ьзуется Пушкин.
Переход Мазепы на сторону шведов и их поражение под Полтавой станут классическим эпизодом украинской истории. Тема предательства будет ключевой на протяжении всех последующих веков: украинские историки будут настаивать, что Мазепа не изменил интересам украинского народа и это самое главное.
Споры о Мазепе с новой силой возобновятся в 1990-е. А в XXI веке украинское слово «зрада», то есть «предательство», станет, наверное, самым важным в политическом лексиконе Украины. После начала войны в Донбассе в 2014 году в Киеве придумают понятие «зрадофилия» — одержимость украинского общества поисками предателей национальных интересов.
Котлета по-киевски
Зима 1991 года. Украина все еще входит в состав Советского Союза. Руководители разных советских республик хотят все большей самостоятельности — и к этому их подталкивают протестные настроения в их регионах. Лидеры процесса — главы парламентов России и Украины Борис Ельцин и Леонид Кравчук. Еще недавно оба были партийными руководителями и беспрекословно подчинялись генеральному секретарю компартии Михаилу Горбачеву, но то время прошло.
Горбачев пытается как-то справиться с региональными элитами. Способ обуздать их придумывает его правая рука, юрист Анатолий Лукьянов, возглавляющий парламент СССР. Он предлагает провести во всем Советском Союзе референдум, который определит будущее государства. При этом опытный советский законник Лукьянов придумывает такую формулировку вопроса, выносимого на референдум, чтобы советские граждане не могли ответить отрицательно. На голосование 17 марта 1991 года вынесен вопрос: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» «Хотите ли вы быть богатыми и здоровыми или бедными и больными» — так в шутку описывают это волеизъявление советские журналисты.
В шести республиках СССР, где к власти уже пришли сторонники независимости, референдум бойкотируют. Но в Украине он проводится. 70% избирателей голосуют за.
Однако республиканская элита уже готовится к новой, независимой от СССР жизни: в апреле 1991 года в Верховную Раду Украины вызывают группу художников, чтобы обсудить эскизы будущих украинских денег — их решено назвать гривнами. Лучшим признают вариант графика Василя Лопаты. Размышляют, кого из исторических персонажей изобразить на деньгах. Первый кандидат — конечно, Богдан Хмельницкий. Второй — великий украинский поэт Тарас Шевченко. Потом предлагают Ивана Мазепу, но Леонид Кравчук сразу отвечает: «Еще рано, не будем дразнить гусей».
Тем временем в Москве Михаил Горбачев продолжает бороться за сохранение советской империи. Выполняя решение референдума, он должен придумать обновленный Советский Союз и выработать новый союзный договор. Для этого Горбачев собирает в своей подмосковной резиденции Ново-Огарево глав девяти союзных республик, где проводился референдум, и пытается договориться с ними, как будет устроено новое государство. Это оказывается намного сложнее, чем провести референдум: у Горбачева лишь один активный союзник — президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Зато два мощных противника: Борис Ельцин и Леонид Кравчук. Остальные выжидают.
Первое заседание проходит 24 мая. Назарбаев произносит самую пламенную речь в поддержку Советского Союза: «Нас бешеными считают — в Соединенных Штатах Америки 350 народностей и национальностей, но никто не пикает и живут в одном государстве. Вся Европа — ну, это банально, хочу повторить — убирает все границы сейчас, продвижению капитала дают путь, единые деньги устанавливают на всю Европу… А мы, имея 75-процентную интеграцию, уходим от того, к чему все в мире идут. Ну кто нас за умных людей считает?»
Выступление Назарбаева убеждает почти всех, Горбачев радостно констатирует, что по итогам заседания можно объявить прессе: главы республик договорились. Но тут возражает Кравчук. Он настаивает, что Верховная Рада не давала ему полномочий договариваться: «Не надо писать, что мы согласились. Для печати негоже, что обо всем договорились. Когда печать напишет, потом не знаешь, куда деться».
В июле 1991 года Горбачев и его помощники придумывают план постепенного превращения СССР в ССГ — Союз Суверенных Государств. Договор о его создании Россия, Казахстан и Узбекистан должны подписать 20 августа 1991 года. Остальные республики — позже, причем Украина самой последней — примерно 22 октября.
В том, что Советский Союз надо сохранить, убежден даже президент США Джордж Буш. 30 июля он посещает Москву, а 1 августа отправляется в Киев, чтобы убедить украинскую элиту поддерживать президента СССР Михаила Горбачева. С его точки зрения, распад СССР опасен расползанием ядерного оружия по всему миру. Да и в целом Буш привык иметь дело с Горбачевым во главе СССР.
В Киеве Джордж Буш выступает на заседании парламента еще Украинской Советской Социалистической Республики и предупреждает: американцы против отделения Украины от СССР. «Некоторые призывали США сделать выбор между поддержкой президента Горбачева и поддержкой стремящихся к независимости лидеров разных республик СССР. Я считаю, что это ложный выбор. Честно говоря, президент Горбачев добился поразительных результатов, и его политика гласности, перестройки и демократизации направлена на достижение целей свободы, демократии и экономической свободы.
