щитами-сипарами. Эта новая тактика была подобна той, которую применяли англичане в битвах при Кресси и Пуатье. На Востоке она широко использовалась Тимуром, который перед боем спешивал часть своих всадников и превращал их в лучников-пехотинцев[1882]. Пехота занимала укрепленную центральную позицию, а конница маневрировала впереди и на флангах, стараясь заманить противника на укрепления. Характерным примером такой тактики была битва при Никополе, когда атаки рыцарей разбивались об укрепления янычар, а затем ошеломленных врагов добивала кавалерия сипахи.
Турки усовершенствовали монгольские луки, немного уменьшив их размер и увеличив их мощность (пехотинцы могли использовать более мощные луки, чем всадники)[1883]. Выучка турецких лучников, по-видимому, не уступала искусству монгольских стрелков, и так же как у монголов, постоянная тренировка способствовала развитию мышц рук. «С восьми или даже с семи лет они начинают стрелять по мишеням, – писал имперский посол Эселин де Бусбек, – и практикуются в стрельбе из лука десять или двенадцать лет. Это постоянное упражнение усиливает мускулы их рук и дает им такой навык, что они могут поражать своими стрелами самые маленькие цели»[1884].
При Мураде I янычар было сравнительно немного – несколько тысяч воинов. Позже янычар стали принудительно набирать по системе «девширме» из среды христианского населения, что позволило увеличить численность корпуса. Система «девширме» в принципе мало отличалась от позднейших рекрутских наборов в европейских странах (например, в России); разница состояла разве лишь в том, что набирали более молодой контингент – юношей в возрасте от 14 лет. Это позволяло воспитывать в солдатах отвагу и приучать их к дисциплине, но в целом корпус янычар был во многом подобен более поздним европейским регулярным армиям. Характерно, что, подобно солдатам позднейших армий, янычары носили форменную одежду со знаками различия, указывающими на воинское звание[1885].
Однако контингенты пехотинцев-лучников, помимо янычар, включали части «яя» и «азебов». «Яя» были военными поселенцами, набранными из молодых турок; им давали наделы земли, и они были организованы в общины-«очаги» по 30 семей, которые ежегодно выставляли 5 воинов. «Азебы» были воинами, которых выставляло население на время военной кампании. Именно яя и азебы составляли наиболее многочисленные пехотные части османской армии; по данным хроники (возможно, преувеличенным), в сражении на Косовом поле в 1389 г. участвовало 60 тыс. воинов яя и 40 тыс. азебов, в то время как янычар было только 2 тыс.[1886].
Появление яя и азебов в известной степени было отражением процесса оседания кочевников-турок на землю, эти контингенты формировались из оседлых земледельцев. Из военных поселенцев, подобных яя, но еще сохранявших навыки степных наездников, формировались конные части мюселем. Исследователи сравнивают мюселемов с византийскими стратиотами[1887]. Что касается кочевого населения, то оно по-прежнему поставляло племенные ополчения, состоявшие из легких всадников и делившиеся на десятки, сотни и тысячи. Кроме того, война привлекала множество вольных кочевников, «акынджи» (буквально «участник набега»), собиравшихся в дружины вокруг пограничных беев и живших набегами на христианские области[1888].
В целом османская военная система XIV в. базировалась на освоении турками мощного монгольского лука. Эта система давала османам существенные преимущества при столкновениях с противниками, не имевшими этого оружия, т. е. с христианскими государствами Балканского полуострова. В известном смысле турецкое наступление на запад было продолжением монгольских завоеваний. В 1354 г. турки переправились на Балканы и укрепились в Галиполи, в 1361 г. они овладели Адрианополем, в 1371 г. разбили сербов на реке Марице, а в 1389 г. – в большой битве на Косовом поле. После этого сражения болгарские земли были заняты османами, а Сербия стала их вассалом. Завоевание Балкан осуществлялось в значительной степени силами кочевых ополчений, и осколки разных племен вместе с «акынджи» создавали на новых территориях маленькие бейлики, которые неохотно подчинялись османским властям. Земли бейликов считались собственностью их беев (мульком)[1889]. Как и все войны кочевников, война на Балканах сопровождалась опустошением земель, истреблением населения и массовым угоном пленных. Вслед за разрухой приходили эпидемии и голод. «…Наступил голод такой по всем странам, какого не было от сотворения мира», – писал греческий монах Исайя[1890].
В правление Баязида I (1389-1402 гг.) сложилась практика, когда после завоевания той или иной области проводилась высылка (сургун) части населения (прежде всего местной знати) в Анатолию. После этого производилась перепись оставшегося населения и составлялся дефтер, в котором указывались налоги, возлагаемые на крестьян[1891]. Затем часть деревень отдавалась в тимары турецким воинам, а другая часть становилась султанской (хассе) или государственной собственностью (мири). На опустевшие земли переселялись кочевники и крестьяне из Малой Азии. Таким образом, Фракия, Македония и Восточная Болгария стали областями со значительной долей мусульманского населения[1892].
