Норвежцев добивали – подошли еще «миги» 39-го полка, с не уставшими пилотами и полным боекомплектом. «Ланкастеры», которых осталась едва треть, разворачивались назад, сбрасывая бомбы. А Второй Гвардейский выходил из боя – неужели это все, мы победили?! Теперь домой!
Четвертая эскадрилья садилась последней. Процедура была привычной – сбросить газ, закрылки, шасси – и «миг» вдруг резко стал крениться вправо! Саня похолодел, но четко действовал «как учили»: прибавил газ, убрал закрылки и шасси. «Миг» снова стал послушен – в чем дело?
– Ну-ка еще раз, только высоту набери! – приказал Тимохин, переместившись назад. – Давай! «Ястреб-восемь», у тебя правые закрылки не выходят! Можешь катапультироваться.
Саня не послушал. И оттого, что самолет был сейчас полностью покорен, и потому, что про процесс катапультирования молодым пилотам рассказывали страшные истории. А также оттого, что местность тут была ну очень непривлекательная, на взгляд парашютиста: горы, поросшие лесом, и ветер с моря. И переломать себе все при приземлении – шанс был даже выше, чем при грубой посадке. Хватило бы полосы, но как говорил инструктор, посадка с перелетом лучше, чем с недолетом, в конце можно убрать шасси и отделаться поломкой, а вот если врежешься в землю до начала, это песец!
«Земля» разрешила посадку. При повторном заходе на посадку шасси не вышли совсем. Сане стало страшно, но руки снова сделали «как учили», кран аварийного выпуска, на этот раз сработало. Скорость была непривычно высока, и едва «миг» коснулся бетона, как тут же подпрыгнул, сильно «скозлив». И еще раз, а на третьем не выдержала носовая стойка шасси, затем подломилась и правая, истребитель едва не встал на нос, но все же не скапотировал, удержался. Саня уже ничего сделать не мог, удар был сильный и болезненный, но все-таки сознания не лишил. Было лишь страшно – вдруг сейчас полыхнет бак, сколько в нем еще осталось керосина, и заживо сгорю, как те во втором «ланкастере»? Но повезло еще раз!
Подлетела пожарная машина, солдаты полили «миг» пеной, во избежание возгорания. Вскрыли фонарь, извлекли Саню, положили на носилки. И в темпе прицепляли тросы, чтобы оттащить самолет с полосы. А после Саня отрубился – руки-ноги у него оказались целы, а вот два ребра сломаны.
Вечером в госпитале его навестили Тимохин и майор Комлев, комэск.
– Ты что же творишь, собака? – добродушно сказал капитан. – Вот ей-богу, морду бы тебе начистил, был бы ты здоров! Нахрен ты под пулеметы полез? И меня, зараза, за собой потащил! Сам пронесся как метеор, так что они даже целиться не успевали, это ты верно рассчитал. А вот на мне – отыгрались. В твоей машине одна всего дырка, хоть и прямо в гидросистему, как давление дал, так и вылетела жидкость наружу, оттого второй раз шасси и не выходили – ладно, быстро сообразил аварийным выпустить, уже на последних метрах. А мне шесть дырок понаделали – повезло, что лишь в обшивке, ничего важного. У тебя мозги есть, придурок, – или как врага увидел, то все заклинило, вперед, а то и вообще тараню! Так не в японской авиации служишь, нам камикадзе не нужны!
– Так вы же могли в стороне, – возразил Саня, – я бы один…
– А кто бы твоих подранков добивал? – удивился Тимохин. – Я тебе пленку покажу, кадр есть, как ты в чистое небо стреляешь: в атаку входя, гашетку зажал, и трассы перед собой, есть враг в прицеле, нет его – без разницы! Второго ты хорошо зажег – а вот двух прочих мне пришлось добавить. Насмерть стоять, себя не жалея, это похвалы заслуживает – только в данном конкретном случае этого не требовалось совсем! В итоге имеем – минус один истребитель за кучу хлама! Который нам именно затем и кинули на растерзание – чтоб измотать, когда на нас завтра американские «крепости» пойдут, в сопровождении «тандерджетов». Война лишь начинается, и этот бой не последний!
Саня уже знал – и в госпиталь доносились слухи, и радио было в палате, и пилота из штурмового полка в соседнюю привезли, – что наши перешли границу и наступают на Му. Американцев и англичан пока не было замечено, ни в воздухе, ни на земле, и это не успокаивало, а настораживало. Ну а норвежцы, на старье летающие, – это не противник, а тьфу!
– Под конец там еще «мустанги» появились, – рассказывал Тимохин, – пытались у 39-го иап отбить своих. Ну и получили сполна! Из бомбардировщиков меньше десятка сумели уйти, и то некоторые с дымом и снижением. А бомбы сбрасывали, чтоб удрать скорее – пятитонные, «толлбои». Больше всего в фиорд попадало или на своих, а что-то так даже на шведов, но и нашим на земле несколько прилетело, потери есть. Пленных очень мало – наши парашютистов отчего-то за десант приняли, может оттого, что «ланкастеры» на ленд-лизовские транспортные «йорки» похожи – и стреляли из всех стволов, а какое войсковое ПВО у самой линии фронта, ты представляешь, так что живым не приземлился никто. Но слышал, что в море кого-то выловили, подробнее не знаю, разведотдел темнит. Так что не вышло у мирового империализма повторить нам 22 июня! Да, а что ты на земле фонарь не сбросил? Не знал, что если на рычаг катапульты лишь чуть нажать, то тебя не выкинет, а лишь фонарь отстрелит, а вот если до упора…
– Знал, – сказал Саня, – но боялся, что пережму, и по бетону размажет вместе с креслом.