Мы будем поддерживать максимально крепкие отношения с советским правительством президента Горбачева. Но мы также ценим и новые реалии жизни в СССР. И поэтому, как федерация, мы хотим хороших отношений с республиками.
Однако свобода — это не то же самое, что независимость. Американцы не поддержат тех, кто стремится к независимости, чтобы заменить тиранию извне местной деспотией. Они не будут помогать тем, кто пропагандирует самоубийственный национализм, основанный на этнической ненависти».
Эта речь вызывает скандал — ее критикуют все украинские борцы за отделение от Советского Союза, а журналист The New York Times называет ее Chicken Kiev Speech («Речь котлеты по-киевски»). Впрочем, никто не догадывается, что спустя три недели все изменится: 19 августа в Москве будет предпринята попытка государственного переворота. А президент Горбачев окажется заперт на своей даче в Крыму.
Последний звонок
В шесть часов утра 19 августа 1991 года главу Верховной Рады Украины Леонида Кравчука будит внук, чтобы сказать, что в рабочем кабинете деда звонит самый громкий телефон, который в семье называют «чертополох», — аппарат правительственной связи. Кравчук берет трубку, на линии первый секретарь украинской компартии Станислав Гуренко, он просит Кравчука включить радио. Там загробным голосом диктор объявляет о введении в СССР чрезвычайного положения. Президент Михаил Горбачев якобы болен, и вся власть в стране переходит к группе из восьми человек — Государственному комитету по чрезвычайному положению, или ГКЧП.
Гуренко по телефону сообщает еще одну новость: «Слушай, тут приехал представитель ГКЧП из Москвы, генерал Варенников, главком сухопутных войск СССР, хочет с тобой встретиться». Кравчук понимает, что первый секретарь компартии пытается показать, что старые порядки вернулись — и всем снова руководит компартия. «Слушай, — сопротивляется Кравчук, — а что, Варенников не мог сам мне позвонить?» — «Ну, он пришел ко мне, мы тут беседуем. Леонид Макарович, я думаю, что надо с ним встретиться у меня». — «Я как председатель Верховного совета должен идти на встречу к первому секретарю ЦК компартии Украины, — рассуждает про себя Кравчук, — они с Варенниковым уже все обсудили. Я приду, сяду на приставной стульчик, и они будут мне говорить, что делать». И не сдается: «Станислав Иванович, пока я председатель Верховного совета, мы с Варенниковым будем встречаться у меня в кабинете. А ты, если хочешь, можешь тоже прийти».
Кравчук едет на работу, и с ним связывается по телефону президент России Борис Ельцин. Он просит попробовать дозвониться до Горбачева: тот на даче в Крыму, из Москвы с ним не соединяют, но, может, руководителю Украины не посмеют отказать. Кравчук набирает номер — и строгий женский голос ему отвечает, что Михаил Сергеевич плохо себя чувствует и говорить не может.
К Кравчуку в кабинет приходит Варенников и требует объявить в Украине чрезвычайное положение. Кравчук в ответ просит генерала показать письменное распоряжение из Москвы: «Даже Ленин, когда направлял своих представителей, от руки писал полномочия своему представителю, мол, направлен для решения таких-то вопросов». — «А зачем, — удивляется Варенников, — вы же по радио слышали». Кравчук упорствует, мол, должен предоставить депутатам документ, а на основании сообщения по радио вопрос о введении чрезвычайного положения вносить на рассмотрение Верховного совета не будет.
В это же время в кабинете у Кравчука звонит телефон — это фактический лидер ГКЧП, председатель КГБ Владимир Крючков. «Варенников у вас? — спрашивает он. — Вот и хорошо». Кравчук понимает, что это моральное давление, но решает, что за излишний бюрократизм никто его не накажет. Ведь в Москве президент России Борис Ельцин ведет себя куда более вызывающе — он объявляет происходящее государственным переворотом и требует не подчиняться приказам ГКЧП. По сравнению с бунтом Ельцина осторожное выжидание Кравчука не представляет для союзных властей никакой угрозы. Варенников летит во Львов — проверить ситуацию. Члены ГКЧП ждут, что там начнутся волнения: именно там, в Западной Украине, наиболее активны сторонники независимости. Но в городе все тихо.
Вечером Кравчук выступает с очень аккуратным телевизионным обращением: призывает всех украинцев сохранять спокойствие и продолжать работу. В отличие от Москвы массовых протестов против путча в Киеве нет.
Власть ГКЧП не продержится и трех дней. Около здания Верховного совета России в Москве собираются несколько десятков тысяч сторонников Ельцина, военные не решаются открыть по ним огонь, наоборот, выводят войска из Москвы. Уже 21 августа Борис Ельцин отдает приказ арестовать членов ГКЧП.