нет главного, т. е. учета реальных возможностей, хозяйственного, финансового, культурного порядка. Этот «план» нарушает в корне всякую мыслимую и допустимую пропорцию между армией, как частью страны, и страной, как целым, с ее лимитами хозяйственного и культурного порядка….
Как мог возникнуть такой план в голове марксиста, прошедшего школу гражданской войны?
Я думаю, что «план» т. Тух–го является результатом модного увлечения «левой» фразой, результатом увлечения бумажным, канцелярским максимализмом.
«Осуществить» такой «план» — значит, наверняка загубить и хозяйство страны, и армию: это было бы хуже всякой контрреволюции.
Отрадно, что Штаб РККА, при всей опасности искушения, ясно и определенно отмежевался от «плана» т. Тух–го.
23.3.30.
Твой И. Сталин»107 Возмущенный Тухачевский решился не «проглатывать пилюлю» и написал Сталину докладную записку, выдержанную хоть и в подобострастном по форме тоне, но вполне уверенную по содержанию:
«Командующий войсками ЛВО 30 декабря 1930 года Ленинград Сов. секретно Уважаемый товарищ Сталин!
В разговоре со мной во время 1б–го партсъезда по поводу доклада Штаба РККА, беспринципно исказившего и подставившего ложные цифры в мою записку о реконструкции РККА, Вы обещали просмотреть материалы, представленные мною Вам при письме, и дать ответ.
Учитывая Вашу занятость, я думаю, что Вы физически не будете в состоянии ни просмотреть мои материалы, ни сличить их с докладом Штаба РККА. В связи с этим, у меня к Вам очень большая просьба:
поручить просмотреть материалы и разобраться в них ЦКК или товарищам по Вашему усмотрению.
Я не стал бы обращаться к Вам с такой просьбой после того, как вопрос о гражданской авиации Вы разрешили в масштабе большем, чем я на то даже рассчитывал, а также после того как Вы пересмотрели число дивизий военного времени в сторону значительного его увеличения. Но я все же решил обратиться, т. к. формулировки Вашего письма, оглашенного тов. Ворошиловым на расширенном заседании РВС СССР и основанного, как Вы мне сказали, на докладе Штаба РККА, совершенно исключают для меня возможность вынесения на широкое обсуждение ряда вопросов, касающихся проблем развития нашей обороноспособности. Например, я исключен как руководитель по стратегии из Военной Академии РККА, где я вел этот предмет в течение шести лет. И вообще положение мое в этих вопросах стало крайне ложным. Между тем, я столь же решительно, как и раньше, утверждаю, что штаб РККА беспринципно ис казил предложения моей записки и подменил целый ряд цифр, чем представил их в фантастической абсурдной форме. Материалы, посланные мною Вам, безусловно доказывают это. Подтверждает это и практическое решение вопроса о гражданской авиации.
В дополнение к ранее посланным материалам, я хочу доложить о последних данных, которые мне удалось подработать по вопросу о массовом танкостроении. В моем первом письме к Вам я писал о том, что при наличии массы танков встает вопрос о разделении их по типам между различными эшелонами во время атаки. В то время как в первом эшелоне требуются первоклассные танки, способные подавить противотанковые пушки, в последующих эшелонах допустимы танки второсортные, но способные подавлять пехоту и пулеметы противника.
Устоявшаяся на опыте империалистической войны консервативная мысль представляет себе развитие танков в тех, сравнительно небольших массах, в каких их видели в 1918 году. Такое представление явно не правильно.
Уже к 1919 году Антанта готовила 10 000 танков, и это почти на пороге рождения танка. Представление будущей роли танков в масштабе 1918 года порождает стремление соединить в одном танке все, какие только можно вообразить, качества. Таким образом танк становится сложным, дорогим и неприменимым в хозяйстве страны. И наоборот, ни трактор, ни автомобиль не могут быть непосредственно использованы как основа такого танка.
Совершенно иначе обстоит дело, если строить танк на основе трактора и автомобиля, производящихся в массах промышленностью.
В этом случае численность танков вырастет колоссально…
…Красный путиловец с марта 1931 года будет выпускать новый тип трактора в полтора раза более сильный. Нынешняя модель слишком слаба. Новый трактор даст отличный легкий танк. Модель Сталинградского завода и Катерпиллер также приспособляются под танк.
В общем вопрос применения трактора и автомобиля для танка надо считать решенным и в наших условиях.
Второе условие массового производства танков — штамповка броневых корпусов — точно также уже разрешено. Очень характерно, что все известные нам образцы штампованных корпусов совпадают с фабричными марками автомобилей и тракторов, причем наиболее интересующих нас образцов мы несомненно еще не знаем.
…Чтобы выяснить условия штампования и сварки танковой брони, я познакомился со штамповкой больших котлов в Ленинграде на заводе им. Ленина и на заводе Вашего имени. Выяснилась полная возможность штампования брони для танков…
Итак, мы обладаем всеми условиями, необходимыми для массового производства танков, причем, в моей записке о реконструкции РККА я не преувеличил, а приуменьшил возможности производства у нас танков.
