«Революция в Киргизии была для нас как свет в конце туннеля», – объяснял один из митинговавших в Андижане. С фактическим присоединением к Киргизии Кара-Суу этот свет стал ярче. И вряд ли властям Узбекистана удастся его погасить.
Правда, революция в Узбекистане, которая рано или поздно произойдет, точно не будет «цветной». Потому что все «цветные» революции были бескровными.
Город в шлепанцах
22 сентября 2005 года я написал текст для «Коммерсанта», который, наверное, вспоминаю чаще всего. Эта колонка ни на что не повлияла. Ничего не изменила. Упомянутый в тексте Сергей Иванов – тогда министр обороны – после этого стал вице-премьером и мог даже стать преемником Путина и президентом России. Но не стал. А потом стал главой путинской администрации. А потом стал его спецпредставителем по экологии. И наверняка забыл про то, о чем идет речь в тексте.
А Ислам Каримов умер в 2016 году, через 12 лет после андижанского расстрела. И ничего в Узбекистане не поменялось. Как и в России.
«Коммерсантъ», 22.09.2005
Я был в Андижане 14 мая 2005 года. Это было на следующий день после расстрела. Город был весь усеян обувью. Такими резиновыми шлепанцами, в которых часто ходят летом небогатые жители теплых южных городов.
Большую часть трупов убрали еще ночью. Сначала женские и детские тела увезли и свалили в яму где-то за городом. Потом стали собирать мужские. К утру лишь около полусотни трупов ровными рядами лежали на главной площади. И, наверное, еще столько же по городу. Но истинные масштабы ночной трагедии выдавали шлепанцы – они были повсюду. Когда ночью под проливным дождем люди пытались спастись от расстреливавших их военных, они не думали, куда и в чем они бегут. Они бежали босиком по трупам своих соседей.
Наутро следов крови на земле почти не было – всю ночь лил дождь. Зато, переходя улицу, нужно было смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться, наступив на лежащие на асфальте маленькие мокрые детские шлепанцы. И еще на гильзы крупного калибра. Их, конечно, было намного больше.
На процессе, который сейчас проходит в Ташкенте, я, наверное, тоже мог бы выступить свидетелем. А может, мог бы стать и обвиняемым – раз в качестве подозреваемого по делу проходит Саиджахон Зейнабитдинов, интеллигентный правозащитник, с которым я встречался в тот день в Андижане. Он несколько дней безвылазно сидел дома и говорил: «Стоит мне выйти, менты под шумок шлепнут меня».
Он пропал без вести через три дня после нашей встречи. Зейнабитдинов поплатился за то, что он тогда налево и направо говорил о том, что все дело «акрамистов» сфабриковано властями и началось всего лишь с того, что областные власти захотели прикарманить их бизнес.
Про то, что нынешний процесс сфабрикован, знают, к счастью, не только пропавшие без вести правозащитники. И не только те люди, кто через 40 дней после андижанской резни вышел на ташкентскую площадь с плакатом «Спите спокойно, дети Андижана, – Ислам Каримов ответит за вашу смерть в международном уголовном суде». Кажется, почти весь мир понимает, что на самом деле произошло в Андижане 13 мая. Ведь именно мировое сообщество не позволило киргизским властям выдать Узбекистану тех несчастных беженцев, которые спаслись от андижанской резни. Иначе бы и беженцы сейчас признавались в терроризме, шпионаже и прочих смертных грехах.
Ислам Каримов тоже понимает, что нынешний процесс – это суд над ним самим. Потому-то он и обвиняет всех и вся: зарубежные разведки, террористические сети, мощный заговор, тренировочные базы по всему миру. Он всем бросил вызов и знает, что ни один западный лидер никогда не подаст ему руки.
Россию нынешнее положение Узбекистана устраивает. Российские власти тоже все понимают, но им все равно. Сергей Иванов прилетает в Ташкент в день суда и жмет руки узбекским силовикам, отдававшим приказ стрелять 13 мая. А потом они проводят военные учения – отрабатывают уничтожение террористов.
И я надеюсь только на одно: что эти террористы не бегают в мокрых детских шлепанцах.
V. Арабо-израильский мир. Борьба за войну
Писать о противостоянии израильтян и арабов очень сложно, потому что, как бы ты ни написал, тебя всегда обвинят в пристрастности. В арабских странах – в Египте ли, в Иордании или в Катаре – меня традиционно обвиняли в произраильском уклоне. Израильтяне, а также многие российские коллеги, наоборот, чаще всего говорили о моих проарабских симпатиях. «А ты, оказывается, за евреев», – говорили мне одни, «ну, ты учился в Каире, ты, конечно же, за арабов», – не сомневались другие, «я вообще-то за мир», – говорил я и тем и другим. И, что удивительно, и те и другие воспринимали мой ответ с недоверием и не слишком благосклонно. Довольно скоро мне стало ясно, почему. Эта война – не за мир. Это война за войну. Война сама по себе является конечной целью и ценностью. Поэтому я твердо осознал, что я не могу быть ни за тех, ни за других. Я просто против.
