– Да помню я, что дед Михеич у китайца-шорника еще до революции ремеслу учился. Кабы не он, не видать бы нам этих китайцев как своих ушей. Их на весь район всего полсотни человек распределили, а мне целых двадцать выпросить удалось. Я ведь в районе Михеича чуть не через слово поминал, да и помнят его там.
– Как с ними объясняться будем? Ну, мне сказали, в каждой партии будет кто-то, кто по-русски уже разумеет, он переводчиком будет, на первых порах. А после сами выучатся по-нашему, коль не совсем дураки. Ведь язык у нас простой – это у них китайская грамота столь мудреная, что рехнуться можно. И в каждой провинции по-своему говорят.
– Хулиганить? Ну, бабы, неужели с мелкими китайцами не справитесь, каждая из вас по сравнению с тем китайцем, кхе…
– Да, и смотрите, вот тут на карточке поле есть пустое. В конце каждого сезона я должен его заполнить. Кстати, надо будет чернил цветных купить. Потому что не словами, а цветом. Черный – нарушитель законов, впрочем, это не я писать буду, таких сразу заберут, да еще с отправителей штраф возьмут, так что мало такому в родной Китайщине не покажется. Фиолетовый – для работы в СССР не желателен, работать не умеет или не хочет, а побузить горазд. Синий – работает нормально, но в целом ни рыба ни мясо. Зеленый – желаем и дальше видеть на том же месте работы. Красный – готовы профинансировать обучение.
– И особо предупреждено – насчет курительной дури. Есть в Китае такое – вроде как табак, а хуже водки мозги отшибает, немного совсем покуришь, и ты уже идиот, которому, кроме затяжки этого, ничего больше не надо. Ну, как стакан на опохмелку распоследнему алкашу. Кого с этим поймаем – то всё. Китайцу даже не черным в карточку, а сразу в тюрьму, и нашему тоже, за компанию – хотя наперво могут и штраф выписать, год будешь половину заработка отдавать, это если лишь курил, а не распространял, – а за сбыт десять лет на Колыме. Так в районе, в милиции сказали – и видно, что не шутят! Так что учтите – и за молодняком приглядывайте, не хватало еще кому-то по глупости влететь!
– Да сказал же – на будущий год могут и тех же прислать, особенно кого зеленым отметим, и других, вместо выбывших. Раз записано – наш колхоз, двадцать человек, на пять лет, то так и будет, по закону!
– Нет, семейных не будет. И баб тоже – только мужики, не старые, не калеки – чтоб работать могли.
– Вот делать мне нечего, как за вашим моральным обликом следить! Сами разберетесь. Только помните, что мы тут хозяева, а они – гости. Ну вроде зятьков в чужой дом. Так что права у них такие же, птичьи. Если что – Лексеич, участковый, сказал, сразу к нему. А он живо устроит – чтоб никто не смел тут беспорядки нарушать!
– А вот тут… неофициально пока, но намекнули мне, что если по прошествии пяти лет кто из китайцев себя хорошо покажет и мы его насовсем оставим, то наша советская власть возражать не будет. А очень даже наоборот. Ну сами подумайте – в армию китайца не возьмут, значит, паспорт он хрен получит. То есть оставаться ему у нас в колхозе всю оставшуюся жизнь – еще одной единицей рабсилы, плохо, что ли?
– Что значит, «как оставим», ну вы, бабы, что, вчера родились? И вообще, рано пока о том! Наши китайцы уже едут, наверное, и границу пересекли – а у нас ничего не готово! Давайте, работаем – и жду вас завтра вечером!
Прошло пять лет
С людьми стало получше – вернулась из армии молодежь, призванная в конце войны, и подросла новая. Деревня разрослась, жить стало богаче – программа господдержки позволяла осуществить полноценную химизацию и мелиорацию, и техника в колхозе появилась своя, чтоб МТС всякий раз не дергать – трактор СТЗ-НАТИ, списанный из той же МТС, когда они новые ДТ-52 получили, и грузовик ГАЗ-51, а также сеялки, веялки, молотилки. И асфальт проложили из района мимо деревни, в паре километров всего, так что теперь каждый день автобус по пути из райцентра заезжал. Настоятельная необходимость в китайцах отпала, хотя за эти годы к ним уже привыкли. Большая их часть больше одного сезона не выдерживала, потому что кормежка кормежкой, но и работать требовали соответственно. Кто-то категорически не мог ужиться с сельчанами, или сельчане с ними. Даже до драк пару раз доходило – участковый приезжал, смотрел. Правда, в одном случае кончилось все массовой поркой крапивой всех участников – а как после вошло в протокол и было доложено начальству, Лексеич не рассказал никому.
В результате в колхозе остались два китайца. Чем приглянулся вдове Парамонихе Чан, немолодой, невзрачный и молчаливый, да так, что она уговорила бабский актив походатайствовать за его натурализацию, председатель не знал. Но надо отдать Чану должное, хозяйство и детей, что общих, что жениных, он содержал справно. Второй, приехавший совсем еще мальчишкой, веселый и общительный, обрусел на удивление быстро, так что сейчас председатель порой забывал, что Ванька, в которого как-то быстро и незаметно превратился урожденный Ван, собственно говоря, китаец. Что было в его прошлом, единственном, что выбивало его из хорошего расположения духа и заставило уже на второй сезон попроситься остаться зимовать, так никому узнать и не удалось. Хотя проблемы с ним тоже были. Особенно когда две девки всерьез подрались за его внимание, а ребята намылились за это набить морду самому Вану. Закончилось все хорошо, ну кроме штрафа за прогул всем участникам коллективной пьянки, да и женился он в конце концов совсем на другой. Еще одного китайца присмотрел себе начальник МТС, сперва тот трудился у них помощником механика, а сейчас поехал учиться в техникум, в областной город, за казенный счет. И поговаривают, что после отработки его направят в институт, так как золотыми у Фа оказались не только руки, но и голова. Бегавшие по селу три китайчонка, матери которых имя их отцов оставили при себе, колхоз особенно не затрудняли. Матерей, конечно, осуждали, но как-то не особенно рьяно. Было подозрение про четвертого, но тут уверенности не было.
