и не могут ее выключить», – объясняли мне в Андижане.
Сейчас основное внимание Узбекистана приковано уже не к Андижану, а к маленькому городку Кара-Суу, находящемуся на границе с Киргизией. По нескольку раз в день рассказывают, что Андижан уже подавили, а Кара-Суу пока не трогают, хотя власть там уже несколько дней принадлежит народу. Жители городка захватили хокима (мэра), сожгли городской хокимият (администрацию) – и вот уже несколько дней в Кара-Суу нет милиции, СНБ и прочих силовых структур. Жители Кара-Суу достроили недостающую секцию моста через реку, разделяющую территории Узбекистана и Киргизии, и тысячи людей со всей Андижанской области бросились в Киргизию, в Ош. О послереволюционной Киргизии в Ферганской долине вообще часто говорят почти как о земле обетованной.
Точно так же, как и новости – по телефону и через Интернет, передают информацию о намеченном на три часа дня возложении цветов к Мемориалу мужества – памятнику жертвам ташкентского землетрясения 1966 года. Так местные правозащитники решили почтить память погибших при событиях в Андижане.
На площади возле памятника немноголюдно. Митингующих – 5-10 человек. Журналистов – человек 30, если не больше.
– Нас, когда мы только начали здесь собираться, попытались прогнать. Но, увидев журналистов, они испугались, – рассказывает Эльмира Хасанова из комитета свободы слова и выражения. Она рассказывает, что правозащитники пришли сюда, чтобы выразить скорбь по погибшим в Андижане, что они не делают ничего противозаконного, не призывают к свержению строя, поэтому не понимают, почему они могут кому-то помешать.
К памятнику подбегает местный корреспондент «Би-Би-Си» Алишер и кричит, что только что около площади арестовали сотрудницу ОБСЕ и переводчика «Би-Би-Си».
– Пойдемте все вместе, они там, в автобусе! Если мы пойдем все вместе, их освободят. Они там, в автобусе.
Журналисты начинают медленно двигаться к дороге. Правозащитники обиженно смотрят вслед, но не идут. Автобус с задержанными трогается.
– Мы возмущены тем, что в стране не объявлен траур! – продолжает Эльмира Хасанова и вместе с тремя другими женщинами кладет красные гвоздики к памятнику.
Фотокорреспонденты и телеоператоры снимают. Съемочная группа одного российского телеканала не успевает снять эту сцену, корреспондент мнется, извиняется и просит женщин взять цветы и возложить их еще раз. Они покорно следуют его указаниям.
– А нас сейчас снимаете не только вы, – говорит журналистам руководитель комитета свободы слова и выражения Инера Сапаргалиева, – видите того человека в клетчатой рубашке, с маленькой видеокамерой? Мы уже так привыкли к его лицу, что даже почти перестали его замечать. Он из службы национальной безопасности, ходит на все наши мероприятия. Все записывает.
Один из вопросов, который волнует большинство журналистов: почему к Мемориалу мужества пришло так мало людей?
Правозащитники разводят руками и говорят, что им просто не удалось никого предупредить.
– А главное, потому что люди боятся! – берет слово Агзам Тургунов, руководитель ташкентского отделения партии «Эрк», – сейчас люди в таком состоянии, что, если к ним придут домой и их детей начнут стрелять, они и то ничего не скажут. Парализованы страхом!
– А еще политическая активность низкая, потому что узбекский народ еще не сложился как государствообразующая нация. Люди не чувствуют ответственности за собственную страну, – добавляет Ахтам Шаймарданов из Партии свободных земледельцев, – вот, например, вся Ферганская долина сейчас в шоке, а людям в Ташкенте вроде как все равно. Хотя ситуация, конечно, улучшается. Еще три года назад я и подумать не мог о том, чтобы выйти на площадь, пикетировать. А сейчас нормально, привык, втянулся. И политизация потихоньку идет. Народ будет подниматься.
– Но, наверное, события, подобные андижанским, еще сильнее запугают людей. После этого уже никто не решится выходить на митинги, – предполагаю я.
