[2277]. По некоторым оценкам, в 1810-1844 гг. в Албании и Эпире (санджак Янина) население уменьшилось с 1040 тыс. до 928 тыс. человек, в Армении и Курдистане – с 2 млн до 1,7 млн[2278]. Христианское население Греции за время освободительной войны уменьшилось с 938 до 753 тыс. человек[2279]. Потери населения были следствием войн – но также и следствием сопровождавших разруху страшных эпидемий. Эпидемии чумы не были редкостью и в первой половине XVIII в., но ближе к концу столетия они приобретают катастрофический характер, особенно в перенаселенных и страдающих от нищеты городах. Эпидемия 1770 г., по некоторым сведениям, унесла в Стамбуле 150 тыс. жизней, а эпидемия 1786 г. погубила треть населения столицы. В Салониках, где было всего 60-70 тыс. жителей, эпидемия 1781 г. унесла 25 тыс. человек. В 1794 г. чума опустошила Сербию[2280]. В 1808 г. британский консул Вильям Итон писал, что население Османской империи сокращается из-за голода и чумы, что большие эпидемии уносят от 1/10 до 1/8 населения[2281]. Самой страшной была большая пандемия 1812-1818 гг., по оценке Д. Панзака, «опустошившая всю страну»[2282]. Только в окрестностях Стамбула в 1812 г. погибло 300 тыс. человек[2283]. Таким образом, мы можем утверждать, что экосоциальный кризис, завершивший демографический цикл XVIII в., привел к существенному уменьшению численности населения.
* * *
Как отмечалось выше, в XVII столетии войны, высокая рента, разбои кочевников и общая обстановка нестабильности в деревне затрудняли процесс восстановления хозяйства. Эта ситуация была особенно типична для Анатолии, где она в целом сохранялась и в XVIII в. На Балканах процесс восстановления был более активным, и в начале XVIII в. он ускорился, что позволяет говорить о начале нового демографического цикла. Необходимо отметить, что факторы, ограничивавшие объем ресурсов в новом цикле (в особенности, высокая рента), продолжали действовать. Система маликяне, поначалу ограничивавшая ренту, по мере ослабления контрольных функций превратилась в систему перераспределения ресурсов от народа к новым слоям элиты. Поэтому процесс восстановления очень быстро сменился Сжатием, а затем – кризисом.
Период восстановления условно можно датировать первой половиной XVIII в. Для этого периода характерны наличие свободных земель, относительно быстрый рост населения, рост посевных площадей, низкие, но постепенно растущие цены на хлеб, высокая реальная заработная плата, относительно высокий (но быстро понижающийся) уровень потребления (во всяком случае, в городах). Однако высокий уровень ренты в деревне уже в этот период привел к массовым миграциям из деревни в города и появлению некоторых признаков, характерных для периода Сжатия: уход разоренных крестьян в города, где они пытаются заработать на жизнь ремеслом или мелкой торговлей, рост городов, развитие ремесел и торговли, большое количество безработных и нищих. Таким образом, мы видим, что перераспределение ресурсов в рамках структуры «государство – элита – народ» деформировало естественный ход демографического цикла. Высокая рента препятствовала процессу внутренней колонизации, поэтому Сжатие наступило, когда в некоторых районах еще имелись свободные земли. С середины XVIII в. можно фиксировать такие признаки Сжатия, как высокие цены на хлеб, низкий уровень реальной заработной платы и потребления, неустойчивый демографический рост, его замедление или приостановка, высокий уровень земельной ренты, частые сообщения о голоде, эпидемиях, разорение крестьян, распространение ростовщичества и аренды, рост крупного землевладения.
В условиях Сжатия элита распалась на враждующие фракции и вступила в борьбу между собой и с монархией. Эта борьба приняла форму феодально-кланового сепаратизма и привела к разложению этатистской монархии (трансформация ВАс). Власть на местах фактически перешла к феодальным князькам, вышедшим из среды аянов. Пример Османской империи показывает, что феодализм как результат захвата власти элитой свойственен не только эпохе тяжелой кавалерии, что он может наблюдаться и в эпоху пороха и пушек. Более этого, захват власти на местах может производиться не только военной элитой, то и крупными собственниками, в частности финансистами, узурпирующими функции сбора налогов, а затем заводящими военные отряды.
В обстановке Сжатия начались народные восстания в Сербии и Греции, также принявшие сепаратный характер, точнее, характер национально-освободительной борьбы. С 1780-х гг. мы наблюдаем характерные признаки экосоциального кризиса: голод, эпидемии, восстания и гражданские войны, внешние войны, гибель больших масс населения, разрушение или запустение многих городов, упадок ремесла и торговли, высокие цены на хлеб, социальные реформы, порождающие этатистскую монархию. В некоторых областях (в Янинском пашалыке, в Греции, Сербии) можно наблюдать также и такие признаки, как гибель значительного числа крупных собственников и перераспределение собственности.