В клуб привезли телевизор. Теперь по вечерам народ собирался там, как в кино. И говорили уже в шутку, а может, и всерьез, что впору наш клуб повысить до дома культуры – и тогда нашу деревню до села, если бога нет[49]. А зимними днями молодежь прибегала в клуб почитать – чаще не книги из библиотеки, давно уже перечитанные, а свежие журналы из района: «Вокруг света» и «Техника – молодежи».
Из репродуктора звучали новости – война в Китае, где на реке Янцзы армия Китайской Народной республики сражается с подлыми наймитами американского империализма. А дальше был концерт, посвященный очередной годовщине Великого Октября.
Юрий Смоленцев.
Москва, 24 сентября 1950 года
Лючия пыталась влепить мне пощечину. Затем бросилась мне на шею и разрыдалась. Любимые женщины – они такие. Особенно когда в положении.
– На учения уезжал?! А у меня чуть сердце не остановилось, когда я в газете прочла!
Она была уверена – что раз Генрих Гиммлер, то его охраняла целая армия фанатиков-нацистов. И еще американцы. То есть операция была – столь же трудная и опасная, как мы фюрера брали!
Забегая вперед, скажу – что так и было в фильме «Объект 36–80», снятом в этой истории в 1962 году. Где был Гиммлер, ногой открывающий дверь в кабинет норвежского короля и составляющий зловещие планы совместно с американским послом – и его штаб, многоэтажный подземный бункер, «бывшая база немецких подлодок», где у каждой двери стоят автоматчики в эсэсовских мундирах, а в пещерах у причалов ждут приказ фашистские субмарины – а наверху база ВМС США и во внешнем периметре американские морпехи, охраняющие «секретный объект». Городок и рыбацкий порт при базе – население, конечно, не знает о соседстве, но по улицам ходят громилы с повязками «Асгарда», избивающие всякого, кто «не так посмотрел». Но входит в порт мирный траулер, с группой «песцов» – и в группе есть девушка-боец, итальянка Анита, прикрывающая спину командиру, – Лючия на съемках с аквалангом ныряла сама, без дублерш – хотя где это видано, чтоб мы обычными аквалангами пользовались, от которых пузыри наверх? Боевые сцены эффектные – как мы на базу проникаем под водой, по пути успев сразиться с акулами, и в бункере эпизод в стиле «Индианы Джонса», вражеские трупы штабелями, все горит и взрывается, а мы спешим назад со спеленутым рейхсфюрером на борт судна и в море выходим – шторм, волны, молнии сверкают – за нами гонится американская эскадра, но тут всплывает атомарина, успевает наших снять (как эпизод пересадки снимали, в бассейне, а на экране выглядит как шторм баллов в восемь, это рассказ отдельный)! Ну и конечно, морское сражение и тонущий американский авианосец – и как водится, наши побеждают. Вот только в самом финале, где главный наш герой (вроде как я) и Анита в Ленинграде по набережной идут в белую ночь, пришлось дублершу искать, поскольку Лючия даже перед камерой целоваться с артистом отказалась категорически, грех это по ее католической морали.
И не расскажешь ведь, что лично для меня самым трудным в том деле было после заниматься писаниной. Хотя отчет, написанный после дела каждым участником, это не бюрократия, а опыт, который тем пойдет, кто после нас. Но муторно – от руки писать, причем сначала начерно, сразу после, пока еще ничего не забылось, затем набело переписать – кто привык к компьютерной правке текста, тот меня поймет! Часть первую я набросал еще на борту «Электрона» – а оставшееся время перехода банально проспал. После того как «Воронеж» вступил нам в охранение, никакой угрозы с воды или из-под воды быть не могло. В сам Нарвик атомарина не заходила, сдав нас под конвой «Статному» и «Свирепому», а затем и истребители над нами стали летать. Так что можно было позволить расслабиться.
И видели бы вы рожу рейхсфюрера, когда его уже в базе на палубу вывели и он понял, к кому в плен попал! Вот только не было у него ампулы с ядом, уж это мы проверили. А нам забота, дорогих гостей сначала на гарнизонную гауптвахту везти, срочно освобожденную, – вот порадовались гарнизонные «залетчики»! – а после на аэродром, после кому-то здорово влетело, что самолеты немедленно не были готовы. Везли конвоем с бронетехникой, задействовав целый батальон морской пехоты в охрану и оцепление – в героизм асгардовского подполья, решившего отбить пленника посреди советской военно-морской базы, не верилось, а вот попытка англичан или американцев рейхсфюреру рот заткнуть была вполне вероятна, выстрел снайпера, или взрыв фугаса, или нападение диверс-группы с базуками – так что бдили всерьез. В самолет запихнули, не «дуглас», а большой, четырехмоторный, сами погрузились – и на восток, в сопровождении четверки «мигов». Днем 22-го сели в Кандалакше, дозаправились, и в ночь на 23 сентября уже были в Москве. Сдали клиентов конвою – Пономаренко лично нас встречал! – и отправились переписывать отчеты. После чего наконец свободны – ребятам в служебную гостиницу, ну а мне, как «москвичу», дозволено домой, даже машину предоставили – поскольку метро не работало уже.