– Да сильнее уже некуда. У нас и так запугивание на запредельном уровне. Следующий этап – это если люди в отчаянии и истерике начнут самосожжения.
– Но что же вы, как оппозиционеры, предполагаете делать? – спрашиваю я.
– Главное, чего мы хотим, – это чтобы наши партии были зарегистрированы, чтобы мы могли вести открытую политическую деятельность. Потому что если нам этого не позволят, то потом появится какой-нибудь случайный человек, может быть, какой-нибудь экстремист или фундаменталист, и он поведет за собой народ.
Журналисты устают от разговоров, правозащитники начинают расходиться. Через несколько минут к памятнику подходят трое молодых парней с красными гвоздиками, спешно кладут их на постамент и быстрыми шагами уходят прочь.
Площадь перед памятником пустеет, и место митинговавших тут же занимают подростки-скейтбордисты.
После митинга я решаю спросить у представителей властей, будет ли объявлен траур. Звоню в государственное информагентство «Жахон», входящее в структуру МИДа.
Поднявший трубку чиновник разговаривает подчеркнуто грубо:
– Кто такой? Что надо?
Когда я представляюсь и задаю свой вопрос, он делает паузу. А потом продолжает быстро, тихо и совсем другим тоном.
– Знаете, давайте мы сделаем вид, что вы нам не звонили? Думаете, нам приятно? Пишите правду, и все. – Он снова резко меняет тон. – Аккредитация есть у вас? Никаких комментариев не будет! Речь президента надо было слушать!
Снова пауза. И снова тихо:
– До свидания. Пишите правду.
«Коммерсантъ», 17.05.2005
Мастер-класс Ислама Каримова
23 мая 2005 года
На прошлой неделе российское руководство выразило полную поддержку властям Узбекистана, жестко подавившим мятеж в Андижане. И это естественно: президент Ислам Каримов первым среди лидеров СНГ дал отпор «цветной революции», распространения которой так боятся в Москве.
Как Ислам Каримов поправил Аскара Акаева
Примерно за месяц до киргизской «революции тюльпанов» президент Узбекистана Ислам Каримов неожиданно сделал довольно резкий и нехарактерно для него грубый выпад в адрес коллеги – тогда еще президента Киргизии Аскара Акаева. Он обвинил его в бездействии, в том, что тот не смог вовремя «задушить оппозицию», а значит, сам виноват в нарастающем недовольстве. И после этого он не упускал возможности кольнуть соседа, периодически прилюдно упрекая его в слабости. В каждом подобном высказывании Каримова содержался намек: уж у себя-то узбекский лидер такого не допустит.
Официальный Бишкек так никак и не реагировал на обидные слова Ислама Каримова. А уже лишившись президентского кресла, Аскар Акаев даже признался, что президент Узбекистана был прав. В своем первом послереволюционном интервью, в эфире радиостанции «Эхо Москвы», отвечая на вопрос ведущего, какой бы совет он мог дать своим коллегам, Аскар Акаев посетовал на то, что «не защитил свою демократию». И порекомендовал остальным лидерам СНГ без колебания применять силу, «если это понадобится для защиты демократии», ведь демократия в СНГ очень слаба и не может сама себя защитить.
Что Ислам Каримов – не Аскар Акаев, стало ясно очень скоро. 13 мая в Андижане начался бунт, по сценарию очень напоминавший революцию в Киргизии, тоже начинавшуюся не в столице, а в провинции, с захвата обладминистрации в Оше.
Два месяца назад Аскар Акаев с самого начала ошских событий перестал появляться на публике. Пока засевшие в Оше оппозиционеры давали пресс-конференцию, президент Киргизии просто исчез – иностранные СМИ предполагали, что он тайно летал советоваться в Москву. Ислам Каримов, напротив, полетел на место событий – в Андижан. В сам город, правда, не заехал, а обосновался в аэропорту, где и создал штаб подавления мятежа.
