Но исторический путь длинен. Далеко не весь мир «сразу» становится Церковью. Существует мировой процесс, постепенное раскрытие Божией правды в мире. В этом процессе вне Церкви действует масса самых противоположных сил – и злых, и добрых. Церковь одни из них осуждает, другие благословляет – в зависимости от той роли, которую они играют в мировом процессе.
Как ни трудно было апостолам, говоря по-человечески, признать своих гонителей, представителей языческой власти «святою силою», в истории они сделали это по внушению свыше, руководствуясь не разумом и не чувством человеческим, а теми провиденциальными данными, которые открывались им в их духовных прозрениях.
Власть – это организованная сила, покоящаяся на определённых нормах, на законе, который является минимумом нравственности.
Эта организованная сила – необходимое условие бытия народа, ещё не организованного в духе и истине Церковью. Потому – она от Бога.
Но власть государства невозможна без вооружённой защиты. Поэтому апостолы, благословляя власть, как святую силу в историческом процессе, – тем самым благословляли и военную силу, которая служит её основой.
Если бы не было организованной законом власти, человеческое общество превратилось бы в дикую анархию, и если бы не было «войска», люди вооружились бы как разбойничьи шайки. Это было бы гибелью для мира, а значит, и для Церковного дела.
Вот почему, по апостолу, представители власти не напрасно носят меч[5]. Временное злоупотребление этим мечом не меняет положительного значения власти в историческом процессе. В принципе власть остаётся «от Бога», потому что в общем она является как бы преддверием к тому внутреннему единству, которое даётся Церковью. Если государство не может создать из людей живого организма, ибо живой организм требует не механического соединения людей, а внутреннего, духовного, мистического их соединения, что и осуществляется в Церкви, если государство не может выполнить этой высшей задачи, то всё же оно может объединить людей для совместной культурной жизни и обеспечить дальнейшее развитие общества.
Признав всякую власть от Бога, апостолы тем самым признали от Бога и вооружённую силу, являющуюся основой государственного бытия. Признали, потенциально, и войну как неизбежный исторический факт.
Церковь не нуждается в «оружии»: «вложи меч свой в ножны». Но ведь Церковь – совершенный организм, а государство – организация внешнего порядка. Оно организует людей принудительной силой. Весь мир в целом до церковной организации ещё не дорос. Мир – во зле лежит. В известном смысле это больной организм. И без участия острого ножа иногда нельзя справиться с злокачественною опухолью.
Иного способа защитить своё бытие, как только силою оружия, у государства нет.
И если признаётся добром в историческом процессе государственная организация, должна быть признана относительным добром и та военная сила, которая обеспечивает её существование.
Добром должна быть признана и война, в зависимости от тех исторических причин, которые её вызывают, и в зависимости от тех государственных целей, которые она преследует.
Таким образом, и здесь, вне Церкви, моральный смысл войны определяется конечною целью, во имя которой идёт борьба государства с государством.
Итак, из анализа заповеди «не убий» и понятия «войны» вытекает положительное решение вопроса: допустима ли война с христианской точки зрения?
Моральная оценка войны не может иметь абсолютного характера. Война может быть и добром, и злом в зависимости от целей, которые она преследует. Индивидуальная христианская совесть не должна смущаться принципиальным отношением к войне. В принципе война недопустима. Но совесть должна очень смущаться вопросом: во имя чего ведется война? Ибо если не всякая война зло, то и не всякая война добро. Христианин может принять только ту войну, цели которой могут быть благословлены Церковью.
Из анализа событий в Гефсиманском саду вытекает ненужность вооружения Церкви мечом, так как абсолютная Правда и Истина, воплотившиеся в Богочеловеке и в историческом процессе реализуемые в Церкви, – сами в себе носят все силы для своего конечного торжества. Точно так же как поднимающие против неё меч сами в себе носят залог своей погибели.
И наконец, из анализа христианского отношения к власти следует положительное отношение к войне, поскольку она является реально необходимой в историческом процессе.
X
Многие смешивают любовь со слащавой улыбкой. Больному, всё спасение которого в ампутации ноги, вместо «жестокой операции» давать сладенькую водицу – это не любовь!
