Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер), стояла посередине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно, в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтобы петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить, – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что все только было и что теперь все другое). – Он говорил мне тогда, чтоб обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтоб он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, – но… – Он не знал, что сказать.
Наташа, видимо, испугалась той мысли, которая могла прийти Пьеру.
– Нет, я знаю, что все кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за все… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я все еще раз скажу ему, – сказал Пьер, – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» – спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал, как назвать Анатоля, и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего, ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал, как под очками его текли слезы, и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я все скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому-нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе, – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что-то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня все пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и, взглянув на Пьера, вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава, надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? – спросил себя Пьер. – Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из-за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812-го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив, Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место на черном небе и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.
Комментарии
С. 5. …лежа на дне перекладных саней… – Езда на перекладных – на сменных лошадях, которых перепрягали («перекладывали»).
…записали свои отпуски на заставе… – При въезде в Москву на «заставе» (особом помещении для военной и полицейской охраны) въезжающему и выезжающему полагалось зарегистрироваться, уплатить пошлину, сбор и т. п.
С. 6. Венгерка – гусарская куртка, украшенная поперечными шнурами. Гусары как вид кавалерии возникли именно в Венгрии.
…спал на ларе. – Ларь или рундук – ящик с подъемной крышкой для различной поклажи, стоявший обычно вдоль стены в передней.
…вязал из покромок лапти. – Покрома, покромка – продольный срез крайней, особенно прочной полоски ткани; из покромок плелись лапти, половики и др. Слова «кромка», «кромсать» – одного корня с «покромой».
С. 11. Ты видел Duport’a? – Знаменитый парижский балетмейстер Луи Дюпор (1785–1853) приехал в Петербург вместе с актрисой Жорж в 1808 г. и прожил в России до 1812 г. Он же упоминается в главе IX пятой части второго тома, при описании оперного представления в Москве.
С. 14. …с солдатским Георгием… – Георгиевский крест (орден Святого великомученика и победоносца Георгия) был учрежден Екатериной II; им награждались генералы и офицеры за боевые заслуги и выслугу лет. В данном случае отмечается военный подвиг Николая Ростова.
…на бале у Архаровых… – Архаровы – богатая московская семья, славившаяся своим хлебосольством. С. П. Жихарев писал в «Дневнике студента»: «От Ивана Петровича Архарова и его семейства просто в восхищении. Пусть толкуют, что хотят, а без сердечной доброты невозможно так радушно и ласково принимать людей маловажных и ни на что не нужных» (запись 18 апреля 1805 г.).
…с фельдмаршалом Каменским… – Генерал-фельдмаршал М. Ф. Каменский (1738–1809) был известен как участник русско-турецких войн; в 1788 г. разбил турок при Гангуре.
…в Английском клубе…. – Английский клуб существовал в Москве со времен Екатерины II. В начале XIX в. клуб находился в доме князя Гагарина на Страстном (Нарышкинском) бульваре у Петровских ворот (дом выстроен архитектором Казаковым в 1775 г., сохранился до нашего времени). Это был клуб высшей дворянской знати, напоминавший аристократические клубы Англии. Здесь обсуждались политические новости, формировалось общественное мнение Москвы, порою оппозиционное по отношению к правительственно-чиновному Петербургу.
С. 15. Тортю – черепаховый суп.
С. 16. Антре (фр. éntree) – первое блюдо, обычно – легкие закуски.
С. 17. Ильюшку-цыгана… – Имеется в виду И. О. Соколов, управлявший знаменитым цыганским хором в Москве.
С. 18. Люди, дававшие направление разговорам… князь Вяземский… – Названы реальные лица, принадлежавшие к старой московской знати: граф Ф. В. Ростопчин (1763–1826), будущий московский военный губернатор и главнокомандующий, в 1806 г. находившийся в отставке; князь Ю. В. Долгоруков (1740–1830), московский главнокомандующий при Павле I; археолог П. С. Валуев (1743–1814), заведовавший Кремлевской экспедицией и Оружейной палатой; граф И. И. Марков (1753-1828), генерал екатерининского времени; отец будущего поэта князь А. И. Вяземский (1754–1807), действительный тайный советник, завсегдатай Английского клуба.
С. 19. …измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пржебышевского и француза Ланжерона… – За исключением «дурного продовольствия войска», все остальные причины поражения под Аустерлицем названы членами Английского клуба неверно. Об измене И. Я. Пржебышевского говорили потому, что он в полностью безвыходном положении (его колонна была окружена и разбита) сдался в плен. Французский эмигрант на русской службе А. Ф. Ланжерон также не был изменником. Не было прямой измены и со стороны австрийского командования, хотя его бездарность, трусость, нераспорядительность и привели к поражению под Аустерлицем. Однако слабый «дух войска» и по мнению Толстого зависел от того, что в русской армии распоряжались иностранцы: «Потеря сражения и бесчестье армии не были страшны для этих людей» (т. 13, с. 130).
…связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. – В Итальянском и Швейцарском походах 1799 г. Багратион был ближайшим помощником Суворова. Командуя авангардом русских войск, он штурмом взял города Брешиа и Лекко и выполнял наиболее ответственные задачи в сражениях у Треббии и Нови; вел отважные авангардные и арьергардные бои в Швейцарском походе.
Ежели бы не было Багратиона, надо бы выдумать его. – Шиншин перефразирует слова Вольтера: «Если бы не было Бога, его надо было выдумать».
С. 19. …«лепя, лепя, и облепишься»… – поговорка, означающая: нельзя всегда рассчитывать на удачи.