Победив, Мешков едет в Москву — просить помощи. Президент Ельцин, подавив парламентский мятеж, расслабляется, он все чаще злоупотребляет алкоголем, а почти вся власть уже в руках руководителя его охраны, бывшего офицера КГБ СССР Александра Коржакова. Ценности Коржакова сильно отличаются от того, что отстаивал Ельцин, — в частности, ему импонирует идея возвращения Крыма в Россию.
Мешков очень хочет встретиться с Ельциным, но Коржаков его не пускает. Возможно, Ельцин не в состоянии, а может, Коржаков уверен, что и сам справится, не привлекая шефа. Он подбирает для Мешкова команду россиян для назначения в правительство Крыма. Экономиста Евгения Сабурова, бывшего вице-премьера России, который еще недавно разрабатывал программу реформ в Москве, он командирует главой этого крымского правительства.
Правда, в Крыму у россиян сразу начинаются проблемы. Во-первых, против «московского правительства» начинает бороться Киев. Во-вторых, Сабуров придумывает программу приватизации и экономических реформ, которую в штыки воспринимают местные бизнесмены — все боятся, что следом москвичи скупят всю собственность в Крыму. «Мы за Россию, но без москвичей», — с предельной откровенностью говорит один из местных депутатов на заседании парламента. Наконец, экономистов вовсе не готов слушаться сам президент Мешков. Глава правительства объявляет о либерализации цен, а президент через несколько дней отменяет это решение: «Есть экономика, а есть живые люди», — говорит Мешков.
Мешков устанавливает в Крыму московское время, но все остальные обещания он выполнить уже не может. У него разгорается конфликт с парламентом, в котором большинство принадлежит его же блоку «Россия».
А уже летом 1994-го, когда в Украине побеждает «пророссийский» кандидат Кучма, меняется позиция Москвы. Коржаков перестает поддерживать сепаратиста Мешкова, полагая, что скоро может взять под контроль всю Украину.
У московских реформаторов ничего не выходит: президент ставит им палки в колеса, а на местах всю экономику контролируют бандиты. «К сожалению, здесь так и не удалось найти Аденауэра», — жалуется Сабуров журналистам, имея в виду первого канцлера ФРГ, возродившего независимую Германию после Второй мировой войны. Стоящий за его спиной помощник гангстерского вида вмешивается в разговор: «Кого вы тут не смогли найти? Мы быстро найдем и доставим в лучшем виде». В октябре 1994 года парламент отправляет Сабурова в отставку, новым премьером избирают близкого к Кучме человека — отца мужа его дочери.
В декабре 1994 года Москва начинает роковую военную авантюру — президент Ельцин приказывает ввести войска в Чечню, автономную республику в составе России, которая хочет отделиться. Поддерживать сепаратизм Крыма теперь нелогично, да и все силы и внимание уходят в другом направлении. В марте 1995 года парламент Украины отменяет конституцию Крыма и ликвидирует пост президента. Тот факт, что Мешков избран всенародным голосованием, смущает многих — однако Киев настаивает, что проведение президентских выборов в Крыму было нелегитимным. Мешков не признает это решение. Забаррикадировавшись в кабинете, он настаивает, что он настоящий глава Крыма. Но выходцы из советского КГБ легко договариваются за его спиной. Кучма назначает премьер-министром Украины Евгения Марчука, бывшего главу КГБ Украины, — ему легко найти общий язык с бывшими сослуживцами в Москве. Мешкова вывозят в Россию на военном самолете. Крымом руководит отныне сват Кучмы. И о независимости Крыма на долгое время забывают.
Два имперца
Пока в Украине происходит первая в истории демократическая передача власти от первого президента ко второму, в Россию после многих лет отсутствия возвращается один из самых известных советских изгнанников, писатель Александр Солженицын. 27 мая 1994 года он вместе с семьей прилетает из США в Магадан, садится на поезд и долго, выходя на каждой остановке и общаясь с народом, едет через всю страну в столицу. До Москвы он добирается только 21 июля.
Любопытно, но возвращение Солженицына в Россию почти за 10 лет до этого в крайне ироничной форме фактически предсказал другой советский писатель-диссидент, Владимир Войнович. Еще в 1986 году он написал роман-антиутопию «Москва 2042».
В фантазии Войновича в Москве будущего наступил коммунизм, правда, коммунистическая партия окончательно срослась с КГБ и Русской православной церковью. Но их совместная диктатура заканчивается в тот момент, когда в Россию на белом коне возвращается писатель Сим Карнавалов — его прототипом и был Солженицын, народ падает к ногам творца и немедленно провозглашает его императором. Россия превращается в империю, причем все прежние отличительные черты коммунистической диктатуры остаются на своих местах, даже чиновники сохраняют посты — просто меняют имена по новой моде.
В реальности предсказание Войновича о слиянии церкви, КГБ и государства, да еще и попытке создать империю в солженицынском духе сбудется чуть позже — при Путине, как раз в 2020-е. А в 1994-м возвращение Солженицына совсем не такое впечатляющее. Никаких толп по ходу следования его поезда не наблюдается, жителей России приезд лауреата Нобелевской премии оставляет равнодушными.