Пытаясь подавить восстание в Оше, Аскар Акаев действовал так: с наступлением ночи в обладминистрацию ворвались спецназовцы, они хватали сидевших там людей (в основном женщин) и вытаскивали их на улицу. Выдворение сопровождалось ударами дубинок, некоторых также выкидывали из окна. Для проведения этой щекотливой операции были применены надежные силы – как заявляли тогдашние киргизские оппозиционеры, специально для штурма ошской администрации в город привезли казахский спецназ. Очевидно, власти опасались, что киргизский может отказаться выполнять приказы командования. Огонь по восставшим киргизские власти предпочли не открывать, и жертв не было.
Ислам Каримов подошел к андижанской проблеме иначе. С наступлением темноты к захваченному хокимияту подъехали не автобусы с невооруженными спецназовцами, а бэтээры. И без предупреждения открыли огонь на поражение.
Все еще не совсем ясно, кому был поручен расстрел. Как заявлял андижанский правозащитник Саиджахон Зайнабитдинов, из числа военнослужащих для подавления восстания были привлечены только контрактники – служащим по призыву такого дела не доверили. Кроме того, я сам видел на улицах Андижана на следующий день после расстрела немало бойцов элитного подразделения «Барс» – молва утверждала, что именно они открывали огонь по толпе.
Наконец, многие жители Андижана предполагали, что власть не сразу начала подавление восстания, а позволила мятежникам почти сутки владеть городом, потому что ей требовалось время для переброски в город войск из других частей страны.
В очередной раз Ислам Каримов вспомнил о Киргизии на следующий день после событий – 14 мая. Выступая по телевидению, он заявил, что мятежники «пытались повторить киргизский сценарий». Кроме того, как бы возвращаясь к своей прежней критике Аскара Акаева, он заявил, что не понимает, «как можно одновременно быть либералом и опираться на клановую систему». Еще примерно треть выступления была, по сути, посвящена разъяснению одной мысли, уже и так сделавшейся для всех очевидной: «Каримов – это не Акаев».
Откуда в Узбекистане взялась оппозиция
Все последние годы основные усилия официальной пропаганды Узбекистана были посвящены одному – разоблачению исламских фундаменталистов. Еще в 1998 году в республике было создано Исламское движение Узбекистана (ИДУ), с которым Ислам Каримов начал непримиримую борьбу. Узбекский лидер запугивал своих иностранных партнеров тем, что единственная альтернатива его режиму – это создание в стране исламского государства, и если он хотя бы немного ослабит хватку, то к власти придут фундаменталисты.
Особое понимание его слова стали находить на Западе после 11 сентября 2001 года. США начали военную кампанию в Афганистане, лидеры ИДУ Джума Намангани и Тахир Юлдашев стали сражаться на стороне талибов, а Вашингтон внес их в черный список террористов. Одновременно Ташкент стал ключевым союзником Вашингтона в борьбе с международным терроризмом в регионе, и США открыли в стране военную базу.
Боролся с исламским экстремизмом президент Узбекистана очень решительно. Под предлогом ликвидации исламистов были фактически уничтожены остатки оппозиции в стране. Все религиозные организации, по большей части оппозиционные режиму, подверглись гонениям. По всей стране было закрыто огромное количество мечетей, признанных «рассадниками ваххабизма». С уничтожением ИДУ (Джума Намангани был убит в Афганистане в 2001 году) основным врагом узбекского лидера стало движение «Хизб-ут-Тахрир», официально отрицающее насильственные методы борьбы. Ташкент утверждал, что эта группировка стоит за организацией терактов в стране.
В наибольшей степени борьба Ислама Каримова с исламизмом затронула Ферганскую долину – наиболее густонаселенную и традиционно религиозную часть страны. В ней обвинение в исламском экстремизме стало, наверное, наиболее частым в судебной практике.
Именно в исламском экстремизме был обвинен в 1999 году предприниматель из Андижана Акром Юлдашев, приговоренный к 17 годам тюрьмы, а в феврале этого года – 23 бизнесмена, входившие в его кружок и считавшие себя его учениками. «Группу 23» заподозрили в создании подпольной организации «Акромийя». Как убеждали меня хорошо знавшие обвиняемых, они действительно были религиозными людьми, но не экстремистами. По словам бывшего адвоката акромистов Саиджахона Зайнабитдинова, арестованные преимущественно занимались бизнесом, и преследование было начато исключительно с целью завладеть их компаниями, а вовсе не потому, что они представляли опасность для режима.
