Нас погнали в Африку – надеюсь, вы не будете предъявлять мне счет еще и за диких негров, которых мы учили уважению к белому человеку? В конце концов, кто-то должен заниматься и такой грязной работой. И мы делали ее хорошо – там, где мы прошли, больше не бунтовал никто, некому было! А после эти чертовы лимонники продали нас французам. Которые задались целью отомстить нам за то, что мы победили их в сороковом!
Во Вьетнаме нас кидали во все дыры, затычкой. И относились как к туземному персоналу – в городе даже не пускали в приличные заведения, «это для господ лягушатников, а не для бошей». Платили не валютой, как своим, а колониальными франками, на которые в увольнении лишь услуги дешевых шлюх можно было купить. И не скрывали, что мы тут лишь затем, чтобы сдохнуть во благо Франции, оплатив свои грехи перед ней. Французские части иногда меняли, офицеров тоже, случалось, отзывали в метрополию – а мы должны были остаться здесь навсегда. Поскольку в победу над повстанцами и завершение войны в обозримое время уже не верили даже сами французы! И для них было бы лучше, если мы вместо них сдохнем в этих проклятых джунглях!
Когда-то нас было сорок тысяч. Или пятьдесят – не знаю точной цифры, я не штабист, а всего лишь ротный. Хватало на три дивизии полного состава. Сейчас же, судя по тому, что личный состав там разбавлен какими-то поляками, украинцами, латышами, хорватами и даже французскими каторжниками, подписавшими контракт взамен тюремного срока, и все равно штат укомплектован едва наполовину – думаю, что нас осталось тысяч десять. Но парашютно-десантный полк был полностью немецким – тысяча человек, три батальона.
Этой части не было раньше. Ее сформировали как штрафную – чем еще кроме расстрела можно напугать тех, кому и так суждено сгинуть в зеленом аду; однако даже до лягушатников дошло, что если расстреливать нас по каждому поводу, то скоро придется посылать в лес исключительно своих. И кто-то в штабе додумался, что парашютисты могут эффективно оказывать помощь блокированным гарнизонам. У нас не было почти никакой десантной подготовки – повезло тем, кому для ознакомления позволили совершить один, а то и два прыжка, а были и такие, кому лишь теорию прочли, как надевать парашют, за что дернуть и как ноги держать при приземлении. И это при том, что прыгать приходилось не в поле, а на лес. И никто никогда не искал тех, кто оттуда не вышел. Так что потери были как на Остфронте. Даже хуже – ваши просто расстреливали таких, как мы, – а вьетнамцы в части казней столь же изобретательны, как их соседи-китайцы. А поскольку именно мы занимались самой грязной работой по усмирению их деревень – легко представить, что они делали с теми из нас, кто попадался живым!
Так что когда нам сообщили, что американцы хотят нас нанять, это было как божий дар. Янки во Вьетнаме это как небожители над грязью, у них карманы полны долларов, перед ними открыты все двери. Нет, американских солдат, участвующих в замирении, я не видел, но в тылу, особенно в городах, американцев можно было встретить очень часто, военных и штатских. Мы слышали, что всю эту войну Франция ведет на американский кредит – и дошло уже до того, что американская помощь поступает прямо сюда, минуя метрополию. У нас и у французов было американское оружие, обмундирование, снаряжение, продпайки, мы ездили на американских джипах и грузовиках – французской была лишь часть техники, как, например, древние, еще довоенные танки и броневики. Может быть, где-то есть и бедные американцы – но мы видели лишь богатых и довольных, сорящих долларами направо и налево. Если Америка в этой войне оказалась в стороне, да еще и неплохо нажилась на торговле со всеми – то это должен быть кусок рая на земле. Нам предложили американское гражданство, чистые документы и по десять тысяч долларов на каждого – всего лишь за то, что мы рискнем еще раз. После того, как занимались этим уже шесть лет!
Нас выдернули из Вьетнама где-то в десятых числах сентября, точно не помню. Дальше мы сидели на какой-то авиабазе где-то в Южном Китае, да, это была база ВВС США, охраняемая американскими солдатами, нас не выпускали за ворота и вообще не рекомендовали без надобности вылезать из бараков, куда нас запихнули, но по пейзажу и растительности я думаю, что это был именно Южный Китай. Кормили очень неплохо, так же как своих – что после французов казалось изобилием! А вместо полковника Малэна – искренне желаю ему живым попасться головорезам из Вьетминя! – поставили американца, представившегося нам «полковник Рон Фишер». Но вряд ли это было его настоящим именем – прошу мне поверить, он не был строевым офицером, а из разведки или еще какого учреждения. Ну просто видно было, что он мундир надел не так давно!