К правлению Баязида I относится также и появление системы «капыкулу» – использование «рабов дворца» не только на военной, но и на государственной службе[1893]. Как известно, эта система восходит к Аббасидам, и она была описана в трактате Низам ал-мулька; она применялась и Сельджукидами, хотя и не так последовательно, как османами.
Подчинив значительную часть Балканского полуострова, Баязид I попытался присоединить к своим владениям турецкие бейлики в западной части Малой Азии. Однако в войне на востоке османы не обладали военным превосходством, и вскоре им пришлось столкнуться с могущественным эмиром Тимуром, владыкой Средней Азии и «восстановителем» Монгольской империи. В 1402 г. армия Баязида была разгромлена в битве при Анкаре, и Малая Азия подверглась жестокому опустошению войсками Тимура. Османское государство было поделено завоевателем между четырьмя сыновьями Баязида. В политическом и экономическом отношении развитие было отброшено на полвека назад: снова наступило время разрухи, междоусобных войн и кочевой реакции.
Двадцатилетняя междоусобная война в конечном счете стала столкновением между силами кочевой реакции и силами, поддерживавшими этатистскую монархию, созданную Мурадом I. Кочевников и акынджи возглавляли племенные и пограничные беи, а на стороне центральной власти выступали янычары и сипахи[1894]. Янычары продемонстрировали свое военное превосходство над акынджи; наиболее показательной в этом отношении была битва у горы Улубад, когда 500 янычар султана Мурада II разгромили 5-тысячный отряд претендента Мустафы[1895]. В конце концов Мураду II удалось объединить государство и подчинить беев, но они сохранили свои владения и свои дружины и оставались могущественной силой.
* * *
Переходя к анализу истории Малой Азии в XIII – XIV вв., необходимо отметить, что монгольское завоевание привело к новому процессу социального синтеза и усвоению тюрками некоторых монголо-китайских институтов, но наиболее важным было взятие на вооружение монгольского лука. Вскоре, однако, синтез сменился новым периодом тюркской кочевой реакции, и Румский султанат распался на племенные бейлики. Лишь через полвека междоусобных войн наметился процесс объединения Анатолии под властью сильнейшего из бейликов – бейлика Османов. Османы использовали монгольский лук для завоеваний на Балканах и таким образом увеличили свои силы в борьбе с другими бейликами. В процессе завоевания происходила реставрация этатистских и бюрократических традиций Румского султаната, и государство Баязида I в целом напоминало монархию сельджукских султанов.
Что касается демографического фактора, то в описываемый период он не играл большой роли. Долгий период междоусобных и внешних войн сопровождался чумными эпидемиями, и наконец последовало губительное нашествие Тимура. В силу этих обстоятельств плотность населения в Анатолии оставалась на сравнительно низком уровне, и демографический фактор не оказывал на исторический процесс заметного влияния. В целом весь длительный период истории тюркских областей Малой Азии в XII – XIV вв. можно считать интерциклом.
11.6. ЕГИПЕТ ПРИ ТЮРКСКИХ МАМЛЮКАХ
Возвращаясь к истории Египта, нужно напомнить, что завоевание страны тюрками и курдами и последовавшее затем развитие системы икты вызвало экосоциальный кризис и демографическую катастрофу 1200-1202 гг. Однако в отличие от султаната Великих Сельджуков кризис не повлек за собой распада государства и перехода власти в руки тюркского военного сословия. Это отчасти объяснялось тем, что тюрок в Египте было сравнительно немного, что они были перемешаны с курдами и другими кочевниками, а также и тем, что обстановка крестовых походов побуждала военное сословие к сплочению. Кроме того, в Египте существовала сильная этатистская традиция, и султаны из династии Айюбидов нашли противовес тюркским мукта в виде восстановленной гвардии гулямов. Новых гулямов называли мамлюками, корпус мамлюков пополнялся за счет половецких юношей-рабов, привозимых итальянскими купцами из Крыма. Этих юношей обращали в ислам, учили воинскому мастерству и воспитывали в духе преданности командирам. Командиры мамлюков (эмиры) получали икты, 2/3 доходов с которых должны были тратить на содержание своих воинов, однако никакой наследственности должностей и икт среди мамлюков не существовало, эмиры выдвигались за их воинские заслуги. Кроме мамлюков, в состав военного сословия входили воины «халка»; это были свободные воины, получавшие на время службы небольшие икты с доходом в 10–20 тыс. дирхемов