а) в 1932 г. — 40 000 тысяч по мобилизации и 100 000 из годового производства и б) в 1933 эти цифры могли бы возрасти раза в полтора.
…Вряд ли какая–либо капиталистическая страна или даже коалиция в Европе на данной стадии подготовки антисоветской интервенции смогла бы противопоставить что–либо равноценное в этой новой, массовой подвижной силе… Докладная записка штаба РККА не только потому возмутительна, что рядом подложных цифр ввела Вас и тов. Ворошилова в заблуждение, но больше всего вредна тем, что является выражением закостенелого консерватизма, враждебного прогрессивному разрешению новых военных задач, вытекающих из успехов индустриализации страны и социалистического строительства. Во всей своей организационной деятельности Штаб РККА в лучшем случае поднимается до давно устаревшего уровня 1918 года, но зато решительно отстает от общих темпов нашего развития» .
Сталин отреагировал на записку только в 1932 году — личным письмом. Но решение о «нужности» Тухачевского в Москве принял раньше: в 1931 году его вернули в столицу, повысив в должности. Он стал заместителем Ворошилова.
«Особо секретно. Личный архив Сталина Т. Тухачевскому. Копия Ворошилову.
Приложенное письмо на имя т. Ворошилова написано мной в марте 1930 г. Оно имеет в виду два документа а) вашу «записку»
о развертывании нашей армии с доведением количества дивизий до 246 или 248 (не помню точно) б) «соображения» нашего штаба с выводом о том, что Ваша «записка» требует по сути дела доведения численности армии до 11 миллионов душ, что «записка» ввиду этого нереальна, фантастична, непосильна для нашей страны.
В своем письме на имя т. Ворошилова, как известно, я присоединился в основном к выводам нашего штаба и высказался о вашей «записке» резко отрицательно, признав ее плодом «канцелярского максимализма», результатом «игры в цифры» и т. д.
Так было дело два года назад.
Ныне, спустя два года, когда некоторые неясные вопросы стали для меня более ясными, я должен признать, что моя оценка была слишком резкой,а выводы моего письма — не совсем правильны…
Мне кажется, что мое письмо не было бы столь резким по тону и оно было бы свободно от некоторых неправильных выводов в отношении Вас, если бы я перенес тогда спор на эту новую базу. Но я не сделал этого, так как, очевидно, проблема не была еще достаточно ясна для меня.
Не ругайте меня, что я взялся исправить недочеты моего письма с некоторым опозданием.
7.5.32.
С ком. прив. Сталин»109.
Но это — только в 1932–м. А пока Тухачевскому пришлось пережить весьма серьезную «ностальгическую» неприятность:
в Ленинграде прошел первый «показательный » процесс по «Делу о заговоре военных». В октябре 1930 года ОГПУ Ленинграда и области сфабриковало так называемое «семеновское дело», по которому был арестован 21 человек. Все арестованные были офицерами или служащими лейб–гвардии Семеновского полка, жившими в ту пору в Ленинграде. Они обвинялись в создании контрреволюционной организации, ставившей своей целью «свержение существующего строя». Чекисты обнаружили тайное хранилище «контрреволюционеров» — под алтарем Введенского собора. Из него были извлечены и представлены в качестве главных вещественных доказательств полковое знамя[ 30 ], почетные знамена и награды Семеновского полка. В январе 1918 года офицеры–семеновцы не могли признать законным расформирование полка и тайно привезли знамя и реликвии с фронта в Петроград и спрятали в полковом храме. Хранение знамени царского полка, тем более, полка–подавителя первой русской революции 1905 года, в 1919 году перешедшего к Юденичу, квалифицировалось ОГПУ как преступление.
Кроме того, эрудированные чекисты знали, что, по воинской традиции, полк считается существующим до тех пор, пока существует его знамя. «Контрреволюция»
была налицо!
Все офицеры и служащие Семеновского полка, находившиеся в Ленинграде, содержались в тюрьме «Кресты ». Все, за исключением одного — командующего войсками Ленинградского военного округа М. Н. Тухачевского.
В Тухачевском попытались найти заступника родственники арестованных. Ему писали письма, к нему обращались лично110. Пытался ли он вмешаться, помочь обвиняемым, неизвестно. Известно только то, что его не тронули, чуть ли не единственного из живших в России офицеров полка. 23 апреля 1931 года на заседании выездной сессии Коллегии ОГПУ по 58–й статье 11 человек приговорены к «высшей мере социальной защиты » — расстрелу, четверо — к 10 годам в концлагере, еще пятеро — к 5 годам в концлагере, один из арестованных освобожден. Реабилитированы 20 пострадавших были только 1 марта 1989 года постановлением Президиума Ленинградского городского суда «за отсутствием состава преступления111.
Общий социальный кризис, охвативший СССР в 1929—1931 годах, усугубленный коллективизацией, обострил во властных структурах опасение за лояльность определенных социальных слоев. Особую опасность, согласно выводам ОГПУ, представляли не только широкие слои крестьянства, из которых комплектовалс