– Ладно, как сбитых запишем? – спросил Комлев. – С тремя твоими личными, Василий, ясно. Одного можно и Плужникову в личные вписать, а двух, как групповые, тебе и ему?
– Так и впишем, – кивнул Тимохин, – чтоб не зазнавался пацан, а то личных три «тяжа» в первом же бою это чересчур. Надеюсь, что станет щегол ястребом – иначе долго не заживется. Бой третий, четвертый – и все, уж повидал я таких, горячих. Ты понял – не я тебя наказывать буду, коль не поумнеешь! И не дай бог ты еще кого-то за собой утащишь, как меня сегодня чуть не… И самолет, он тоже денег народных стоит и труда наших советских людей. Короче, выздоравливай – а как выйдешь, я посмотрю, как ты мой урок усвоил. Ну и с «крылышками» тебя – заслужил.
Эту систему ввели в сорок четвертом, под самый конец войны[44]. Военный летчик 3-го класса – «готов к выполнению боевых задач днем, в простых метеоусловиях». В мирное время этот класс получали после училища, где-то через год пребывания в строевой части, после набора установленной нормы часов налета и сдачи учебно-боевых задач. На войне же по неписаному, но строго соблюдавшемуся правилу – после первого сбитого лично.
Будет еще визит московского журналиста, через два дня. И статья в «Красной звезде», как лейтенант, всего месяц после училища, в первом же своем бою сбил три тяжелых бомбардировщика (скромно упомянув – два «совместно»), вот такие пилоты в советских ВВС! Будет служба и командировка в Китай, где над Янцзы шла вялотекущая война между КНР и южанами, а наш ограниченный контингент исполнял свой интернациональный долг, а заодно испытывал новую технику и тактику. Будет и Ближневосточная война пятьдесят пятого года, сбитые Ф-88 и «канберры», и два ордена, «боевик» и Красная Звезда.
А в пятьдесят шестом, на аэродроме Луостари, уже командир эскадрильи майор Плужников будет принимать молодое пополнение. И один из «щеглов» представится, отдавая честь:
– Лейтенант Гагарин – прибыл для прохождения службы!
Юрий Смоленцев.
В 2012 году лейтенант спецназа СФ, в 1950 году полковник морской пехоты, дважды Герой, участник «охоты на фюрера» и прочих славных дел
Траулер назывался «Электрон». Опять дежавю – вроде было с судном под этим именем, одна история у нас на Севере, уже в двухтысячные? Надеюсь, что сейчас ни к кому насилие применять не придется – тихо пришли, так же уйдем, лишнего внимания не привлекая.
Под флагом ГДР, с немецкой командой. На вид самые обычные просоленные морячки, иные и в возрасте уже. И нас десятеро – поскольку дойче камрады это сухопутчики, под воду идти не обучены. А может пригодиться!
Отчего не наш экипаж? Так здесь, в портах Дании и Южной Норвегии, советский флаг заметен, как зверь носорог на московской улице. А немцы давно примелькались уже, у них тут и знакомых полно. В то же время мы, «переменный состав», выглядим вполне оправданно: ведь «Электрон» – это судно новой постройки, не только ловит, но и перерабатывает, и в банки пакует. Маловат, правда – в мое время, помнится, океанские БМРТ (большие морозильные траулеры) были размером почти с легкий крейсер, на четыре тысячи тонн! А «Электрон» и на тысячу едва тянет, но решили, что для Норвежского моря будет в самый раз. Немцы уже с десяток таких корабликов успели построить – а у нас, как я слышал, порядок другой: большое судно-база, она же консервный завод, работает в море совместно с целой флотилией обычных тральцов, ей оперативно улов сдающих.
На вид обычный траулер. Вот только дизеля стоят мощные, с турбонаддувом, обеспечивая двадцать три узла полного хода – не эсминец, но все же куда быстрее любого торгаша. Палуба подкреплена, тумбы для «орудий лова» в минуту преобразуются в лафеты, и ставить на них есть что, пока спрятано в мехмастерской, как «детали машин». Мощная рация, локатор, еще кое-какое хитрое оборудование. Ну и для нас шлюзовая камера, чтоб незаметно нырнуть, наверху не мелькая.
Вообще-то это была операция Штази. Как я уже сказал, в этих местах у камрадов полезная информация, связи, агентура наличествовали с времен Еврорейха – в отличие от нас. Но не участвовать в деле с таким фигурантом мы никак не могли! Началось все еще в прошлом году – сколько стоило коллегам герра Рудински убедить даже еще не саму главную сволочь, а его доверенное лицо в искренности своих намерений! «Тотенкопф», а по-русски «Мертвая голова», это не просто имя одной из эсэсовских дивизий, а особая организация, «СС внутри СС» – и кроме того, что она выставила на фронт эту самую дивизию, в ее ответственности были и всякие деликатные и грязные дела, вроде охраны секретных объектов и концлагерей. И в составе ее были не только солдаты, но и коммерческие структуры. За прошедшие шесть лет наши, совместно с Конторой герра Рудински, сильно проредили эту погань, а наиболее благоразумные «тотенкопфы», на ком большой крови не было, так и сами поспешили сдаться, и своих сдать, которых знали. Но хватало там даже не фанатиков, а мрази, настолько замаравшейся, что ни на какое прощение надеяться не могли даже теоретически.