Тем временем новые демократические власти Петербурга зазывают на родину другого изгнанника — Иосифа Бродского. Мэр Анатолий Собчак присваивает Бродскому звание почетного горожанина — документы готовит первый вице-мэр Владимир Путин. Собчак летит в Нью-Йорк, встречается там с Бродским и приглашает его в Петербург. Бродский обещает подумать. Но возвращаться не торопится — новости с родины ему совсем не нравятся.
В 1995 году польский журналист и правозащитник Адам Михник, один из основателей «Солидарности», берет у Иосифа Бродского большое интервью о политике. Он знает о любви Бродского к польской культуре и о том, как поэт в 1980-е поддерживал «Солидарность». Но интересуется тем, почему Бродский никогда не был диссидентом и не боролся против диктатуры. «Я хочу сказать, что никогда не опускался так низко, чтобы кричать „Долой советскую власть!“», — говорит Бродский. «Та власть никогда не была для тебя проблемой — тебя она не интересовала», — уточняет Михник. «Чистая правда. Но именно это, может, и явилось самым большим вызовом по отношению к власти. В лучшем случае власть была темой для острот и анекдотов. Но относиться к ней всерьез… Было ясно, что является воплощением зла. Все было абсолютно ясно — ни у меня, ни у моих знакомых не было и тени сомнений. А если все-таки какие-то тени у моего поколения и были, то лишь до 1956 года. Тогда все стало окончательно ясно. В 1956 году мне было шестнадцать лет. И с тех пор у меня не осталось никаких иллюзий».
Солженицына в интервью тоже обсуждают. «В ХХ веке идея народа как носителя некоей истины — попросту уровень детского сада, — полагает Бродский. — То, что говорит Солженицын, — монструозная бредятина. Как политик он полный нуль. Обычная демагогия, только минус изменен на плюс». Михник не верит: «Но у него очень глубокие корни в российских традициях». — «Осторожно с этими традициями. Им едва лишь 150 лет», — напоминает Бродский.
Бродский и Солженицын бок о бок прожили в США на протяжении почти 20 лет, но ни разу не увиделись. Их разделяет не только стилистическая, но и идеологическая пропасть.
Михник никогда не читал стихотворения Бродского «На независимость Украины» — потому что оно не было опубликовано. Поэтому он спрашивает только про свою родину: «Скажи, поляки должны бояться России?»
«Сейчас уже нет, — отвечает Бродский в 1995 году. — Думаю, что как великая держава Россия уже закончилась. У России нет будущего в качестве государства, оказывающего действенный нажим, во всяком случае силовой нажим, на своих соседей. И еще долго у нее не будет такой возможности. Территория России будет уменьшаться. Не думаю, что с ее стороны могла грозить военная или политическая агрессия. Есть, правда, демографическая угроза. Для Польши. В общем, думаю, вы можете встать и выйти из-за игрового стола. Все закончено».
Через несколько месяцев после этого разговора, в январе 1996 года, Бродский умрет от инфаркта в Нью-Йорке, так и не побывав в России.
В 2022 году, после вторжения России в Украину, я найду Михника, специально чтобы обсудить с ним Бродского и его стихи про независимость Украины. Он будет оправдывать своего покойного друга: «Бродский не был великорусским шовинистом — это абсолютно нет. Но он не чувствовал эмоции украинцев, которые думали, что они не русские. И эта проблема есть и сегодня: многим русским непонятно, как перестроить свой тип великоимперского мышления на тему Украины».
Днепропетровские и донецкие
Став президентом, Леонид Кучма продолжает экономическую политику своего предшественника. Он более опытный хозяйственник, чем Леонид Кравчук, но и он бывший член компартии, да еще руководил оборонным предприятием — в СССР таких, как он, называют «красными директорами». Кучма тоже не готов пустить в страну иностранных инвесторов и продать им крупнейшие предприятия — это противоречит его убеждениям. Зато он верит в силу старых советских менеджеров — других «красных директоров». В результате формируется новая экономическая система, при которой вся украинская экономика переходит в руки олигархов. Борьба за собственность сопровождается криминальными войнами.
Так, вечером 15 октября 1995 года на стадионе «Шахтер» в Донецке начинается матч местной футбольной команды против «Таврии» из Крыма. На трибунах около двух тысяч человек. Игра идет уже пять минут, когда на стадионе появляется владелец «Шахтера» Ахать Брагин. Он идет на свою трибуну, и в этот момент происходит взрыв. «Взрыв страшной силы, как во время войны» — так опишет его пожилой спортивный журналист, помнящий Вторую мировую.
Ровно под Брагиным детонирует около 11,5 кг тротила — от влиятельного бизнесмена области останется только рука с часами Rolex. Вместе с ним погибают пять телохранителей, никто из болельщиков не задет.
С середины 1980-х, с тех пор как Горбачев разрешил кооперативы и в СССР появились первые предприниматели, Брагин считался хозяином Донецкой области — контролировал центральный рынок, всю торговлю, а также несколько крупнейших предприятий. Жил он в купленной гостинице «Люкс», бывшей правительственной резиденции, которую построили в конце 1980-х специально к приезду в Донецк Горбачева. Алика Грека, как называют Брагина коллеги по бизнесу, и раньше пытались убить, например обстреливали его машину из пяти гранатометов.