Так или иначе, когда родственники и сторонники акромистов выступили против правительства и заняли хокимият, у Ташкента не оставалось другого выбора, кроме как объявить восставших исламскими террористами. А для обоснования террористической версии превращение мирного митинга в кровавую бойню было просто необходимо. Официальные власти упорно отрицали то, что на центральной площади Андижана проходил многолюдный антиправительственный митинг, заявляя, что все оказавшиеся там были либо террористами, либо захваченными ими заложниками.
По рассказам жителей Андижана, власти не пытались вести переговоры с восставшими. Однако ровно за час до начала расстрела администрация президента Узбекистана заявила, что попытки начать переговоры имели место, но «боевики, прикрываясь женщинами и детьми, не идут ни на какие компромиссы». Потом на площади появились бэтээры, которые обратили «террористов» в бегство, а затем преследовали их по всему городу.
Почему мир поддержал Ислама Каримова
Ислам Каримов в течение практически всего своего правления умудрялся искусно лавировать между основными внешнеполитическими партнерами, сохраняя хорошие отношения и с США, и с Россией, и с Китаем. За эти годы президент Узбекистана почти убедил все эти страны в своей незаменимости. Вашингтон, например, был и, скорее всего, остается уверен, что режим Ислама Каримова – наилучшее спасение региона от исламских радикалов.
США отнюдь не жестко реагировали на события в Андижане. Первое, что сделал госдепартамент, – это выразил озабоченность по поводу того, что по вине акромистов из тюрьмы могли убежать боевики ИДУ. И даже в конце прошлой недели, когда правозащитники и оппозиционеры провели подсчет жертв андижанского расстрела, жесткая Кондолиза Райс всего лишь призвала Ташкент «к максимальной открытости во время проведения расследования». В отношении властей других стран, испытавших на себе «цветные революции», Вашингтон высказывался намного более критично.
Китай также заинтересован в том, чтобы режим Каримова как можно дольше оставался у власти. Пекин уже был крайне обеспокоен «революцией тюльпанов» в Киргизии, поэтому совсем не хотел бы видеть развитие революционной ситуации у своих границ. Озабоченность Китая связана с уйгурской проблемой – приход к власти в Узбекистане исламистов, как и любое другое революционное преобразование, наверняка вдохновит на продолжение борьбы за независимость жителей Восточного Туркестана – китайского Синьцзян-Уйгурского автономного района. Пекин с самого начала безоговорочно поддержал действия Ислама Каримова. Более того, ближайший зарубежный визит – первый, который совершит президент Узбекистана после событий в Андижане, – будет именно в Китай.
Наконец, еще одной заинтересованной в жесткости Ислама Каримова стороной оказалась Москва. Российские власти были всерьез напуганы распространением революций и готовы закрыть глаза на любые действия властей Узбекистана, лишь бы только они остановили продвижение «оранжевых» по СНГ.
Находясь в здании андижанского хокимията, восставшие обращались к президенту Владимиру Путину с просьбой стать посредником на их переговорах с узбекскими властями. Эту просьбу российскому лидеру явно никто не передал – зато сам он охотно позвонил Исламу Каримову, чтобы обсудить с ним детали подавления мятежа. А российский МИД стал активно пересказывать официальную версию Ташкента, называя восставших исламскими террористами. В одном из выступлений российский министр Сергей Лавров подчеркнул даже, что события в Узбекистане никак нельзя поставить в ряд мирных «цветных революций». А раз так, то и жесткость властей вполне оправданна.
Почему революция в узбекистане не будет оранжевой
С самого начала истории независимого Узбекистана в стране практически отсутствует оппозиция. В конце 1980-х годов, когда Ислам Каримов только пришел к власти, против него начали бороться партии «Бирлик» и «Эрк». Однако история их противостояния с властями была недолгой. Против обеих партий начались гонения, их лидеры Абдурахим Пулат и Мохаммед Солих уехали за границу. И после этого в стране не осталось никакой легальной оппозиции. Сейчас в Узбекистане нет ни одной зарегистрированной партии. Одно это делает совершенно невозможной «цветную революцию» – потому что и на Украине, и в Грузии, и в Киргизии борьба шла между властью и легальными политическими силами.