Фанаты и фанатики
В марте 2004 года, после того, как в секторе Газа были убиты лидеры движения «Хамас» шейх Ахмед Ясин и Абдель-Азиз Рантиси, в арабском мире начались студенческие волнения. Став их свидетелем в Каире, я поймал себя на мысли о том, что где-то все это уже видел.
Египтяне очень любят футбол. В Каире жизнь бурлит до поздней ночи, и даже ближе к утру здесь можно увидеть футбольное поле, где все еще идет игра. В этот раз я приехал в Каир ночью и, несмотря на поздний час, отправился гулять по городу. На площади перед Каирским университетом меня нагнал молодой парень, мгновенье назад игравший с друзьями в футбол, и предложил к ним присоединиться – раз уж я не сплю в 4 часа утра.
Днем на университетской площади тоже идет игра. Мальчишки – может, даже те, которые играли здесь ночью, – гоняют мяч на небольшом свободном пятачке посреди проезжей части. А буквально в 50 метрах от них стоят грузовики с военными.
Главный вход в университет оцеплен. Около ворот буквой «П» выстроились солдаты в черном. В руках – пластиковые щиты, на которых написано «Центральная служба безопасности», и длинные дубинки из бамбука.
Они стоят неподвижно, спиной к играющим в футбол, и через железную решетку наблюдают за тем, что происходит на территории университета. Там идет демонстрация.
– Давай, давай, вперед, «Хамас»!
– Америка, Аллаха враг!
– О Израиль, о подлец!
– Сионизму придет конец! – выкрикивает толпа студентов. Один из них, с мегафоном, произносит по строчке – остальные хором повторяют. Если не вдаваться в смысл – очень похоже на кричалки футбольных болельщиков.
Многие молодые люди тянут вверх руки с Кораном, некоторые держат самодельные бумажные плакаты, обещающие, что «день поражений прошел, настал день побед». Впереди несут несколько белых полотнищ. На одном нарисован убитый израильтянами три недели назад маленький шейх Ясин в инвалидной коляске, а над ним – большой черный израильский самолет и три летящие ракеты со звездами Давида. На втором – лежащий Абдельазиз Рантиси под точно таким же самолетом. «Все мы – шейх Ясин и шейх Рантиси», – гласят надписи под рисунками.
Отдельно от молодых людей протестует большая группа девушек в хиджабах. Они стоят в некотором отдалении от основной демонстрации и молча поднимают вверх маленькие карманные Кораны.
Вокруг демонстрации продолжается студенческая жизнь. Некоторые лекции отменили, и многие студенты высыпали из аудиторий посмотреть на манифестацию сверстников. Среди наблюдающих заметно немало футбольных болельщиков. Кто-то из них, несмотря на жару, пришел учиться в шарфе любимой команды – один болеет за каирский «Замалек», другой предпочитает мюнхенскую «Баварию».
– Этой демонстрацией мы хотим разбудить арабский мир, – говорит мне Махмуд, студент с факультета коммерции. – Многие стали забывать, что в Палестине каждый день убивают людей. Да как! Шейх Рантиси был безоружным, а по нему выпустили три ракеты.
– Мы призываем наших собратьев бойкотировать американские и израильские товары, – вторит ему Ахмед с филфака, – потому что деньги, которые мы им платим, возвращаются к нам в виде пуль и ракет.
Эта идея, впрочем, витает в Египте уже давно. Еще в 2000 году, когда только начиналась палестинская интифада, в арабском мире стали активно говорить о бойкоте. В Каире основными символами американского империализма стали Coca-Cola и закусочные McDonald's и KFC.
К несчастью для «жареных цыплят из Кентукки», ресторанчик этой сети был расположен прямо напротив Каирского университета. В прошлом году, как только началась война в Ираке, его разгромили во время студенческих волнений. Сейчас на этом месте находится закусочная под названием Mo'min («Правоверный»).
Главная площадь Каира – Тахрир (площадь Освобождения) – уже давно перегорожена. Так давно, что местные жители почти перестали это замечать. Через всю площадь – от Египетского музея до громадного административного здания – тянется забор. За ним уже много лет стоят краны, ведутся какие-то работы. Что строят, никто не знает. Впрочем, иностранные журналисты то ли в шутку, то ли всерьез говорят, что площадь перегородили, чтобы не было масштабных демонстраций. Они, конечно, проходят. Но демонстрантам приходится ютиться на краю площади, откуда полиция быстро разгоняет их по переулкам. Так было и с демонстрациями по случаю смерти Ахмеда Ясина и Абдель-Азиза Рантиси.
Сейчас по периметру площади Тахрир висят огромные плакаты: «Египет приглашает на чемпионат мира по футболу 2010 года». Реклама египетской заявки на проведение мирового первенства развешана по всему городу. На выезде с пирамид и перед аэропортом висят огромные растяжки: «Поверьте, мы проведем лучший чемпионат мира в истории».
По телевидению реклама будущего чемпионата прерывает актуальные ток-шоу.
– Как вы считаете, справедливо ли то, что американцы считают моджахедов из движения «Хамас» террористами? – спрашивает ведущий своих гостей после рекламы. Те начинают горячиться и говорить, что американцы пристрастны, они считают террористами всех палестинцев, зато оправдывают все действия израильтян.