На протяжении цикла демографический фактор действовал совместно с военно-техническим фактором. Военное давление европейских государств в конце концов заставило правительство, несмотря на сопротивление элиты, создать регулярную армию, что в соответствии с теорией военной революции должно было повлечь за собой трансформацию структуры и установление этатистской монархии (трансформация АСВ). Таким образом, социальные реформы, имевшие место в период экосоциального кризиса, были вызваны резонансным действием демографического и военно-технического факторов. В целом трансформации структуры «государство – элита – народ» на протяжении второго османского цикла может быть описана формулой ВАСВ.
12.6. ЭПОХА СЕФЕВИДОВ В ИРАНЕ
В ХIII – ХV вв. Иранское нагорье, по существу, представляло собой южную окраину Великой степи; большую часть его населения составляли кочевники, и история Ирана была историей кочевого общества. Уцелевшие в оазисах земледельцы были порабощены кочевниками и почитались за скот; племена воевали между собой из-за этого «скота», захватывали его и перегоняли с места на место. Древняя цивилизация Ирана лежала в развалинах, и эта страна навсегда потеряла роль центра мирового Сжатия; этот центр сместился на запад – в Турцию. Иран же стал центром событий подобных тем, которые происходили в Аравии VII в.; центром новой ослепительной вспышки кочевого коллективизма.
В конце ХIII в. бродившие по Ирану дервиши, наследники исмаилитов, нашли прибежище в Южном Азербайджане. Живший в Ардебиле шейх Сефи ад-дин призывал к тому же, что и пророк Мухаммед, – к братству верующих и объединению ради борьбы за святую веру. Это учение было близко родовым обычаям поселившихся в Азербайджане тюрок и было с готовностью воспринято ими. Шейхи Сефевие претендовали на происхождение от шиитских имамов, потомков Али и Фатимы; их последователи носили чалму с двенадцатью красными полосами в честь двенадцати имамов, отдавших жизнь борьбе за веру и справедливость, поэтому их называли «красноголовыми», «кызылбашами». Кызылбаши брили бороду и отпускали длинные азербайджанские усы, а на бритой голове оставляли чуб; они считали себя учениками, «мюридами», святых ардебильских шейхов и давали им обет верности. Так же как первые последователи Мухаммеда, кызылбашские мюриды отличались боевым фанатизмом и без страха шли на смерть ради веры[2284].
В ХV в. шейхам удалось объединить обитавшие в Азербайджане и в Восточной Анатолии тюркские племена, причем основой этого единства, так же как в раннем исламе, был джихад – война за веру. Кочевники, постоянно испытывавшие недостаток пастбищ, не могли жить в мире, поэтому единственным средством прекращения усобиц было перенесение войны вовне. Объединившись, кызылбашские племена стали совершать регулярные набеги на окружающие земледельческие области: на Грузию, на греческое Трапезундское царство, на Ширван и Дагестан. Сцементированное верой, новое кочевое объединение было более сильным, чем племенные союзы тюркских и иранских кочевников. В 1501 г. 7 тыс. кызылбашей разгромили 30-тысячное войско султана Альвенда Ак-Коюнлу, и после коронации в Тебризе юный шейх Исмаил стал первым шахиншахом династии Сефевидов. В 1503 г. в битве при Хамадане 12 тыс. кызылбашей обратили в бегство 70 тыс. воинов султана Восточного Ирана Мурада Ак-Коюнлу – власть Сефевидов распространилась на обширные территории от Евфрата до Амударьи[2285].
Шах Исмаил почитался кызылбашами за нового пророка, призванного возродить исламское равенство и братство. Религиозный подъем распространился не только на Иран, но и на тюркские племена Восточной Анатолии, находившиеся под властью Османской империи. В 1508-1513 гг. здесь разразилось большое восстание кызылбашей, пытавшихся присоединиться к Сефевидам; оно было с трудом подавлено османами. Персидские крестьяне, надеявшиеся на облегчение своего положения, также возлагали надежды на нового шаха. Придворные историки, действительно, говорят о том, что шах «заботился о райатах», но не сообщают, в чем конкретно выражалась эта забота. Налоги продолжали собираться по-прежнему, в соответствии с «Канун-наме» Узун Хасана Ак-Коюнлу[2286].
К улучшению положения крестьян могло привести уничтожение в период завоевания многих союргалов – вотчин, в которых их владетели пользовались всей властью над райатами и самостоятельно устанавливали уровень ренты. С начала правления Сефевидов стала использоваться новая форма пожалований, тиуль, напоминающая османский тимар и заключающая в себе лишь право отчисления в свою пользу части уплачиваемых райатами налогов. Однако в XVI в. понятие «тиуль» еще не было устоявшимся, и на практике этот новый термин часто применялся для обозначения старых союргалов. Тиулями называли также «юрты» кочевых племен – области, переданные в управление племенным ханам, где власть шахского правительства часто была номинальной. Юрты охватывали большую часть территории Ирана, и на этих землях крестьянство фактически по-прежнему находилось во власти кочевников