21 сентября нам поставили задачу. Да, мы знали и про Синьчжун, и про банду Ли Юншена – в Ханое тоже можно и слушать радио, и прочесть газеты. И судя по тому, что эти якобы «китайцы» так легко разделались с гарнизоном, ну а янки хотели получить живым кого-то из их офицеров – это был как минимум, противник такого же уровня, как во Вьетнаме, «ударный» отряд под командой не местных, а инструкторов из русского осназа – самое опасное, что могло встретиться нам в джунглях! И французы еще пять лет назад обещали награду за живого русского, и половину – за мертвого. Так за все время никто не сумел ее получить – за живого; я слышал, что за убитого было то ли два, то ли три случая, и каждый раз потери были такие… Ну а если там был полностью русский осназ, это еще хуже – но какой у нас был выбор? Сгинуть в джунглях через месяц, через полгода, через год – или, если тебе повезет, лететь в Штаты свободным и богатым человеком? Не знаю, как другим – но лично мне просто абсолютно нечего было терять!
Хотя сомнение было. Перед выброской нам хотели сделать какие-то прививки, «от китайской лихорадки». Не знаю, откуда, но пошли разговоры, что на самом деле это то ли медленно действующий яд, то ли бацилла чумы – ведь платить по десять тысяч каждому выжившему – это много даже для американцев? И был едва ли не бунт, американцы уступили. Яд ли это был, мы так и не узнали.
Приказ был – действовать, как мы привыкли. Нас сбросят над каким-то городом или деревней, там мы должны были убивать всех китайцев, а всех русских и вообще лиц европейского вида брать в плен, за это полагалась отдельная плата. Мы были в американской форме без знаков различия, и оружие у нас было – пистолет-пулеметы М3, нам они казались хуже привычных МР-40, но в джунглях при бое накоротке удобнее «томпсонов» и «гарандов». Еще были базуки, по две на взвод, и пулеметы, наши МГ-42 – американский «браунинг-М1919» это просто дрянь! Никакого тяжелого вооружения и техники не было. Рации были по одной на батальон и еще у полковника Фишера – причем радисты были не наши, а тоже откуда-то от хозяев.
И когда нас грузили в самолеты – обычные Си-47, с китайскими опознавательными знаками, хотя пилоты, как я мог видеть, были белые, не китайцы – лично мне хотелось лишь бы скорее! Или сдохнуть, или завтра лететь за океан белым человеком. А какой еще был выбор?
Откуда взлетали «мустанги», не знаю, на том аэродроме я их не видел. Про Бомбу тоже ничего не знаю и знать не могу.
Герр следователь, прошу учесть, что я не нанес вашей стране большого ущерба. И всего лишь выполнял приказ. Могу я рассчитывать не на расстрел, а на двадцать пять лет в вашем ГУЛАГе? Или же готов отбыть весь срок, усмиряя каких-нибудь бунтующих туземцев там, где это нужно СССР!
Интерлюдия
Где-то в СССР, конец 1940-х – начало 1950-х годов
Деревня в российской глубинке. Обычный среднерусский пейзаж – холмы, перелески, поле, речка внизу.
Хорошо, германец досюда не дошел! Хотя самолеты летали – на областной город, у нас-то что бомбить? Но беда была, что с войны больше половины мужиков не вернулось. Рабочих рук не хватало остро. Оттого реформа сорок шестого года, когда можно было колхоз преобразовать в «товарищество», никого не вдохновила. Это когда у тебя в семье работников много, тогда да, можешь со всем управиться – посеять, собрать, налог заплатить, план по поставкам выполнить, и себе еще останется, и с огорода, и в город съездить на рынок. А так – вместе будет сподручнее! И с МТС договариваться, чтоб все поле разом обработать техникой, а не горбатиться вручную. Хорошо хоть с этим стало лучше, чем даже до войны, – тракторов и прочих машин в достатке. Вот только молодые парни, особенно после армии, так и норовят туда уйти – и заработок больше, и работа интереснее с техникой. А в колхозе кому?
Председатель, Иван Силантьевич Савельев, собрал заседание правления. Но как водится, набежала толпа – все же свои, родня. Да и интересно, что решать будут, ведь всех же коснется? А Силантьич хозяин справный, хоть и без руки, на Одере оставил – и комиссован был, с сержантскими погонами, «Славой» 3-й степени и двумя медалями. Повидал много, и голова ясная, ум здравый – так какого председателя еще надо?
– Так, народ. Упросил я в районе – мужиков нам дадут в подмогу на эту страду. Целых двадцать голов!
– Нет, не наши – оттого и по головам считаем. Нет, не испанцы. И не эти, арабы, тьфу. А китайцы.
– Ну да, мелкие все и слабосильные, наверное, – так на безлюдье и китаец мужик! Давайте лучше решим, куда мы их разместим. Нет, в старый овин не надо – все же не враги, не супостаты!
– Как им платить – на общих основаниях. По трудодням, за вычетом кормежки. Сколько наработают, столько и получат.
– Нет, к севу привезут, а после уборки назад. Поскольку сказали мне, назад до Китая везти выйдет дешевле, чем тут всю зиму даром кормить. Хотя в районе сказали, что если найдется кто к ремеслу способный и зимой будет полезен – то можем ходатайствовать, чтобы оставили. Ну, где мы и где Китай – это сколько билет обойдется, даже если плацкартом?
– Алевтина Петровна, вот только уроков по географии Китая мне тут устраивать не надо.
– Как узнавать будем? Вот мне учетные карточки на них уже раздали: фотография, имя, умения. М-да… с последним негусто.