Любая из удавшихся «цветных революций», несмотря на все различия, проходила по похожему сценарию. Власти противостояли выходцы из госноменклатуры, бывшие премьеры и министры. Пиком противостояния становились сфальсифицированные властями выборы. А завершалось все диалогом и достижением компромисса между прежней элитой и приходящей на ее место новой.
В случае с Грузией дочери Эдуарда Шеварднадзе пришлось всего лишь заплатить выкуп за своего арестованного мужа – на этом преследования президентской семьи закончились, а ему самому даже сохранили госрезиденцию. На Украине Леониду Кучме тоже не пришлось бежать из страны. Он сам одобрил изменение закона о выборах, позволившего Виктору Ющенко победить, добившись, очевидно, некоторых гарантий. Нынешние киевские власти совсем не собираются отбирать у клана Леонида Кучмы всю собственность, обещая ограничиться лишь «Криворожьсталью». Даже в Киргизии, где Аскар Акаев бежал, имущество его семьи уже в опасности, а у дочери Бермет отобрали депутатский мандат, компромисс имел место. Ведь при новой революционной власти остался работать «акаевский» парламент, против которого так упорно боролась прежняя оппозиция. Чтобы не нагнетать обстановку, бывшие оппозиционеры договорились с входящими в акаевский клан парламентариями.
В Узбекистане подобная ситуация невозможна. Исламу Каримову, даже если по примеру Андижана вдруг заполыхает весь Узбекистан, будет не с кем вести переговоры.
Известные, но разгромленные им оппозиционные партии «Бирлик» и «Эрк» находятся в изгнании и уже ни на что не влияют. Активизировавшаяся сейчас партия «Свободные земледельцы» также не сможет дать прежней элите никаких гарантий, поскольку неизвестна степень ее влиятельности.
Местные авторитеты вроде восставших акромистов также не подходят нынешней власти в качестве собеседника, поскольку их влияние распространяется только в пределах одной области.
В той ситуации, когда диалог вести невозможно, у власти остается только один выход – стрелять. И тогда ее положение становится совсем безвыходным. У нее нет оппонентов, а есть только враги. И враги не персонифицированные, воплотившиеся в лидерах каких-либо партий, а невидимые, растворенные в народе. После расстрела в Андижане врагом власти стала почти вся Ферганская долина, населенная родственниками убитых.
Однако еще хуже для Ташкента то, что после первого же расстрела узбекская власть оказалась под пристальным вниманием. До Андижана она могла спокойно разгонять демонстрации, закрывать газеты, арестовывать оппозиционеров – этого никто бы не заметил. Теперь же Ислам Каримов оказался на виду у всего мира – ситуация, к которой он совсем не готов и которая его очень нервирует. Он не мог на глазах у всего мира совершить второй расстрел, подобный андижанскому, в вышедшем из повиновения городке Кара-Суу. А пример Кара-Суу может оказаться для жителей Узбекистана важнее, чем пример Андижана. Если такой на вид грозный режим Каримова целую неделю не мог расправиться с маленьким городком наузбекско-киргизской границе, значит, он в чем-то слаб.
В разговорах с жителями Андижана я заметил, что при упоминании Киргизии или города Кара-Суу, находящегося на границе с ней, лица меняются. Киргизия в сегодняшнем Узбекистане воспринимается как рай, который находится совсем недалеко. Неудивительно, что восставшие в Андижане уже после того, как правительственные войска начали их расстреливать, побежали в Киргизию.
«Революция в Киргизии была для нас как свет в конце туннеля», – объяснял один из митинговавших в Андижане. С фактическим присоединением к Киргизии Кара-Суу этот свет стал ярче. И вряд ли властям Узбекистана удастся его погасить.
Правда, революция в Узбекистане, которая рано или поздно произойдет, точно не будет «цветной». Потому что все «цветные» революции были бескровными.
«Коммерсантъ ВЛАСТЬ», 23.05.2005