Или, вы думаете, не было в сердце Сына Божия любви, когда Он бичом гнал торгующих из храма?[6] Или когда Он в пламенном гневе произносил эти грозные слова: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры… Безумные и слепые!.. Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну?»[7]
Да, в глазах Христа отражалась зелёная Галилея. Но в них же была запечатлена и грозная Голгофа. Да, Он трости надломленной не переломил. Но Он же проклинал негодную смоковницу и возвещал, что секира уже лежит у подножия мёртвого дерева![8]
В Сыне Божием была Божественная любовь, но не было слабосильной сантиментальности!
Когда-то Победоносцев писал Толстому, что они по-разному понимают Христа.
Для Победоносцева Он Муж, исполненный силы.
Для Толстого – расслабленный.
Я не принадлежу к числу поклонников Победоносцева. Я считаю, что Церковь долго не оправится от того тяжёлого наследства, которое он оставил после себя в качестве обер-прокурора[9].
Но здесь – Победоносцев был прав!
«Непротивленцы» вынули из Христа Его Божественную силу. Они подменили Его сожигающую огнём проповедь сантиментальными словами о «непротивлении злу» и великое дело – спасение мира на Голгофе – свели к простому убийству хорошего человека за то, что он проповедовал целомудрие и вегетарианство!
Выбросив душу, они в мёртвые схемы вдохнули совсем другой дух.
Христос объемлет Собой весь мир. Он всех любит… Всех призывает к Себе. Всем протягивает руку, как утопающему Петру. Но он отметает зло и бросает в огонь мёртвый сухостой.
В руках Его острая секира. Но он бережно блюдёт возрастающий мир, стремящийся к совершенству. И не топчет ногами слабых колосьев – тем более не прикрывает этой расправы сладкой улыбкой, исполненной сознательной или бессознательной фальши.
Тот Христос, который изображается как «толстовец», отказывающийся от «воинской повинности», «не употреблявший мясного», распятый и затем, как все, даже очень хорошие умершие люди, – сгнивший, – это не наш, не христианский, не православный Христос!
Наш Христос – Муж силы.
Слова Его горят огнём негодования, когда Он обличает. Они жгут совесть, когда Он говорит о грехах. Они воскрешают, когда Он одобряет нас.
Наш Христос – победитель мира. Не раб тления, хотя и честный вегетарианец, как думают толстовцы. Наш Христос – Сын Божий, воскресший и победивший смерть, искупивший страданиями Своими мир и давший нам обетование общего воскресения.
Он заповедал нам любить людей – действенною любовью. Нас не остановит страшный выбор, и если в грозный час эта действенная любовь подскажет нам: «Возьми меч – иного пути спасти ближнего твоего нет», – мы бестрепетно возьмём его!
Мы исповедуем, что Господь создал Церковь – и врата адовы не одолеют её. Мы знаем, что Крест – непобедимое оружие правды. Мы знаем, что насильники, подымающие меч против неё, – погибнут.
Но если история мира приведёт нас к неизбежному столкновению с насильниками народа, мы подымем против них свой меч и впереди его понесём Животворящий Крест Господень!
Мы умеем жалеть несчастных. Мы готовы «оставлять долги должникам нашим». Мы готовы прощать личные обиды. Мы готовы отдать последнюю рубашку даже тому, кто требует лишнего. Но когда мы видим, как обижают ребенка или оскорбляют женщину; когда злодеи отнимают последнюю рубашку не у нас, а у нашего ближнего, когда насилию подвергаются беззащитные, слабые, несчастные и иного средства нет спасти их, как только подняв меч, – мы подымем его не во имя своё, а во имя той действенной любви, которую заповедал нам Христос.
Для нас Христос не «смертная тварь» – а воскресший Богочеловек. И учение Его не мёртвый сборник «правил». Не отрывной календарь на каждый день.
Мы исповедуем живого Христа. Мы пребываем в живом общении с Ним в Церкви. И мы веруем не в мёртвые буквы, а в живой смысл Его слов.